Страница 55 из 85
— Да, они говорили, что Ремо Гвалта — опасный государственный преступник, они все спрашивали меня, что землянин знает о Гвалте, но я ничего не знаю об этом, честное слово.
Фарбер не понимал, чему радуются эти люди, он не понимал, зачем его поместили сюда. Он не хотел иметь с ними ничего общего; пусть они кричат и радуются, пусть плачут и ругаются — это его не касается. Это не могло его касаться. За несколько дней Фарбер потерял все: семью, ферму, нормальное жилье, он потерял свободу, свободу ходить, куда ему хочется, свободу делать то что он считает нужным. Они настоящие дикари, думал Фарбер, иначе их бы не поместили сюда, в душное высокнаучное подземелье. Боже! Санаторий ли это? За что его избили и бросили сюда? Из всего мрачного окружения единственным реальным и неоспоримым был гигантский ускоритель, модифицированный таким страшным образом.
— Не падайте духом, Карлик, — поддержал Корень. — Не сегодня — завтра все образуется и нас освободят; им придется это сделать. Иначе и не может быть.
До семи часов вечера оставалось десять минут, когда из отеля вышли двое — мужчина и женщина. Он — пришелец из других, неведомых ей миров; она — жительница здешнего мира, называемого странным и неуместным для планеты именем — Санаторий. Внешне они совершенно не соответствовали друг другу. Отдыхающие, проходящие мимо, оглядывались на них: женщины и люди в униформе оглядывались на него, мужчины засматривались на нее. На нем был легкомысленный свитер, свидетельствующий о полном невежестве его обладателя в вопросах современной моды. Его хромота создавала впечатление этакого романтического героя с налетом большой университетской науки. Она — полная его противоположность: шикарное платье с глубоким вырезом находилось в вопиющем противоречии с одеждой ее спутника. На какие шиши, спрашивается, хмыкнул про себя Варгин и спросил:
— Нам непременно нужно идти в театр?
— Конечно, вам обязательно нужно побывать там.
— Кэтрин, перестань говорить мне вы — это смешно.
— Если смешно — смейтесь. У вас хорошо получается.
— Жаркомба скрипучая. Поверь, я очень хочу побыть с тобой, но идти в театр… Понимаешь, я сегодня такой театр видел, мне теперь на долго хватит.
— Я понимаю, Изолятор ужасен.
— И это еще не все. Во вторник рейс на Землю, — добавил, опустив глаза Варгин.
— Вы улетаете? — спросила она и видя, что Варгин не решается ей ответить, помогла ему: — Боитесь меня расстроить? Не бойтесь, я же знаю, что вам нужно будет улететь, говорите же.
— Это последний рейс. Осталось два дня. — Он посмотрел на часы и уточнил: — два дня и пять минут.
— Два дня, — задумчиво повторила Кэтрин.
Она нагнулась и подняла с асфальта оранжевый лист.
— А как вы познакомились с Эфже? — спросил Варгин.
Словно была не одна, а две Кэтрин: одна — деловая и сосредоточенная, другая — наивная и отзывчивая. Эти две Кэтрин совершенно не уживались друг с другом. Когда что-либо угрожало непререкаемому божеству — нетривиальному прогрессу, появлялась сухая и холодная гимназическая дама.
— Это деловое знакомство, — плакатным тоном ответила Кэтрин.
— Кто бы сомневался, — Варгин не отступал. — Но, все же, согласись, парадоксально: простая школьная учительница и, можно сказать, — он принялся подбирать подходящее слово, — этакий столп нации, — выкрутился Варгин.
— Удивительная история. Однажды, четыре года назад, меня пригласили на заседание комиссии УНП по реорганизации системы обучения. Я сама не понимаю, почему именно меня. Ведь я тогда понятия не имела, что такое УНП, вообще, был отвратительный период. Мама умерла от ужасной болезни, начавшейся еще в молодости, когда она работала на резиновой фабрике. Брат куда-то исчез. Он даже не был на похоронах, — Кэтрин удивилась своим словам. — Странно, почему его не было на похоронах? Каким бы он ни был, он должен был прийти, правда?
— Конечно. Но, может быть, он не знал?
— Нет, тут что-то не так, — Кэтрин стала совсем серьезной, — здесь определенно что-то не так. Ведь Ремо приходил за несколько недель до того, как мама… — она на мгновение прервалась. — Да, именно тогда он и принес свои бумаги. Кстати, что же в них было?
Варгин, словно провинившийся школьник, потупил взор.
— Ну, говорите же, — настаивала Кэтрин. — А то в угол поставлю, троечник.
Варгин молчал.
— Та-а-ак, не выучил урок.
— Я учил, — промямлил землянин.
Они рассмеялись.
— Нет, серьезно, вы что, потеряли пакет?
— Да-да, потерял, — подхватил Варгин.
— Хватит врать. Вы — несчастный, бессовестный лгун. Споткнулся он о ступеньку — еле ходит, калека. Говорите же все, как было, или я ухожу. — Таков был ее ультиматум.
— Понимаешь, тогда ночью, когда я возвращался пешком, на меня наехал автомобиль, небольшой такой, серый или черный…
— Ночью все автомобили серые или черные, — перебила его Кэтрин.
— Да, черный, серия САМ, номер 16-03. Двое впереди, один в кепочке с пистолетом — сзади. У водителя родимое пятно на правой щеке, вот здесь размером с вишню.
Кэтрин с восхищением обнаружила в его глазах бесовский огонек.
— И вы все это успели увидеть?
— Я пошутил, — разочаровал Варгин. — В общем, переехала она меня. Через три дня я вернулся на то место. Естественно, ничего не осталось, одни сухие листья.
— Значит, все действительно так плохо, — сказала Кэтрин.
— Что плохо?
— Сначала кто-то рылся у меня дома, а потом они напали на вас. Бедный Варгин…
Они подошли к большому зданию с колоннами. Здание напоминало ларец. Вверху на фасаде было написано: «Главный Театр Санаториума».
— Без пяти семь, — сказала Кэтрин. — Может быть, не пойдем?
— А что, хорошая идея, — поддержал Варгин. — Давай не пойдем. Как это я сам не догадался предложить?
Кэтрин погрозила ему пальцем. В этот момент к ним подошел отдыхающий с воспаленными глазами и спросил:
— Лишнего нету?
— Нету, — ответил Варгин.
Когда огорченный отдыхающий отошел, Варгин спросил:
— Какой это такой — лишний?
Она рассмеялась.
— Билет лишний, билет в театр.
— Что, так много желающих?
— Да, конечно, у нас очень высокий уровень культуры.
— Ну, так пусть идет в другой театр.
— А в другом то же самое, — возразила Кэтрин.
— Так сколько же у вас театров? — спросил ничего не понимающий землянин.
— Больше десяти, — гордо сказала Кэтрин.
— Больше десяти? — удивленно переспросил Варгин. — У-у-у…
— Что, много?
— Много, — соврал Варгин и добавил: — Кстати, а как ты собиралась меня вести в театр?
— У меня с этим проблем нет, — ответила она.
— Это почему же?
— Мне, как правило, приносят билеты.
— Неплохо. Но вернемся к нашим баранам, — предложил Варгин. — Больше у тебя дома никто не роется?
— Кажется, нет. Ко мне вообще теперь никто не ходит и не звонит.
— Странно, — не заметив намека, сказал Варгин.
— Почему странно? Вы как будто даже расстроились, узнав, что мне ничего не угрожает. Боже, до чего я докатилась! Сама пришла к нему в отель, выгуливаю его тут, в театр чуть не сводила, а у меня, может быть, тетрадки непроверенные. Быстро давайте выкладывайте, что такое «странно», и вообще, что обо всем этом говорит Глоб? Вы ведь говорили с ним.
— Да, мы говорили с ним о твоем брате. Он утверждает, что твой брат был распоследним на Санатории бандитом и врагом всех отдыхающих, которые встали на путь нетривиального прогресса. В общем, у него все гладко получается. Брат твой хранил много такого, что не должно было попасть в руки властей. Наверно, бандиты и рылись у тебя. Потом и со мной невежливо обошлись.
— Чепуха!
— Так говорит министр.
— Министр? — Кэтрин заколебалась. — Все равно тут что-то не то.
Ого, подумал Варгин, да это бунт на корабле. В этом тихом болоте послушания настоящие черти водятся.