Страница 1 из 28
A
Таких кинжалов было сделано всего 18, в соответствии с порядковыми номерами букв A и H, инициалов Гитлера – Adolf Hitler.
Эти кинжалы напоминают ритуальные тибетские ножи Пхурбу, но только четырёхгранные пирамидальные, гарда в виде пентаграммы, на одной стороне которой выбит год 1939, а на другой стороне немецкий орёл.
Тайна чёрного кинжала. Книга вторая
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Часть 2
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Книга 2
Nota bene
Тайна чёрного кинжала. Книга вторая
Глава 1
Пролог
Берлин, лето 1987 год
Дневник Г. Харрера.
Генрих Харрер положил раскрытую тяжёлую кожаную тетрадь на стол, задумчиво прошёлся по своему кабинету и остановился возле камина, затем протянул свои озябшие ладони к огню и снова бросил взгляд на слегка пожелтевшие страницы тетради. Сегодня у него был не простой день.
Рано утром Генрих прилетел из Москвы, куда его направила судьба, в поисках утерянного Ключа. Ещё двумя днями раньше он словно выпил эликсир молодости, так на него подействовало известие, что нужная ему вещь обнаружилась у ветерана русской разведки. Об этом сообщил агент Филин, под таким прозвищем фигурировал сотрудник советского КГБ Кириллов, ещё лейтенантом попавшийся на крючок и завербованный английской разведкой МИ-6. Харрер познакомился с ним в один из приездов Кириллова в Германию в начале восьмидесятых годов через их общего куратора. Уже в то время Советский Союз трещал по швам, и его распад был только делом времени. С приходом к власти генерального секретаря КПСС Горбачёва весь мир затаил дыхание, слушая новые слова: «гласность», «перестройка», «новое мЫшление», «прОцесс». Великая страна, словно подтверждая слова Бонапарта Наполеона, сказанные в девятнадцатом веке о России: «Колосс на глиняных ногах», начала захлёбываться в дерьме либеральной демагогии.
Поэтому, подобно гиенам, из всех нор начали выползать твари, готовые продать свою Родину за глоток кока-колы или за жвачку. Генрих свою Германию любил, но не сегодняшнюю, разорванную на части между Америкой и Советами, а Фатерланд Третьего Рейха. С брезгливостью он относился ко всем предателям, считая себя истинным патриотом, но если для дела было необходимо, он отбрасывал в сторону свою щепетильность и готов был общаться хоть с самим дьяволом.
К сожалению, судьба нанесла ему очередной удар, он не успел буквально на несколько часов. Старый осёл, у которого, как выяснилось, Ключ пролежал больше сорока лет, подарил его молодому русскому лейтенанту, выпускнику престижного военного вуза, который улетел на войну в Афганистан!
— Oh mein Gott! — в очередной раз Харрер заскрипел зубами. — Боже, за что ты меня наказываешь???
Капустин не захотел говорить им фамилию лейтенанта, но агенту Филину удалось быстро узнать, расспросив всех соседей полковника, и кто-то из них вспомнил, как видел, когда этот юнец первый раз пришёл к ним в дом и на пороге ветерана советской разведки назвал свою фамилию «Соколов».
Узнав фамилию, Филину хватило двух часов, чтобы получить списки всех выпускников московских военных заведений и найти среди них нужную.
Их цель улетела в Ташкент. В тот же день за ним полетел Кириллов. По телефону он сообщил, что в ближайшие часы решит проблему, но больше на связь не вышел.
По своим каналам Генриху удалось узнать, что младший лейтенант Соколов из военного аэропорта Тузель вылетел в Кабул. Ему предписали служить в элите советских войск, в войсковом спецназе, о подготовке которых Харрер слышал много разных поразительных слухов.
Теперь настало время проверить их достоверность. Он готовился лететь в Пакистан, а оттуда с помощью афганской оппозиции, вождей которой он хорошо знал лично, перебраться в Афганистан и найти Соколова.
Генриху Харреру вдруг захотелось напомнить себе, почему у него появился интерес к загадкам нашего мира в части, касающейся уже исчезнувших цивилизаций, и как он прикоснулся к тайнам эзотерических обществ. Вспомнить свои первые впечатления от тайн, которые открылись ему при вступлении в общество Аненербе и знакомстве с теми, кто уже тогда знал о Шамбале и Великих посвящённых (знающих).
Взяв в руки свой дневник, он сел в кресло и стал читать.
"11 ноября 1952 года. Я пишу эти строки в первую очередь для себя. Конечно, каждому первооткрывателю и учёному хочется, чтобы его открытия, его знания, его усилия не пропали зря. Мне часто говорили о моём большом самолюбии. Только что ещё, как не самолюбие, толкает порой человека на безумные поступки???
Проклятые англичане! Они забрали все мои записи, весь труд моей жизни оказался в их руках. Даже известие о том, что Третий Рейх пал, а Фюрер мёртв, не произвело на меня такого сильного впечатления. Думаю, внутренне я давно был к этому готов. Я всегда знал, что нам нельзя идти на Восток, нельзя будить русского медведя… А, вот конфискация всего моего архива этими английскими мерзавцами вынула из меня душу.
Я пишу эти строки для того, чтобы потом, перечитывая написанное, верить, что всё произошедшее со мной за последние десять лет не является плодом моей фантазии, а все события и встречи были реальными отображениями нашей действительности.
Итак, начнём.
Я был совсем ребёнком, когда мой отец привёл меня в Венский музей истории искусств. Это был 1920 год, стояла весна, по улицам ходили беззаботные, улыбающиеся солнцу и друг другу люди. Уже прошло полтора года, как закончилась Первая мировая война, а в октябре 1919 года была провозглашена Первая Австрийская Республика.
Отец подвёл меня к музейной витрине и сделав жест рукой, обратил моё внимание на экспонат, лежащий под стеклом.
— Смотри, Генрих, внимательно смотри. Перед тобой наконечник копья, которым был пронзён распятый Иисус. Его называют Копьём Судьбы. Все, кто когда-либо владели им, достигли необычайных высот власти.… Может, когда-нибудь и тебе доведётся держать его в руках, — отец с улыбкой посмотрел на меня, а я был не в силах оторвать своего взгляда от артефакта, оборвавшего страдания сына Божьего. Затем мы долго ходили по залам музея, но ни один экспонат больше не произвёл на меня такого впечатления, как Копьё Судьбы.
По дороге домой отец рассказывал мне о жизни и учении Иисуса, о Понтии Пилате, о солдате Римской армии Гай Кассии (Лонгиния), не выдержавшем вида мучений Христа и вонзившем в него своё копьё, которое, обагрившись кровью, впитало в себя необъяснимую энергию, дающую своему владельцу власть над миром.
Именно тогда я понял, что моё призвание — поиск и изучение таких артефактов.
В двадцать лет я закончил Грацский университет. Я изучал теологию, философию, психологию. Мой пытливый ум стремился заполнить вакуум мозга по максимуму, но всегда самой любимой наукой для меня оставалась История. Настоящая, подлинная История нашего мира. По крупицам, по крохам я накапливал свои знания, выискивая правду о прошлом в скопище лживых писаний, извращённых в угоду власть имущих. Я ходил на различные семинары, конференции, где споры и диспуты о истинной Истории перерастали в жестокие баталии. Именно там я и привлёк внимание основателя Аненербе Германа Вирта.
Он подошёл ко мне после бурных дебатов о Чаше Грааля и предложил мне посетить его дом для продолжения разговора. Так мы и познакомились.
Герман был необычный человек, очень харизматичный, член НСДАП (Национал-социалистской немецкой рабочей партии) еще с 1925 года. Как раз в это время на Альбрехтштрассе был подписан протокол о создании Общества изучения древненемецкой истории, идеологии и наследия немецких предков', с 1937 года просто «Наследие предков», Ahnenerbe. Его президентом стал Вирт, главным спонсором — Рихард Дарре, а куратором — Генрих Гиммлер.'