Огненный суд

– Хорошо, сэр.

Тут подоспел официант с новым заказом. Через час я был слишком пьян, чтобы узнать хоть какую-нибудь правду.

Глава 5

На следующий день после похорон я проснулся с головной болью, раскалывающей мой череп пополам.

Во рту был вкус, как в первые несколько недель после Великого пожара, когда все превратилось в пепел – от воздуха, которым мы дышали, до воды, которую мы пили. Каждый вдох и каждый глоток служили напоминанием о том, что случилось. Каждый шаг поднимал серое облако, которое припудривало одежду и волосы. Разрушение города и смерть старика имели одинаковый вкус: прах к праху.

Было рано. Я закутался в халат и спустился на кухню нетвердой походкой, будто сам был стариком: точно так ходил мой отец, когда после сна у него деревенели ноги. «Должно быть, у смерти есть чувство юмора», – подумал я.

Кухня находилась в задней части дома, унылая, слабо освещаемая окном с частым свинцовым переплетом, выходящим на погост. Маргарет уже была там. Разожгла очаг и готовила обед. Она бросила на меня взгляд, указала на скамью у стола и пошла в кладовку.

На кухне пахло дымом и несвежим мясом. Я только что пришел, а мне уже хотелось уйти, но не было сил. Маргарет вернулась с кувшином легкого пива и кружкой. Молча налила утренний напиток в кружку и протянула мне.

После первого глотка меня замутило. Я поборол тошноту и сделал еще глоток. Проглотил и осторожно отважился на третий.

– Я добавила капустного сока, – сказала Маргарет. – Верное средство.

Меня снова замутило. Она вернулась к очагу и принялась помешивать в котелке – еще один источник запаха. Я видел, как крыса прошмыгнула вдоль стены из кладовки и нырнула в щель под дверью, выходившей во двор. Хотел бросить чем-нибудь в нее, но не было сил.

Неспешно я выпил все из кружки и подождал, что будет. Ничего плохого я не почувствовал. По крайней мере, во рту стало не так сухо.

Маргарет снова наполнила кружку, не спрашивая. Сэм был склонен злоупотреблять выпивкой, и она знала, что делать.

Я закрыл глаза. Когда я их открыл, Маргарет склонилась надо мной. Это была невысокая, крепкая женщина с черными волосами, темными глазами и румяная. Когда ей было жарко или когда она сердилась, казалось, что она взорвется. Она как раз так выглядела, но я не знал, по какой причине. Мои воспоминания о том, что было вчера вечером, были расплывчатыми. Понятно, что я был сильно пьян. Вероятно, это означало, что Сэм был пьян тоже.

– Хозяин, – сказала она. – Можно с вами поговорить?

– Позже, – сказал я.

Она не приняла сказанное в расчет.

– Одежда вашего отца, сэр. Я…

– Раздай бедным, – прохрипел я. – Продай. Мне совершенно наплевать, что ты с ней сделаешь.

– Я не об этом, сэр. Я вчера чистила его камзол. Тот, что он носил. – (Я потянулся за кружкой, морщась и не глядя на нее.) – Хороший камзол, – сказала она. – Ему сноса нет.

– Ну и избавься от него как-нибудь. И не докучай мне с этим, женщина.

– Я чистила карманы.

Что-то в ее голосе заставило меня поднять глаза.

– И что?

Вместо ответа она подошла к полкам на стене напротив очага и достала маленькую коробочку без крышки. Она поставила коробочку на стол.

Внутри лежал потрепанный отцовский кошелек и какой-то обрывок бумаги. В кошельке было два пенни – мы никогда не давали ему больше, так как он либо терял деньги, либо их у него крали, если он не успевал их раздать. Еще там были четыре литеры шрифта – все, что осталось от его печатного пресса на Патерностер-роу. Также там лежал его складной нож с деревянной рукояткой, потертой и в пятнах от постоянного использования. На самом дне обнаружился скомканный листок бумаги, испачканный ржавчиной.

Конечно же, не ржавчиной. Засохшей кровью. Такая же засохшая кровь, как на манжете его сорочки.

В памяти всплыл вчерашний разговор с Сэмом. Подметальщик перекрестков. Клиффордс-инн. «Там, где законники. Эти твари дьявола». И еще припомнилось, как отец нес чепуху о моей матери и о женщине на кушетке, о том, как он закрыл ей глаза.

Я взял бумагу и расправил ее. Это был обрывок большого листа. На обрывке я прочитал: «Твизден, Уиндам, Рейнсфорд, Д. Я.».

Маргарет наполнила мою кружку.

– Его не было на прошлой неделе, хозяин.

– Уверена?

Она презрительно отмахнулась от вопроса, как он того и заслуживал.

Мой мозг по-прежнему боролся со вчерашними возлияниями. Я сощурился и попытался сосредоточиться на написанном. Сначала идут три имени. Затем два инициала. Д. Я. – такое известное имя, что достаточно инициалов?

– Принеси мне булочку и масла.

Она вышла. Я сидел и смотрел в пустоту. Клиффордс-инн. Обрывок бумаги, испачканный кровью. Имена. Меня привело в замешательство, что отцовский бред содержал какой-то смысл. Он и вправду набрел на юристов. Но бумагу он мог подобрать где угодно.

Дверь, ведущая во двор, открылась и закрылась. Послышались шаги в проходе к судомойне и стук костыля по мощенному плиткой полу.

На пороге кухни появился Сэм. Он кивнул в сторону судомойни и задней двери:

– Барти во дворе.

Я уставился на него.

– Он ничего у меня не получит. Рано еще, – едко заметила Маргарет. – Скажи ему, пусть после обеда приходит.

– Придержи язык, женщина. – Сэм повернулся ко мне. – Хозяин, это Барти. Подметальщик, который видел вашего отца. Вы велели его отыскать. Помните? В «Дьяволе»?

Внезапно я протрезвел, или мне так показалось.

– Веди его сюда.

– Лучше бы вам выйти, хозяин. – Маргарет наморщила нос. – Если соблаговолите. От него воняет.

– Дай ему какой-нибудь еды, – сказал я. – Вынеси.

– И вот что еще, сэр, – сказал Сэм. – Барти говорит, что видел вашего отца еще раз.

– О чем ты, черт возьми?

Голос Сэма звучал незлобиво:

– В пятницу утром. Как и в четверг.

Повисла тишина. Я разинул рот. Маргарет застыла, как статуя, со сковородкой в руке, когда нагибалась, чтобы поставить ее на огонь.

Я сглотнул. И медленно выговорил:

– Ты имеешь в виду прошлую пятницу? В день, когда мой отец умер?

Сэм кивнул.

– Он видел, что случилось?

– Он только вам скажет. От меня ему никакой пользы. Вы при кошельке.

Маргарет тихо простонала и поставила сковороду на огонь.

– Почему он раньше ничего нам не сказал?

– Его посадили за решетку за долги в тот самый день. Только вчера вечером его матушка собрала денег, чтобы вызволить его из тюрьмы.

Сэм направился по коридору во двор. Я последовал за ним. Через его плечо я увидел подметальщика, который сидел на краю колоды, в которую собирали дождевую воду. Он был закутан в грязный плащ, шляпа надвинута на уши. Скрюченный человек с землистым лицом.

Завидев нас, он вскочил на ноги и неуклюже поклонился. Потом снова закутался в плащ, будто хотел сделаться как можно более незаметным.

– Сэм говорит, ты видел моего отца в день, когда он умер, – сказал я. – И за день до того, как привел его сюда.

Барти закивал так неистово, что с головы слетела шляпа, обнажив плешь с коростой и редкие жирные волосы, ниспадающие до плеч. Он облизнул губы.

– Вы не потащите меня в суд, господин? Пожалуйста, сэр.

– Тогда скажи правду.

– Я ничего плохого не сделал. – Он переводил взгляд с меня на Сэма. У него были глаза собаки, которая боится, что ее побьют.

– Скажи мне, – потребовал я. – Беднее от этого не станешь.

– Все было как в четверг, господин. Он опять вышел из Клиффордс-инн на Флит-стрит. Он очень спешил и наткнулся на лоток с книгами. И продавец обругал его.

Сэм толкнул Барти локтем:

– Расскажи его милости остальное.

Барти поморщился:

– Он оглядывался. Будто кто-то его преследовал.

– Что? – выпалил я. – Кто?

– Этого я не видел, сэр. Ехала телега со стороны собора Святого Павла и карета навстречу из-под ворот. Я подумал: «Надо помочь старику, как я уже делал однажды».

– Надеемся, тебе это окупится, – сказал Сэм. – Все это можно опустить. Продолжай.