Страница 2 из 14
– Ладно, разберусь, не маленькая, – стараюсь, чтобы голос звучал спокойно. – Навигатор мне в помощь.
– Позвони, как доберешься, – слышу напоследок. – Я волнуюсь.
Не понимаю, чему тут волноваться. Я давно не ребенок, два года как совершеннолетняя, да и город не криминальный. Но по голосу слышу: мама реально волнуется. Поэтому не спорю:
– Всенепременно.
Оглядываюсь, потом долго смотрю на небо: высокое, ярко-голубое, без единого облачка. Решаюсь, снимаю пальто – свежо, но не холодно. Не замерзну. Стягиваю с запястья резинку и собираю волосы в хвост. Нахожу адрес дедули и строю в навигаторе маршрут – меньше километра, и впрямь недалеко. Сую в уши наушники-капли, включаю “Мою волну”. Алиса будто чувствует, что мне нужна поддержка – под бодрую “Maybe I believe” Volbeat кое-как поднимаюсь на холм – старый асфальт разбит. Но на мосту все меняется, идти становится легко. Колеса сумки мягко скользят по новому асфальту. Солнце не жарит, наоборот, греет макушку и поднимает настроение. Если не психовать и драматизировать, оказывается, Севастополь уютный и удивительно зеленый город. Насколько вижу, деревья тянутся по обеим сторонам улицы. Одно слово – юг. А ведь совсем рядом плещется и серебрится на солнце море, я любовалась им почти до самой остановки поезда, и мне даже кажется, я чувствую в воздухе его легкий соленый запах.
К автовокзалу подхожу под Sunrise avenue. Настроение медленно улучшается, шаг сам подстраивается под четкий ритм задорной “I help you hate me”. Пока стою на светофоре, осматриваюсь. Здание автовокзала симпатичное, но почти крошечное, прячется за высокими тополями – не удивительно, что не смогла разглядеть его от ЖД-вокзала.
Перехожу дорогу, огибаю небольшой рынок и оказываюсь на улице Ревякина. Если верить навигатору, я почти пришла. Здесь зелено так, что жилых домов не видно. А еще тихо и пустынно. Зато над ближайшим забором висит грузовик. Неожиданная инсталляция. Даже останавливаюсь на пару секунд, чтобы сфоткать. И эта заминка сбивает.
В груди становится тревожно – волнуюсь перед встречей с дедулей. Никогда его не видела вживую. Я люблю дедулю, правда, и всегда мечтала о встрече. Но маме нельзя в Севастополь, а дедуля живет один и почему-то не может оставить дом ни на день. Такая вот мы чудная семейка. Нет, мы не чужие и связь не потеряли, постоянно общаемся по Телеграму или Вотсапу, но это совсем не то, что живьем. К тому же я понятия не имею, как на дедулю повлияла болезнь. Мама наверняка сгустила краски, чтобы убедить меня бросить все и приехать. Но если она не лукавила и дела, действительно, очень плохи? Что меня ждет? Как я это вывезу одна? Вздыхаю и бреду дальше. Отвлекаю сама себя, подмечая аптеку и супермаркет, продуктовые магазинчики, разглядывая саму улицу: невзрачную, местами потрепанную и облезлую, будто застрявшую в прошлом. Но чем-то она меня цепляет, даже возникает чувство, что жизнь моя сейчас делает правильный поворот. Странный, не очень привлекательный, но очень правильный. Даже кажется, что-то манит вперед, будто я знаю, куда идти.
“Моя волна” улавливает смену настроения, и к нужному дому подхожу под лиричную “Tuesday” Five For Fighting. Останавливаюсь перед лестницей из двух коротких пролетов, гляжу на небольшую возвышенность. Там, за невысокой оградкой, утопает в зелени одноэтажный домик под скатной шиферной крышей. На мгновение испытываю разочарование, до того он простой и невзрачный. Обветшалым не выглядит, но краска местами смылась, штукатурка кое-где треснула, окна наполовину скрывают высокие кусты с крупными фиолетовыми цветами – гибискусы. Зато справа за надежным забором виднеется настоящий особняк внезапно лавандового цвета: высокие окна, округлый кованый балкон на втором этаже, черепичная крыша, есть даже башенка и флюгер в виде двух котов: один черный, второй – золотой. С надеждой проверяю, не ошиблась ли адресом – увы, все верно, мне в неказистую хибарку. Вздыхаю. Песня заканчивается, я убираю телефон и наушники и тяну сумку по лестнице, что ведет к ограде. Ступенек не так много, но к концу подъема успеваю взмокнуть.
Дверь в дом распахивается, едва я миную садовую калитку.
– Все, все, Юленька, она тут, не кипишуй, – говорит дедуля, глядя на экран смартфона.
Понятно, мама не утерпела, позвонила по Телеграму, чтобы через дедулю все контролировать.
– Я тут, мам, не переживай уже! Вечером позвоню! – успеваю выкрикнуть я, прежде чем дедуля жмет “Отбой”.
– Яночка… – он широко улыбается мне.
Несколько секунд молча глядим друг на друга. Он почти такой же как на видео, разве что волосы в беспорядке, да щеки бледнее, чем обычно. Дедуля протягивает руки, я сбрасываю со спины рюкзак и бросаюсь в его объятья. Не знаю, кто из нас стискивает другого крепче. У меня точно ребра хрустят. Я ждала, дедуля будет слабым, что от него будет пахнуть лекарствами, больницей или чем-то подобным, но ощущаю лишь приятный аромат то ли одеколона, то ли шампуня. Чувствую, как подкатывают слезы, и утыкаюсь носом в его плечо. Эмоции странные: рыдание рвется, но мне очень хорошо, будто тяжесть с души убрали. Испытываю необоснованное облегчение, граничащее с абсолютным счастьем. Отпускать дедулю не хочется, вдруг это чувство пропадет, поэтому обнимаю его еще крепче, но дедуля отстраняется, чтобы рассмотреть меня. Я не выпускаю его руки и разглядываю его. Дедуля крепкий, жилистый, на ногах стоит твердо, даже не подумаешь, что тяжело болен. И одет модно: серая майка, джинсы, синяя флисовая рубашка в клетку. Седая борода и волосы аккуратно подстрижены. Лицо в морщинах, глаза зеленые с крапинками, точно как у мамы, и в них тоже поблескивают слезинки. Зато нос точь-в-точь как мой.
– Дедуля, ты такой красивый! – улыбаюсь и всхлипываю одновременно.
– Ну-ну, это ты у меня красавица, – он щурится в ответ, легко проводит пальцем по едва заметному шраму на лбу, гладит меня по волосам, бережно стягивает резинку и отступает на шаг, чтобы разложить мои белокурые локоны по груди и плечам. От его взгляда внутри тепло и опять хочется плакать. – Копия мать.
– Ага, только фирменные зеленые глаза зажали, а взамен подсунули серые и нелепый лягушачий рот, – отшучиваюсь я. – Так себе компенсация.
Дедуля на мгновение мрачнеет, проводит пальцем по моему носу.
– Главная фамильная ценность на месте, а остальное – мелочи жизни.
Хмыкаю в ответ. А дедуля спохватывается, что так и стоим в саду. Тянет меня в дом, пытается подхватить сумку или хотя бы рюкзак. Не даю. Вместо этого всучиваю ему пальто и затаскиваю вещи внутрь.
В доме тепло, свет золотистый, уютный. И опять ничего не напоминает о болезни. Прибрано, разве что на диване смятые подушка и плед. Лекарств не видно. Вкусно пахнет яблоками и сдобой – дедуля готовился к моему приезду. Иду на запах, быстро нахожу кухню: там на столе миска с виноградом и большая корзина с булочками и пирожками. Смотрю на дедулю с укоризной:
– Ну зачем, тебе же лежать надо…
Дедуля будто не понимает упрек:
– А на полках есть вишневая…
– Пастила!
Знает, как меня отвлечь! Бросаюсь к шкафчикам, но замираю, понимая, что не ориентируюсь на этой кухне. Оборачиваюсь, надеясь на подсказку. Дедуля улыбается, вокруг глаз собираются многочисленные морщинки.
– Верхний шкафчик справа от окна открывай.
От восторга дух сводит – весь шкафчик заставлен банками с пастилой, обе полки. Взгляд скользит по самодельным этикеткам: тут не только моя любимая вишневая, есть яблочная, клубничная, сливовая, ежевичная, кизиловая, даже из шелковицы. Такую я никогда не пробовала. За ней и тянусь. Вытаскиваю свернутую рулетиком полоску пастилы и отправляю в рот. Сладкая, она пахнет летом и буквально тает на языке – до чего же вкусно!
– В этом году много шелковицы уродилось, решил попробовать.
Пастила – дедулин конек. На каждый праздник я получала от него посылку с подарками, среди которых обязательно были пакетики с этой самодельной пастилой. Ничего вкуснее я не ела. Мама говорит, дедуля вообще мастер готовить, особенно сладости. Не удивительно, если всю жизнь ты проработал в кондитерском отделе Севастопольского хлебокомбината. Я пыталась делать такую пастилу по его объяснениям – не то, совсем не то. А у дедули выходит так, что пальчики оближешь и язык проглотишь. А за домашними тортами и пасхальными куличами к нему по сей день очередь выстраивается.