Огромный. Злой. Зелёный

«Живых» Дит убрал обратно в сумку, а вот «мертвых» взял в руки.

– У меня те же вышли, – кивнул он, просмотрев бумаги. – Только насчет Соболева сомневался…

– Ладно бы насчет Белозубова, гоблины в принципе долго не живут, – по девичьи задорно прыснула старушка. – Диточка, ты ж покойничков лучше меня видишь. Я-то уж слепа на один глаз стала.

Старушка двинулась вперед так, чтобы видеть меня, и подозрительно прищурилась:

– Защиту поставишь? – невинно осведомился орк, а я невольно задумалась.

Если баба Рая родная бабушка Дита, то она, получается, тоже орк? И как же она тогда выглядит в боевой форме?

«Для себя носки и вяжет, – пришла шальная мысль. – Хотя, если ей двести, может быть, она и не родная бабушка? Или просто Дит старше, чем мне кажется?»

– Поставлю. Не умирать же им, пока деньги платят, – вздохнула старушка. – Но ты и сам не хуже умеешь. Души держать. Хотя с твоим даром тебе и держать их не надо. Только цыкнул, те и сидят смирно.

До меня не сразу дошло, о чем они говорят, пришлось трижды прокрутить в голове сказанное старушкой, прежде чем я осознала:

– Вы не даете клиентам умереть, пока их охраняет ваше агентство?

– Ну за этим обычно и нанимают охрану, разве нет? – орк пожал плечами. – Чтобы спасали от угроз и не давали погибнуть.

– Но… не так же. – Мне было сложно сформулировать словами весь тот трепет, что вызвали мысли о магии, о которой так мимоходом рассуждали эти двое.

– Ханжа, что ли? – неодобрительно покачала головой старушка. – Впрочем, что еще можно от дочки Орловой ждать. Деточка, запомни, от смерти и налогов еще никто не уходил. Мы тут запрещенкой не балуемся, к Арбитрам можешь попусту не прыгать на нас жалобы писать.

– Я… я и не думала, что вы, – ужаснулась я. Понимание, что я могла случайно обидеть бабу Раю, испугало куда больше магии душ, о которой они тут говорили. – Простите, пожалуйста, я не имела в виду ничего такого. Просто никогда не слышала ни о чем подобном.

– Еще б она слышала. Секрет фирмы. – Старушка скрестила руки на груди, вздернув вверх подбородок. Ее глаза при этом показались молодыми, чужеродными на этом старческом теле. В них было куда больше силы, чем могло быть в маленькой хрупкой старушке. – Диточка. Давай прямо. Зачем ты пришел? Не девицу же показать, в самом деле. И не клиентов обсудить. Ты с фирмой лучше отца справляешься, да и что уж душой кривить, лучше меня. Я и на этом свете-то только благодаря тебе еще. Чего не одобряю, сам знаешь.

– Баб Рая, ну чего ты… – начал было Дит, но старушка его перебила.

– Не спорь. Я же чувствую, что это ты мою душу здесь держишь. Даже когда ты за тысячи километров, чувствую. Я давно так уже не умею. Кошку свою, Мурыську, и ту в прошлую годину упустила. А ведь с сороковых годов вместе были, блокаду прошли, она мне мышей из подвалов ловила… – Старушка, расчувствовавшись, смахнула несуществующую слезу со щеки. – Выкладывай давай, что у тебя.

Дитрих в ответ забарабанил пальцами по журнальному столику и после короткой паузы наконец выдал:

— О тебе я и хотел поговорить. Ты договор на продление охраны не подписала на этот год. Забыла, наверное. Я привез дубликат.

— Забыла? — бабушка усмехнулась. — Я тебе тут рассказываю, что даже с кошкой простилась своей любимой. Неужели не понимаешь? Устала я, пора мне уйти. Внуки мои при делах все, за вас переживать не буду. Всё, отпусти меня. Я же не вампир, чтобы три столетия небо коптить.

Дитрих её попросту проигнорировал. Он достал толстенную папку черного цвета, протянул её старушке, но та лишь покачала головой.

— Кажется, не девчонка у тебя хворенькая, а ты сам. Совсем меня не слышишь. Диточка, посмотри на мою квартиру. Ты не видишь разве, она разваливается? Я последний десяток лет из неё даже выйти не могу, сил не хватает. Пол прохудился совсем, а недавно окна рассохлись.

— Можно ремонт сделать… — зачем-то влезла я.

— Молодая ты да глупая. Не сделаешь здесь ремонт, потому что квартира — это я сама. Мы с ней связаны. Когда она в пыль осыплется, и мне конец придет.

Мужчина шумно втянул воздух. На его лице читалось недовольство, отрицание, полнейшее нежелание услышать. Целый спектр эмоций. Но я осмотрелась ещё раз и внезапно поняла, о чем говорит старушка.

Каково ей жить как в клетке? Ежедневно видеть свой дом — саму себя — и понимать, что молодость уже не вернется, что всё обращается в прах, разваливается на куски.

Вся эта плесень на стенах, разломанные половицы, сгнившие оконные рамы — часть её души. Дитрих может удерживать душу в мире живых, но моложе она не станет.

— Бабушка, не заставляй меня повторять. — Глаза мужчины блеснули злым пламенем.

— Дит… — я положила ему ладонь на колено. — Послушай. Может быть, твоя бабушка права?..

— Тебе-то откуда знать, кто прав?! Так. Я сейчас вернусь! — рявкнул Дитрих и быстрым шагом вышел из комнаты.

— Взрывной он, весь в отца, — сказала баба Рая и обернулась ко мне: — Врать не стану. С матерью твоей мы никогда не ладили, корыстная она тетка и в корысти своей не видит берегов. Для неё ни людей не существует, ни обязательств, ни договоров. Но ты вроде другая. Ну-ка, скажи как на духу: любишь моего внука?

Её слова заставили вздрогнуть. Я поняла, что физически не смогу солгать человеку, который минуту назад просил о смерти.

— Не люблю, но мне без него не справиться.

— Как и ему — без тебя, — загадочно ответила старушка. — Не обижайся на него. Он не со зла ругается, не привык просто к отказам.

Такое чувство, будто она знала больше, чем мы оба.

Дитрих вернулся с телефоном у уха, злой до невозможности. Казалось, он сейчас же разнесет всю квартиру в щепки.

— Да пошел ты… — ответил кому-то и нажал на кнопку выключения.

— Что, пытался через Златона или Платона меня переубедить? Зря. C твоими братьями уже говорила, — улыбнулась ему баба Рая. — Настала твоя очередь. Кстати, если хочешь моё мнение, то женись на этой своей Таисии. Я добро даю. Всё, на том и закрыли тему. Уходите. А над словами моими ты подумай. Идите, вас уже ждут.

Дитрих выходил из квартиры бабы Раи мрачнее, чем хмур болотный. Да и я чувствовала себя так, будто влезла грязными сапогами в чужую жизнь.

Пока обувались, мой взгляд зацепился за кадку с землей, и, желая сделать хоть что-то для удивительной пожилой женщины, с которой я сейчас познакомилась, потянулась руками к горшку.

По телу пробежала жаркая волна магии, какая бывает, если щедро глотнешь горячий глинтвейн.

— Что ты?.. — Но договорить Дит не успел, потому что росток ожил, потянулся, извиваясь вверх, выпустил листья из почек.

— Гибискус, — констатировала я, улыбаясь выпущенному красному цветку.

— Жаль, цветет только один день. — Дитрих печально улыбнулся, беря меня за руку, чуть сжимая ладонь.

Так делают, когда хотят поддержать. Но сейчас я прекрасно понимала, что поддержка нужна ему.

А вот бабушке, кажется, грустно совсем не было. Оглушающий звон стационарного телефона. Старушка бодро крикнула нам, прежде чем взять трубку:

— Захлопните за собой… Алло!.. Нюрка! А чегой-то ты мне звонишь? Ну-ка бегом за бутылкой и дуй сюда. Как зачем? Ты ж мне проспорила, дурында ты хвостатая. Диточка-то мой со своей Наташкой всё! Расстался, представляешь? А ты всё «женятся, женятся!». Тащи бутылку давай, моего любимого, зеленого…

Дверь квартиры захлопнулась.

— Ну я же говорил, что теперь о нас распоследний подъездный будет знать.

— Подъездный? — не сразу поняла, о чем он, всё еще погруженная в мысли о двухсотлетней бабушке. Что-то крутилось в голове обо всей этой семейной драме, что никак не ложилось в общую картинку. Я только никак не могла ухватить это и понять, что же меня так смущает.