Запретные навсегда

— Саша. — Боль в глазах Макса пронзает меня до глубины души, разрывая на части, когда слезы текут быстрее. Он протягивает руку, чтобы смахнуть их, притягивая меня ближе.

— Я проснулся в той хижине, осознав, что так и не сказал тебе того, что мне больше всего нужно было сказать, что я совершал ошибку за ошибкой, пытаясь защитить тебя. Это было бы самым большим сожалением в моей жизни, если бы…

Он замолкает, и я чувствую, как мое сердце вырывается из груди.

— Что? — Я задыхаюсь, замерев, когда мое сердце скачет в груди. — Что ты пытаешься сказать?

Макс качает головой, и я, вздрогнув, понимаю, что его глаза тоже полны слез, они мерцают карим в тусклом свете салона самолета.

— Я люблю тебя, Саша. Я думаю, что любил тебя каждое мгновение каждого дня с тех пор, как встретил тебя. Я так много люблю в тебе, так много вещей, что мог бы перечислять их с этого момента и до того момента, когда этот самолет приземлится через шесть часов, и мне все еще будет что сказать. Я люблю тебя, и я совершил больше ошибок, чем можно простить любому мужчине, пытаясь любить тебя на расстоянии, думая, что это было правильно, хотя этого не так.

На мгновение мир останавливается. Я боюсь поверить в то, что слышу, боюсь поверить, что все это, в конце концов, не сон. Я слишком хорошо помню, что он сказал мне, когда мы в последний раз летели вместе в самолете в Италию, когда я была единственной, кто признался в своих чувствах.

Ты не можешь любить меня, Саша. Я тебе не подхожу и никогда не подойду.

Я несостоявшийся священник. Несостоявшийся брат. Несостоявшийся человек.

Я нарушил все обеты, кроме одного.

Я буду защищать тебя ценой своей жизни. Это единственное обещание, которое я все еще могу сдержать. Но я не могу снова прикоснуться к тебе, и ты не можешь любить меня. Ты не можешь. В конце концов ты об этом пожалеешь.

— Однажды ты сказал мне, что я пожалею, что полюбила тебя, — тихо шепчу я. — Но из всего в моей жизни, о чем я могла бы найти причину сожалеть, любовь к тебе никогда не была, и не могла быть одной из таких вещей. Неважно, насколько тяжело или болезненно это было иногда, неважно, как сильно мне было больно думать, что я потеряла тебя, я бы никогда не взяла свои слова обратно.

Слезы теперь постоянно стекают по моему лицу, их больше, чем Макс мог бы попытаться вытереть, они собираются в уголках моих губ и стекают по щекам и подбородку, когда я выпаливаю все это, все, что я так долго чувствовала.

— Я пыталась, — шепчу я, моя рука все еще сжимает его. — Я старалась держаться на расстоянии, как ты все время говорил, что нам нужно это делать. Я пыталась не хотеть тебя так сильно, как раньше, смириться с тем фактом, что мы не могли быть вместе. Но…несмотря на все это, я не могла перестать любить тебя. Даже когда ты думал, что тебе нужно жениться на той другой, чтобы обезопасить меня, я все равно любила тебя. Я не думаю, что что-то могло заставить меня остановиться.

Лицо Макса искажается при упоминании Адрианы, вина и боль очевидны на его лице.

— Мне так жаль, — глухо говорит он, беря обе мои руки в свои. — Саша, боже, я даже не знаю, что сказать, чтобы все стало лучше. Когда я узнал правду о том, кто охотился за тобой, кто был твоим отцом, я почувствовал, что схожу с ума, пытаясь все исправить, пытаясь уберечь тебя. Я не знал, что делать. Но это не оправдание. Я должен был найти какой-нибудь другой способ.

Он с трудом сглатывает, качая головой.

— Я знаю, что не могу просить тебя простить меня за то, что я сделал с тобой. Но я потрачу остаток своей жизни на то, чтобы загладить свою вину перед тобой, если понадобится.

Мгновение я смотрю на него, ничего не понимая.

— Макс, я… — я тяжело сглатываю, чувствуя, как мое сердце бешено колотится в груди. — Я же говорила тебе. Я люблю тебя. Как ты сказал, я влюблялась в тебя с тех пор, как мы встретились, думаю, все больше и больше с каждым разом, когда видела тебя или разговаривала с тобой. У Алексея, когда ты пришел, чтобы найти меня… — Я закрываю глаза, чувствуя, как дрожь пробегает по спине при воспоминании об этом. — Ты спас меня. Ты спасал меня снова и снова. Но даже если бы ты этого не делал…

Я чувствую, как мои ногти впиваются в его ладони, а зубы впиваются в нижнюю губу. Я чувствую себя напряженной, в ужасе от того, что будет дальше, от обрыва, с которого я, возможно, вот-вот сброшусь.

— Ты думаешь, что так часто терпел неудачу, — мягко говорю я. — С твоей семьей, с самим собой, со мной. Но ты хороший человек, Макс. Ты был таким с тех пор, как я тебя знаю. Единственные люди, которым ты когда-либо причинял боль, это те, кто причинил боль тем, кто тебе дорог. Я не думаю, что это недостаток. Я не думаю, что в этом есть что-то плохое. Я никогда так не думала, и я придерживаюсь этого.

— Я причинил тебе боль. Пытался разлучить нас, думая, что мне нужно сделать то, чего хотел Кашиани, и жениться на Адриане, чтобы снова занять свое место среди Семей. У меня нет этому оправдания…

— Ты думал, что поступаешь правильно. Тогда ты думал, что это был единственный выбор. Я верю этому, Макс. Если бы я этого не делала, я бы не сидела сейчас здесь с тобой, не говорила тебе, что люблю тебя больше всего на свете… тогда и сейчас.

Макс качает головой, и я чувствую, как сжимается моя грудь, во мне поднимается чувство паники. Я не могу потерять тебя снова, в отчаянии думаю я, цепляясь за его руки. Пожалуйста, не оставляй меня снова.

— Ты понимаешь, что я пытаюсь не дать тебе увидеть во мне? — Он смотрит на меня потемневшими, убитыми горем глазами, но не отпускает моих рук. — Ты знаешь, что я сделал или, по крайней мере, часть этого. Я убивал людей, Саша, и не важно, как сильно я стараюсь, сколькими способами я наказываю себя, я не могу забыть этого, и не могу заставить себя сожалеть об этом. И когда я слышу, как ты говоришь о том, что Эдо похитил тебя, а мой брат хочет заполучить тебя для себя, мне и их хочется убить. Я хочу, чтобы им было больно, и я не могу найти способ примирить это с собой, думать, что я могу чувствовать то же самое и все еще быть достойным тебя…

— Макс, я тоже так думаю. — Я смотрю на него, пытаясь найти способ заставить его понять. — Я хочу, чтобы им было больно за то, что они сделали с тобой, со мной, с нами. Единственный человек, которого я хочу простить, это ты, и я не думаю, что ты сделал что-то, за что тебе нужно, чтобы я простила.

— Даже почти не женившись на ком-то другом?

Несмотря на мучительную боль в груди и учащенное сердцебиение, я не могу удержаться от смеха.

— Может быть, за это, — признаю я. — Но я все еще люблю тебя, и я любила тебя даже тогда, когда ты вышел из библиотеки той ночью. Ничего не изменилось в том, что я чувствую, Макс. Если есть что прощать, то я прощаю тебя.

— Саша… — Он опускает взгляд на наши сцепленные руки и делает глубокий, прерывистый вдох. — Я не заслуживаю тебя.

Медленно я высвобождаю одну из своих рук из его хватки, дотрагиваюсь до его лица и наклоняю его к своему.

— Может быть, а может и нет. Но я все равно люблю тебя.

Одним быстрым движением его рука обнимает меня, притягивая через сиденье почти к себе на колени, в то время как другая его рука запутывается в моих волосах. А потом все, что я чувствую, это его губы, обрушивающиеся на мои.

Такое чувство, что мир останавливается, как будто в самолете больше никого нет, кроме него и меня, как будто нас вообще может не быть в самолете. Сначала я не могу до конца осознать, что происходит, потому что я думала, что никогда больше не поцелую Макса, что все, что когда-либо произойдет между нами, уже произошло. Я думала, что все, что у меня останется, это воспоминания, но, несмотря на все это, в этот самый момент создается новое.

Рука Макса перебирает мои волосы, его теплые и мягкие губы прижимаются к моим, и если бы мы действительно были одни, ничто не помешало бы мне забраться к нему на колени и завести его так далеко, как он позволил бы. Я никогда так сильно не мечтала о личном самолете Виктора, о спальне, где мы могли бы побыть наедине. Желание захлестывает меня приливной волной, и я поднимаюсь, цепляясь за него руками под его рубашкой.