Запретные навсегда

Порыв, который проходит через меня, когда Макс называет меня так, застает меня врасплох, дыхание застревает у меня в горле и на мгновение лишает возможности говорить.

— Мне действительно было интересно, — тихо говорю я, когда снова могу говорить. — Мне было действительно плохо в той камере. Наталья принесла мне антибиотики. Но… — Я тяжело сглатываю, прекрасно осознавая тот факт, что его рука все еще прижата к моему лбу. — Я действительно хотела, чтобы ты прикоснулся ко мне.

Он так близко ко мне, почти достаточно близко, чтобы поцеловать, склоняется надо мной. Его рука в моей сжимается сильнее, и ладонь на моем лбу скользит вниз, обхватывая мою щеку, когда его глаза темнеют.

— Саша…

Левин откашливается в дверях.

— Нам нужно идти…

— О, прекрати это.

Знакомый женский голос раздается у него за спиной. Я так поражена, услышав это, что это на мгновение отвлекает мое внимание от Макса. В своем дезориентированном состоянии после спасения я забыла, что видела, как Наталья садилась в машину. Теперь мне кажется, что это какая-то галлюцинация, когда я вижу, как она обходит Левина и входит в комнату, уперев руки в бедра. Даже все еще одетая в свою мятую, грязную одежду, она по-прежнему выглядит великолепно, грациозно и уравновешенно.

— Ты разрушаешь романтическое воссоединение, — игриво говорит она ему, легонько ударяя Левина по руке. — Они оба думали, что другой мертв. Это так мило.

— Будет не очень романтично, если они погибнут из-за того, что мы здесь бездельничаем, а мы с ними, — мрачно говорит Левин. — Саша, ты можешь встать?

Я не хочу этого делать. Я хочу остаться в этой удобной кровати навсегда, чтобы все, кроме Макса, вышли из комнаты и затащить его ко мне в постель, пока я не буду более чем уверена, что мы оба живы. Но я слышу настойчивость в голосе Левина и знаю, что он говорит правду, несмотря на легкомыслие Натальи.

— Я могу. — Я сжимаю руку Макса еще раз, прежде чем медленно двигаться, стараясь не двигаться слишком быстро на случай, если после моего обморока останется головокружение. Он отходит в сторону, явно готовый поймать меня, если понадобится, когда я перекидываю ноги через кровать и медленно встаю.

— Ты в порядке? — Голос Макса полон беспокойства, когда он тоже встает, его рука касается моей поясницы.

Я чувствую себя таковой, но почти не хочу этого говорить хотя бы для того, чтобы он продолжал прикасаться ко мне. Однако Левин начинает выглядеть нетерпеливым, поэтому я медленно киваю, поднимаю глаза и слегка улыбаюсь Максу.

— Я в порядке. Я могу ходить. Меня все еще немного трясет и кружится голова, но со мной все будет в порядке.

— Я принесла тебе смену одежды. — Наталья делает шаг вперед, протягивая мне небольшую сумку. — Я думаю, у нас должен быть примерно одинаковый размер. Когда мы доберемся туда, куда направляемся, я уверена, ты сможешь получить больше. Но пока ты можешь, по крайней мере, снять то, что было на тебе надето в той камере.

Я беру у нее сумку, переполненная благодарностью.

— Спасибо, — шепчу я дрожащим голосом, когда смотрю на нее, с трудом в силах поверить, как быстро все изменилось.

Макс жив. Моя сестра здесь. И хотя мы еще не вне опасности, мне кажется, что с меня спала тьма.

— Я пойду переоденусь. — Я бросаю взгляд на Макса, который кивает.

— Мы будем прямо здесь.

— Быстро, — предостерегает Левин. — Я собираюсь спуститься вниз и забрать машину. Макс, Наталья, доставьте ее в целости и сохранности в гараж.

— Клянусь своей жизнью, — обещает Макс, и в его голосе слышатся мрачные нотки, от которых у меня по спине пробегают мурашки.

Мне как никогда хотелось поскорее избавиться от грязной одежды, в которой я была несколько дней, в той же самой, в которой я покинула поместье Эдо. Я оставляю ее на полу в ванной, отчаянно желая принять душ. Времени нет, поэтому я ограничиваюсь тем, что ополаскиваю холодной водой лицо и руки, вытираюсь одним из мягких гостиничных полотенец, прежде чем надеть джинсы, футболку и балетки на плоской подошве, которые принесла мне Наталья, и быстро собираю волосы в свободный пучок, чтобы скрыть, какими жирными они выглядят.

Когда я выхожу обратно, Макс и Наталья тихо разговаривают друг с другом. Он поднимает голову, как только слышит, что я выхожу, и на его лице появляется облегчение, как будто он тоже чувствует, что все это может быть просто каким-то сном. Я так сильно хочу побыть с ним наедине, чтобы было время поговорить о том, что произошло, что все это значит, но времени нет.

— Пошли, — тихо говорю я, и Наталья кивает, показывая дорогу, когда мы выскальзываем из гостиничного номера. Под ее кожаной курткой я вижу маленькую твердую фигурку и понимаю, что она все еще носит свой пистолет.

— Поторопись. — Рука Макса на моей пояснице, когда он смотрит в конец коридора. — Мы и так здесь слишком долго. Левин прав. Но мы подумали, что не стоит перевозить тебя слишком далеко, пока ты не проснешься на случай, если нас преследуют.

Я вижу напряжение в Наталье, когда она торопит нас к лестнице.

— Лучше так, чем в лифте, — тихо говорит она. — Я не думаю, что нас еще кто-то нашел, но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы забыть, на что это похоже, думаю я про себя, пока мы спешим вниз, и этот холодный страх снова охватывает меня. Я хочу забыть, каково это, быть такой напуганной, каково это, гадать, не поджидает ли меня смерть за каждым углом, не покалывает ли она мою кожу ото лба до пальцев ног. Я говорю себе не думать об этом, следовать за Максом, оставаться рядом с ним. Он снова здесь, мой щит и защитник, и я цепляюсь за это, пока Наталья ведет нас к парковке отеля.

Левин ждет нас с заведенной машиной, стекло опущено.

— Внутрь! Быстрее! — Кричит он, и Наталья ускоряет шаг, мы с Максом следуем ее примеру.

— Ты что-нибудь видел? — Спрашивает она, когда мы, запыхавшись, забираемся в машину. — Есть кто-нибудь?

— Насколько я вижу, нет, — мрачно говорит Левин. — Что означает, скорее всего, нет, чем да. Но шанс есть всегда, и я хочу выбраться из этой ситуации как можно скорее.

В тот момент, когда двери закрываются, окна поднимаются, замки щелкают, и Левин дает задний ход. Я слышу визг шин, когда он дает задний ход, а затем снова заводит машину и, разворачиваясь, выезжает с парковки. Моя рука взлетает, чтобы прикрыть рот, приглушая испуганный писк, который грозит вырваться, но Наталья на переднем сиденье выглядит такой спокойной и собранной, какой я ее никогда не видела. Я вижу, как Левин бросает на нее оценивающий взгляд, прежде чем снова сфокусировать свой взгляд на дороге, и когда мы круто сворачиваем на шоссе, я чувствую, как руки Макса обнимают меня.

— Это скоро закончится, — тихо говорит он, его губы почти касаются моих волос.

Я наклоняюсь в его объятия. Я ничего не могу с собой поделать, хотя и знаю, что это может продлиться недолго. Прошло так много времени с тех пор, как он прикасался ко мне, и мне кажется, что это было намного дольше, чем было на самом деле, что я верила, что он никогда больше этого не сделает. Он использовал любую возможность, чтобы прикоснуться ко мне с тех пор, как я проснулась, и, похоже, он тоже боится, что я могу исчезнуть в любой момент, что все это может быть сном.

Левин не сбавляет скорость. Насколько я могу судить, за нами никто не гонится, но он ведет машину так, как будто за нами кто-то гонится, всю дорогу до ангара аэропорта. Я снова чувствую укол дурного предчувствия в животе, когда машина заезжает на асфальт и останавливается, когда Левин выпрыгивает наружу.

Наталья тоже выходит, а Макс помогает мне выйти из машины. Она подходит к тому месту, где мы стоим, и бросает взгляд на Левина.

— Самолет почти заправлен, — говорит он, бросая взгляд в сторону ангара. — Похоже, они еще не нашли нас, но пройдет совсем немного времени, прежде чем последует ответный удар. Нам нужно выбираться отсюда.

— Ты хочешь, чтобы я что-нибудь сделала с машиной? — Наталья поднимает на него глаза. — Дай мне минутку побыть с моей сестрой, а потом я позабочусь обо всем, что нужно сделать здесь, пока ты будешь уходить.