Страница 20 из 50
Несостоявшееся восстание
Хотя в течение первого года после установления Советской власти ряду контрреволюционных организаций в столице был нанесен ощутимый удар и многие из них перестали существовать, враги не сложили оружия. Ф. Э. Дзержинский говорил, что это «был период самой острой и беспощадной борьбы с раскрываемыми контрреволюционными организациями… период самой напряженной внутренней борьбы с теми, которые поддерживались и опирались на союзных империалистов»{88}.
Такую поддержку получал кадетско-белогвардейский Национальный центр.
Основной костяк Центра по-прежнему находился в Москве, а его местные комитеты имелись как в Советской России, так и на Юге, Кавказе, в Сибири. Для координации действий и налаживания тесных контактов с Добровольческой армией туда выехали руководители Национального центра Астров, Степанов и Федоров. Там они образовали филиал Центра и стали принимать живейшее участие во всех делах в качестве советников, а затем и членов деникинского «правительства». Это, по мысли верхушки объединения, давало им возможность по мере продвижения деникинцев на север автоматически распространять на захваченных территориях свое политическое влияние. Если в Москве Национальный центр вел работу тайно, то в Киеве, на Кубани — открыто.
Члены Национального центра организовывали и поддерживали кулацкие восстания, вели подрывную работу на железнодорожном транспорте, взрывали мосты, инспирировали злостный саботаж в учреждениях и на предприятиях, составляли именные списки видных коммунистов, которых они хотели уничтожить, а также фабриковали сборник с тенденциозной подборкой материала о деятельности Советской власти, призванный дискредитировать пролетарскую революцию.
Через свою петроградскую организацию летом 1919 г. контрреволюционеры из Национального центра установили связь с английским шпионом II. Дюксом. Из Петрограда Дюкс приехал в Москву и при содействии своей помощницы Н. В. Петровской встретился с С. М. Леонтьевым, а затем и с Н. Н. Щепкиным. Дюкс предложил заговорщикам 500 тыс. руб. в месяц на содержание их организации.
Крепла связь Национального центра и с военным антисоветским объединением — Штабом Добровольческой армии Московского района, который признал политическое руководство со стороны Центра.
Эта военно-заговорщическая организация, считая себя частью белогвардейских добровольческих войск, наступавших на Москву, на Советскую Республику, наладила прочные контакты с белогвардейскими генералами и союзниками, протянула свои щупальца к некоторым красноармейским частям, учреждениям. Она опиралась на свою агентуру в Высшей школе военной маскировки, Высшей стрелковой школе и Окружной артиллерийской школе, курсанты которых состояли преимущественно из бывших офицеров.
Члены Штаба имели хорошую военную подготовку. Организация, созданная по образцу будущего корпуса, располагала отличным вооружением, даже артиллерией. Командиры дивизий, бригад, полков, батальонов, рот, батарей и т. д. были назначены заранее. В случае надобности могли быть использованы даже броневики одной из военных школ.
Штаб Добровольческой армии Московского района возглавлял бывший генерал Н. Н. Стогов, после его ареста — бывший генерал С. А. Кузнецов, а после ареста последнего — бывший полковник В. В Ступин, являвшийся начальником штаба этой организации, в которой насчитывалось 800 кадровых офицеров.
Штаб контрреволюционеров выработал детальный план вооруженного восстания, которое намечалось на вторую половину сентября 1919 г. Начать выступление предполагалось в Вешняках, Кунцеве и Волоколамске, отвлечь туда силы из столицы, а затем поднять мятеж и в самой Москве. Город по Садовому кольцу был разделен на сектора. Наиболее важными секторами считались Замоскворецкий, Лефортовский, Пресненский, Сущевско-Марьинский. На Садовом кольце заговорщики намеревались установить артиллерию, на прилегающих улицах — построить баррикады, отрезать правительственные учреждения от пролетарских районов, захватить вокзалы и артиллерию на Ходынке, а после этого сделать решающий бросок в центр города, к Кремлю.
Враги предполагали «при успехе восстания в Москве овладеть московскими мощными радиостанциями, сообщить всем частям Красной Армии на фронте о падении Советской власти, внести тем самым замешательство в ряды Красной Армии и открыть фронт армиям Деникина»{89}. А полчища Деникина заняли уже Харьков, Царицын, Воронеж, Курск, Орел. Кроме того, с северо-запада на Петроград двигались войска генералов Юденича и Родзянко, на севере орудовали белогвардейцы и интервенты, на востоке велись ожесточенные бои с Колчаком. В такой сложной и тяжелой обстановке подавление контрреволюции в тылу сыграло бы чрезвычайно важную роль, было бы существенной помощью фронту.
Значительный вклад в разгром заговорщических сил в столице внес Комитет обороны Москвы, созданный по инициативе Ф. Э. Дзержинского. Он являлся одним из чрезвычайных органов в деле мобилизации всех трудящихся на приведение Москвы в состояние боевой готовности.
Отмечая заслуги Комитета в борьбе с контрреволюцией, резолюция Общегородской конференции РКП (б) от 24 сентября 1919 г. подчеркивала, что образованный «Московским Комитетом и Московским Советом рабочих и красноармейских депутатов Комитет обороны г. Москвы, задачей которого является в этот трудный и решительный момент революции быстрое подавление контрреволюции в столице, за короткий срок своего существования принял ряд целесообразных мер по ликвидации белогвардейских заговоров и по приведению рядов борющегося пролетариата в полный порядок»{90}.
Уже в начале сентября 1919 г. в Москве было введено военное положение. В связи с этим значительно усиливалась охрана учреждений и предприятий, движение по улицам прекращалось в 23 часа, вооруженные патрули обходили свои участки, контролировали въезд и выезд из города. Неработающее население подлежало регистрации.
Значительная часть коммунистов была переведена на казарменное положение. Они составили также костяк отрядов особого назначения, которые широко использовались ВЧК для проведения облав и ареста контрреволюционеров.
Непосредственная участница событий тех лет старый член партии Е. Я. Драбкина вспоминает: «Как-то вечером нас вызвали в райком партии. На эту ночь все члены партии Городского и Краснопресненского районов были мобилизованы для проведения массовой облавы в центральных кварталах Москвы. По улицам расхаживали усиленные патрули. У ворот и парадных дежурили посты. В квартирах, на чердаках и в подвалах проводились сплошные обыски.
Прежде чем приступить к делу, участников облавы собрали во дворе дома на Рождественском бульваре, где помещались районный комитет партии и штаб отряда особого назначения. Член коллегии ВЧК Мартын Янович Лацис обратился к присутствующим с напутственным словом.
Он говорил о том, что за последнее время произошло множество случаев предательства, измены, шпионажа, перехода на сторону врага. За всем этим угадывается широкий контрреволюционный заговор (курсив наш. — В. К.)»{91}.
Каждый дом обыскивала специальная группа проверенных людей. Их встречали испуганные «господа», но чаще — молодые люди с военной выправкой и плохо скрываемой злобной усмешкой.
В одном из домов на Тверской улице группа, в которую входила Е. Я. Драбкина, на чердаке обнаружила шашки, патроны, несколько наганов, запасный ствол от пулемета а в пустой квартире — склад одежды, мешки с мукой, ящики консервов.
Возвратившись утром в штаб отряда особого назначения, вспоминает далее Е. Я. Драбкина, она услышала лаконичные доклады руководителей специальных групп: «Изъято оружие: винтовки разные, сабли, тесаки, военный бинокль, револьверы, палатка, брюки офицерские, шинели офицерские, седла кавалерийские, кобуры, порох, патроны винтовочные, ленты пулеметные… Проживают женщины, а вещи оказались мужские… Открыв шкаф, мы обнаружили в нем неизвестного гражданина, при котором не оказалось документов, но оказался револьвер системы «наган» и денег триста одиннадцать тысяч двести семьдесят четыре рубля одиннадцать копеек»{92}.