Страница 3 из 37
19 июля 1914 г.[1] весь мир облетело известие о начале первой мировой войны. Два империалистических лагеря вступили в долгую кровавую борьбу за передел колоний и рынков, право монопольно грабить и угнетать народы. Война!.. Развязанная во имя интересов империалистической буржуазии, чуждая и ненавистная народу, она со всей очевидностью выявила гниль и порочность царского режима. Неудачи на фронте, бессмысленная гибель сотен тысяч русских солдат, экономическая разруха довели до предела недовольство и возмущение масс. Война оказалась тем историческим поворотом, на котором «телега залитой кровью и грязью романовской монархии» сразу опрокинулась{4}.
Буржуазные фальсификаторы истории не устают повторять, что революцию породила редкостная бездарность царя и его окружения. Будь-де царь поумней, будь его генералы поталантливей, а министры поэнергичнее, призови он своевременно к государственному кормилу буржуазных деятелей вроде Милюкова и Гучкова, никакой революции не произошло бы. М. Карпович, кадет, ставший после революции одним из американских «специалистов по истории России», выразил эти мысли в известной формуле: «Война сделала революцию в высшей степени вероятной, но только человеческая глупость сделала ее неизбежной».
Слов нет, последний император всероссийский Николай II был бездарен и ограничен. Повелев в Февральские дни командующему войсками «завтра же прекратить в столице беспорядки», он самодовольно решил, что с революцией покончено. Злобная и истеричная царица называла выступление рабочих хулиганским движением и всерьез полагала, будто революция разразилась лишь потому, что погода была недостаточно холодна. Правда и то, что гнилость и убожество династии дошли до последней степени, а невежественный проходимец Распутин стал всесильным временщиком, вершившим судьбы государства. Хотя в истории России бывали шуты на престоле, шуты у престола, палачи на престоле окружали себя шутами, а шуты — палачами, но такого омерзительного и циничного явления, каким была распутинщина, династия Романовых ранее не знала. Все это так. Но фальсификаторы умалчивают о главном. Вырождение династии лишь символизировало тот глубочайший кризис, который охватил правящие классы России. Не только против физически выродившейся династии Романовых, но против всего отжившего самодержавного строя поднялась волна народного гнева. И ничто не могло ее сдержать и остановить.
Забастовка в одной из мастерских «Путиловца», начавшаяся в середине февраля, а затем перекинувшаяся на весь завод, была лишь искрой, упавшей на подготовленную почву. Поэтому так быстро и дружно поднялся рабочий Петроград на борьбу с царизмом. 23 февраля бастовали 50 предприятий — около 128 тыс. рабочих. Когда учебная команда Волынского полка на рассвете 27 февраля отказалась повиноваться офицерам и встала в ряды восставших, это отразило созревшую солдатскую ненависть к войне и тем, кто на ней наживался. Поэтому с такой быстротой присоединились к волынцам солдаты Преображенского, Литовского и других полков: к вечеру 28 февраля в рядах восставших насчитывалось 127 тыс. солдат. На улицах Петрограда слились воедино два потока: рабочие, которых вело стремление покончить с царизмом и буржуазией, и солдаты, в своем большинстве крестьяне, поднявшиеся против войны и за землю.
Революция развертывалась стремительно. От забастовки, охватившей уже 25 февраля все заводы и фабрики столицы, рабочие и солдаты переходили к вооруженному восстанию.
Это было «глубокое пролетарское и массовое народное (все беднейшее население городов и деревень) движение революционного характера за хлеб, за мир, за настоящую свободу»{5}.
Царские власти в эти дни вовсе не оставались пассивными. Они прилагали отчаянные усилия, чтобы подавить революцию. Стремясь обезглавить движение, охранка арестовала Петербургский комитет большевиков. Выполняя царский приказ, командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов двинул против демонстрантов вооруженные силы. Офицеры стреляли по толпе из пулеметов. Раздавались винтовочные залпы — это жандармские и полицейские отряды расстреливали рабочих. Стреляли с крыши Николаевского вокзала, церковных колоколен. Улицы Питера обагрились кровью.
Но народная лавина сметала все со своего пути. Массы шли в бой, руководимые большевиками. В рабочих и солдатских колоннах звучали пламенные призывы. «Всех зовите к борьбе, — говорилось в одном из воззваний. — Лучше погибнуть славной смертью, борясь за рабочее дело, чем склонить голову за барыши капитала на фронте или зачахнуть от голода и непосильной работы…
Долой царскую монархию!..
Вся помещичья земля народу!..
Долой войну!..»
Хабалов доносил в Ставку царя, что «исполнить повеление о восстановлении порядка в столице не мог», и обещал «продолжать борьбу». Но тщетно. 27 февраля 1917 г. самодержавию пришел конец. Петроград фактически находился под контролем восставших. Об этой исторической победе возвестил Манифест Центрального Комитета РСДРП (б). Вечером 27 февраля рабочие расклеивали этот документ, отпечатанный на гектографе, на стенах домов в центре города.
«Твердыни русского царизма пали, — говорилось в Манифесте. — Благоденствие царской шайки, построенное на костях народа, рухнуло. Столица в руках восставшего народа… Громадными усилиями, кровью и жизнями русский народ стряхнул с себя вековое рабство…
По всей России поднимается Красное знамя восстания! По всей России берите в свои руки дело свободы, свергайте царских холопов, зовите солдат на борьбу…
Под Красное знамя революции!
Да здравствует демократическая республика!
Да здравствует революционный рабочий класс!
Да здравствует революционный народ и восставшая армия!»{6}
В течение нескольких дней развалилась крепость самодержавия, стоявшая веками. Неизмеримо возрос масштаб исторических действий. Народные массы России показали свою способность к борьбе и победе, революционному творчеству. Историческая задача, которая зрела десятилетиями, осуществление которой готовилось гением Ленина и гигантской работой партии, была решена. Забитая и бесправная Россия наконец-то полной грудью вдохнула воздух свободы.
Однако народы России подымались на борьбу не только и не столько для того, чтобы сбросить с трона романовскую династию, сбить с государственного герба корону, венчавшую двуглавого орла. Свержение самодержавия само по себе не снимало насущных проблем, стоявших перед страной. Февраль 1917 г. не завершал революцию. Он ее начинал. Но без Февраля не было бы Октября. Февральская революция стала прологом к октябрьской победе. Свержение самодержавия явилось необходимым историческим этапом на пути к социалистической революции.
Курс —
социалистическая революция
Когда Николай II в салон-вагоне литерного поезда, стоявшего на запасных путях в Пскове, 2 марта 1917 г. дрожащей рукой поставил свою подпись на документе об отречении от престола, мало кто из современников представлял, что это лишь маленькая частица в вихре событий, приведших к коренному преобразованию России и положивших начало новой эры в истории человечества.
Даже самые опытные и дальновидные буржуазные деятели в России и за ее рубежами были уверены в незыблемости буржуазно-помещичьего строя. Сменится фасад, отпадут наиболее ненавистные народу атрибуты царского деспотизма — и все останется по-прежнему: власть — у эксплуататоров, земля — у помещиков, фабрики, заводы — у капиталистов. Так бывало yaw не раз в ходе буржуазных революций в других странах.
Видный монархист, активный деятель контрреволюционного лагеря В. В. Шульгин на склоне лет, в 1966 г., вспомнил один примечательный эпизод. В самый канун Февральского восстания он встретил А. Ф. Керенского. «Что делать, как успокоить бурлившие массы, остановить надвигавшуюся революцию?» — этот вопрос волновал «думцев» — представителей правящих классов. Керенский был настроен оптимистически: сделать надо «в сущности немного» — предоставить «свобод немножко», «ну там печати, собраний и все такое».