Страница 25 из 37
Буквально через день после взятия Зимнего американская буржуазная газета «Вашингтон пост» писала: «Единственная надежда сейчас заключается в том, что переворот не будет поддержан русским народом». Но эта надежда не сбылась. Не только русский, но и все народы многонациональной России поддержали революционный Петроград. Восставшая столица оказалась не изолированным отрядом, а авангардом могучей армии. И вся армия неудержимой лавиной двигалась вперед, вслед за авангардом.
Альберт Рис Вильямс в начале 1918 г. проехал поездом через всю страну до Владивостока. Его волновало, распространился ли революционный дух из Центра на периферию, «будет ли пульс революции биться на далекой окраине тем же учащенным ритмом, как и в сердце России?» В вагоне транссибирского экспресса вместе с ним ехали направлявшиеся за границу «бывшие» — помещики, офицеры, уволенные чиновники. Все они пылали ненавистью к новому строю и утверждали, будто большинству народа нет никакого дела до того, что происходит в Москве и Петрограде. Но на каждом шагу жизнь давала неопровержимые и яркие свидетельства того, что революция всколыхнула весь народ.
Однажды в сибирской степи поезд неожиданно остановился. Встревоженные пассажиры увидели, как в несколько минут заснеженную равнину заполнили вооруженные люди. Оказалось, что местный Совет получил телеграмму (после стало ясно, что она содержала ложные сведения), будто в этом поезде находится свергнутый царь Николай. Совет послал нарочных в окрестные деревни и на расположенные неподалеку шахты. Не прошло и 20 минут, как сотни крестьян и шахтеров преградили путь экспрессу.
«…Ненависти, горевшей в сердцах и глазах этих людей, хватило бы на то, чтобы уничтожить десять тысяч монархов», — пишет Вильямс{84}.
В Черемхове Вильямс был на митинге шахтеров. Неизгладимое впечатление произвели на него энтузиазм недавних рабов, ставших свободными людьми, их решимость отстаивать дело революции, сознательность и энергия.
«Мы пересекли всю Страну Советов, остались позади могучие медлительные реки, впадающие в северные моря, Уральские горы, тайга и степи. Железнодорожники и шахтеры рассказывали нам о своих Советах, крестьяне и рабочие приветствовали нас красными флагами…»{85}
Да, это была подлинно народная революция, революция подавляющего большинства населения городов и сел России.
Трудности на каждом шагу,
опасности со всех сторон
Человек, прочитавший предыдущий раздел, в котором повествуется о триумфальном шествии Советской власти, может, пожалуй, подумать, что путь революции был легким, безболезненным. Но это совсем не так. Действительно революция, великая своей массовостью, глубиной, размахом, победно шагала по стране. Но враги не сдавались без боя. Опасность грозила только что рожденной Республике Советов со всех сторон, на каждом шагу новый строй ждали огромные трудности.
Помещики и капиталисты, контрреволюционное чиновничество и офицерство, кулачество и казачья верхушка, духовенство и феодалы национальных окраин Востока не могли примириться с потерей политической власти. Они не сложили оружия и с возраставшим ожесточением боролись против власти рабочих и крестьян. Сразу же после Октябрьской победы монархические генералы и сановники, лидеры кадетов и октябристов ринулись в контратаку. Вожди меньшевиков и правых эсеров вкупе с крайней реакцией призвали к вооруженному выступлению против Советского правительства. Уже в день Октябрьского восстания меньшевистский ЦК заявил, что он не признает нового правительства и «организует борьбу с ним». Через два дня бывший министр труда меньшевик М. И. Скобелев, расшифровывая это заявление, сказал: «В той борьбе, которую нам придется вести, нам необходимо опираться на физическую силу». А на экстренном съезде меньшевиков (конец ноября — начало декабря) А. Н. Потресов пояснял: «Задача партии — это резкая борьба с большевизмом, вплоть до оружия в руках…». Старый лидер меньшевизма выдвигал «веский» аргумент: большевизм «можно сломить, но согнуть нельзя».
Призывы к борьбе с Советским правительством сразу же воплотились в практические действия.
Еще не успели затихнуть восторженные овации делегатов II съезда Советов в честь провозглашения Советской власти, принятия Декретов о мире и земле, как на подступах к революционной столице загремели пушки. Бежавший из Петрограда бывший премьер Керенский поднял контрреволюционный мятеж, собрал вместе с генералом Красновым несколько казачьих частей и двинулся «на усмирение» победивших рабочих и крестьян. Уверенно, жестко звучали слова приказа Краснова, отданного 27 октября: «Завтра в 11 часов выступаю на Петроград. Буду идти, сбивая и уничтожая мятежников… Генерал-майор Краснов». Войска Керенского — Краснова шли к революционной столице. Пала Гатчина, захвачено Царское Село… Опасность нависла над Петроградом.
Окопавшиеся в Петроградской городской думе кадеты, меньшевики, эсеры уже предвкушали расправу над трудящимися. Кадет В. С. Каневский каннибальски потирал руки, заявляя: «Когда войска законного правительства… перебьют этих мятежников, это будет законное возмездие». Ему вторил эсер Я. Т. Дедусенко, высказывая лишь ханжеские пожелания, чтобы «кровопролитие, елико возможно, было более бескровным».
Навстречу врагу отстаивать завоевания революции двинулись отряды Красной гвардии, революционных матросов, поднялись рабочие предместья Петрограда.
Джон Рид писал: «Когда мы вышли из Смольного и очутились на темной и мрачной улице, со всех сторон неслись фабричные гудки, резкие, нервные, полные тревоги. Рабочий народ — мужчины и женщины — выходил на улицу десятками тысяч. Гудящие предместья выбрасывали наружу свои обтрепанные толпы. Красный Петроград в опасности! Казаки!.. Мужчины, женщины и подростки с ружьями, ломами, заступами, мотками проволоки, патронташами поверх своей рабочей одежды тянулись по грязным улицам к югу и юго-западу, к Московской заставе… Город никогда не видал такого огромного и стихийного людского потока. Люди катились, как река, вперемежку с солдатскими ротами, пушками, грузовиками, повозками. Революционный пролетариат шел грудью на защиту столицы рабочей и крестьянской республики!»{86}
30 октября в развернувшемся под Пулковом бою враг был отброшен. Солдаты «армии» Керенского-Краснова прекратили борьбу. Дело заключалось не только и не столько в том, что несколько тысяч казаков Краснова не могли одолеть революционный заслон, прикрывавший Петроград, а в том, что и эти, казавшиеся верными Временному правительству казачьи полки не хотели сражаться против революции. Сам Краснов признавал, что он не надеялся на свой корпус, который находился «в состоянии разложения». Он шел «спасать Россию и русский народ», а сам мечтал, чтобы «можно было дать хотя бы один батальон иностранных войск».
Одновременно в самом Петрограде был разгромлен мятеж юнкеров. 30 октября 1917 г. «Правда» сообщала о происходивших столкновениях с мятежниками: «…Вчера 29-го с утра юнкера начали восстание… Тогда юнкерские училища были обложены и юнкерам предложили сдаться и выдать оружие, гарантируя им безопасность. Юнкера ответили отказом и продолжали стрельбу… Пришлось прибегнуть к обстрелу из орудий, после чего 4 юнкерских училища были заняты, причем одно было совершенно разрушено во время боя».
Но враги не унимались. Против победивших рабочих и крестьян вели борьбу все силы старого мира. Чиновники, стремясь парализовать работу государственного и хозяйственного аппарата, организовали саботаж. Вместе со спекулянтами они срывали подвоз продовольствия в Петроград — на революционную столицу надвигался голод.
Темные элементы начали громить винные склады. Контрреволюционеры разбрасывали листовки с адресами винных погребов. Пьяные погромы вспыхивали в разных концах города. Дезорганизовать революционные силы, «удушить в винных парах революцию», как метко выразился В. Д. Бонч-Бруевич, посеять анархию и беспорядок — вот чего добивались враги.