Страница 22 из 35
С утра, продрав глаза, воинство отправилось в баню – открыли и натопили все хольмгардские бани, стоявшие вдоль протоки. Конечно, от «греческих вшей» они избавились еще в Киеве, где провели около двух месяцев в ожидании зимнего пути, но после месяца в дороге очень нуждались в толковом мытье, стирке и починке.
Болгарскую жену Ингвара тоже поручили заботам Бериславы. Славянский язык той и другой был далеко не одним и тем же, но они все же могли как-то столковаться. На русском Огняна-Мария знала всего несколько слов, и то по части дружинного обихода. Тем не менее она охотно улыбалась Хельге и даже взяла ее за руку, знаками выражая дружбу, хотя едва ли понимала, кто это такая. Вблизи Хельга разглядела, что если болгарка и старше ее, то всего на год-другой; поражала мысль, в какую даль от родного края ту занесла прихотливая судьба и как ей, должно быть, все странно здесь. Сама она, Хельга, все-таки приехала от одной руси к другой, к людям того же языка и обычаев. Берислава старалась держаться с Огняной-Марией приветливо: как-никак, они обе приходились невестками Сванхейд и были одинаково знатного рода, но истинной любви к ней ощутить не могла, видя в ней захватчицу, оттеснившую от Ингвара ее сестру Эльгу. Но если Огняна-Мария и догадывалась о ее чувствах, то не подавала вида, и Хельга в душе уважала ее стойкость.
Об Огняне-Марии и зашла речь, когда Ингвара, отдохнувшего после бани, пригласили к Сванхейд. Она приняла его в спальном покое, где еще висело на стенах кое-что из оружия его покойного отца, а в больших ларях под надежными замками хранились накопленные им богатства. На лежанке с резными столбами раскинулось одеяло на куницах и покрывало узорного шелка – старое, привезенное почти тридцать лет назад от сарацин. На ларях горели фитили в литых бронзовых светильниках – из той же добычи.
– Для чего ты привез сюда твою новую жену? – спросила Сванхейд, стараясь говорить мягче, чтобы в ее голосе не звучало недоброжелательства.
Брак Ингвара с Эльгой когда-то устроили его родители; его новый выбор означал в глазах матери разрыв со всеми их прежними замыслами.
– А ты разве не хотела бы познакомиться со своей невесткой? – с вызовом, означавшим попытку защититься, ответил Ингвар. – Она – из рода Петра, а он цесарь в Болгарии. Не хуже самого Романа, что сидит в Миклагарде, паук старый.
– Куда охотнее я бы познакомилась с моей невесткой Эльгой, что из рода Хельги Хитрого.
– Едва ли она время найдет сюда приехать, – не без досады ответил Ингвар.
Оба они держались настороженно – совсем не как мать и сын после долгой разлуки. Разлука их была слишком долгой, чтобы между ними могла существовать хоть какая-то привязанность: они совсем не знали друг друга.
– Я слышала… – медленно начала Сванхейд, – люди говорят… Ингвар конунг, ты сохранил власть над Кёнугардом? – бросив мяться, что было ей несвойственно, прямо спросила Сванхейд. – Ты еще князь киевский или уже нет? Или ты прибыл сюда с новой женой и дружиной, потому что прежняя жена изгнала тебя из Киева и это теперь все, что у тебя есть?
Она снова вспомнила о Мальфрид. Если окажется, что Ингвар изгнал из Киева сестру, обрек ее на гибель, но и сам власти не удержал, то его вины многократно утяжелят одна другую.
– Ложь! – Ингвар вскинул глаза, и Сванхейд снова поразило, как похож он внешне на Олава и какой несхожий нрав отражается в этих глазах. – Никто меня не изгонял! Я взял ее с собой… так было нужно. Если бы я ее оставил в Киеве, Эльга туда бы не вернулась… из Вышгорода. А если бы она не вернулась… Там в Витичеве сидит тот хрен краснорожий…
– Кто? – Сванхейд выразительно подалась вперед, и Ингвар опомнился: он тут не в дружинном доме.
– Хельги Красный. Братец ее, чтобы его тролли… любили. У него тысяча человек. Если в Киеве не будет князя, он может его занять. Он ведь тоже, жма его дави, племянник Олега! И чтобы он туда не влез, на столе должна быть Эльга. Она его не пустит. Они меж собой разберутся. И еще Мистина там. Но чтобы Эльга вернулась, мне надо было Огняну из города убрать. Я и взял ее с собой. А вернусь – буду сам князем киевским. И еще там Грознята, этот хрен… с огорода. Он мне тоже тут объявил: не буду больше дань платить, буду сам князем черниговским. Чтобы Эльга могла его за жабры взять, она должна быть княгиней в Киеве. Иначе мне было б оттуда не уйти.
Сванхейд молчала, соединив перед собой кончики пальцев и напряженно раздумывая. Ей тем более досадно было, что не оправдались ее надежды познакомиться с Эльгой, что та, кажется, по-настоящему держала в руках киевское наследство Олега Вещего и даже Ингвар это признавал.
– Чернигов отказался повиноваться? – вымолвила она чуть погодя. – Так ты… Роман вас разбил?
– Не разбили нас! – с досадой ответил Ингвар; слишком много раз ему уже приходилось отвечать на это вопрос, заданный вслух или только взглядами. – Не разбили! Мы какие дары всем вчера раздавали – или мало?
– Дары были хороши. Но если ты вернулся победителем, почему Чернигов тебя не принял с честью? От удачливых конунгов не отказываются. Или твоей тамошней родне даров не хватило?
Ингвар глубоко вдохнул несколько раз, стараясь взять себя в руки. Он приехал на север, чтобы просить свою мать-владычицу о поддержке, а как просить помощи, не признавшись сперва, что нуждаешься в ней?
– Прошлой зимой я сама ездила в Видимирь…
– Это где? – Ингвар коротко глянул на нее.
– На востоке. Зао Мстой. – Сванхейд сообразила, что Ингвар, приехавший во владения отцов лишь второй раз, совсем этих владений не знает. – На рубеже наших земель, где кончаются словены и начинается меря. По Мсте дань собираем мы, по Мерянской реке – уже Эйрик. До него там Свенельд ходил и другие люди твоего отца. Ты помнишь, я передавала тебе с Тороддом, что Эйрик отказался платить нам дань после смерти Олава? Прошлой зимой я ездила к нему сама, надеялась уговорить не делать глупостей и держаться нашего старого уговора. Ничего не добилась. Здесь сейчас, кстати, есть твой сводный брат Несвет, он был при той нашей встрече. И он тогда ясно давал понять, что сам не прочь занять престол в Хольмгарде, раз уж тебе он не по нраву.
– Что? – Ингвар снова вскинул на мать глаза, уже со злобой.
Широко открытые, его глаза засверкали, выражение свирепости в чертах делало его непритязательную внешность страшной.
– Да кто он такой, ётун его мать налево!
– Он – такой же законный сын твоего отца, как и ты! – Сванхейд возвысила голос. – И он старше тебя на десять лет. А ты чего ждал – что престол Хольмгарда будет дожидаться тебя десять лет и не найдется других охотников его занять? Ты ведь до сих пор не возведен на престол отца по закону! Тебя еще не было здесь со дня его смерти! У Хольмгарда и правда сейчас нет конунга – как говорил мне Эйрик, и я с трудом находила, что ему ответить! А пока ты не занял место отца, и у Несвета есть надежда.
Ингвар бурчанием под нос отвечал, куда пойти Несвету с его надеждами.
– Теперь я здесь. Я сделаю это хоть сейчас.
Ингвар встал, но Сванхейд молчала и не шевелилась. Он снова сел.
– Я надеялась, что ты займешь свое место и сам покажешь Эйрику, как неразумно было его решение с нами ссориться. А оказалось, ты не можешь удержать в повиновении даже те земли, близ которых сам живешь. Чем ты докажешь, что у тебя есть истинная удача конунга?
«Я жив», – мог бы ответить Ингвар; но мать не поймет, как это много при том, что он пережил, и ей это покажется слишком мало.
Они помолчали; каждый рисовал себе расползание на части той огромной державы, которая лишь начинала складываться. Складываться пока более в надеждах, чем на деле.
– Я готова была отдать тебе престол Олава, чтобы ты соединил в одних руках весь путь от свеев до греков, – снова заговорила Сванхейд. – Я верила, что ты сможешь это сделать, что у тебя хватит сил. И что же? Неужели мне придется разочароваться?
– Ничего еще не кончилось, – угрюмо ответил Ингвар. – Мы ушли, но мы вернемся.