Страница 7 из 8
После того как он казнил, убил и замучил до смерти большую часть своих родственников и друзей, Калигула стал развлекать тех, кто остался и жил в постоянном страхе, невероятными дикими празднествами, в ходе которых честь каждой приглашенной женщины и жизнь каждого мужчины подвергались опасности с его стороны. Он бесконечно строил новые прекрасные дворцы, а его увеселительные галеры и баржи, украшенные драгоценными камнями и разноцветными парусами, с установленными на палубе ваннами с теплой водой, стали легендой. Корпуса двух таких барж, из которых одна точно, а другая вероятно построены по его приказу, были подняты со дна расположенного недалеко от Рима озера Неми.
Еврейский философ Филон Александрийский оставил живое описание императора, занятого наблюдением за ремонтом и отделкой своих вилл и дворцов. В Александрии возникла определенная проблема, связанная с тем, что если египтяне с готовностью приняли идею божественности Калигулы, поскольку их древние фараоны всегда считались богами, то евреи этого города отказывались поклоняться кому бы то ни было, кроме Иеговы, и по этой причине подвергались серьезным преследованиям. Тогда Филон во главе еврейской делегации отправился в Рим, чтобы объяснить императору лично, что, хотя евреи всегда будут молиться за него, они никак не могут молиться ему. Вероятно, вследствие определенной узости своего религиозного мышления Филон полагал, что Калигула непременно сразу все поймет.
Когда делегация прибыла в Рим, аудиенция была назначена в дворцовом парке, но император, который в тот день проводил небольшую работу по озеленению, просто отмахнулся от них, сказав, что выслушает их в другое время. Потом он отправился в длительную поездку по своим виллам и павильонам в Неаполитанском заливе, а беспокойным евреям пришлось следовать за ним с места на место в надежде удостоиться обещанной беседы. В конце концов они притащились за ним обратно в Рим и там, пережив множество дополнительных разочарований, были приведены на территорию дворца Эсквилин, где император давал указания архитекторам, художникам, строителям и декораторам, принимавшим участие в обновлении дворца.
Филон и его друзья пали ниц прямо на дорожке, но Калигула взглянул на них со свирепым выражением лица и сурово спросил, правда ли, что они отказываются признавать его божественную природу. К этим словам император добавил такой поток богохульств, о которых еврейский хронист пишет, что никоим образом не может повторить их письменно.
После этого император повернулся к ним спиной и поспешил дальше осматривать недавно отделанные помещения, а делегация последовала за ним на почтительном расстоянии. Внезапно он снова вспомнил о них и, указывая пальцем на Филона, бросил: «Почему вы не едите свинину?»
В ответ на это раздался такой громкий смех со стороны придворных, стремившихся превзойти друг друга в своем восхищении шутками хозяина, что прибежала стража, которая начала толкать и бить всех подряд со словами, чтобы они вели себя прилично. К тому моменту, когда удалось восстановить тишину, император уже успел перейти в следующую комнату.
Так прошел час или около того, и делегаты, уже уставшие и напуганные, снова попались на глаза Калигуле, и он бросил им вопрос об их политической организации. Но прежде, чем они успели ответить, он снова отвлекся, и прошло достаточно много времени, прежде чем он вдруг снова повернулся к ним. «Так что вы говорите?» – спросил он так, словно разговор только что прервался.
Филон начал довольно подробно объяснять еврейские установления, но император, на несколько мгновений остановив на нем невидящий взгляд, снова пошел прочь. По словам хрониста, это было похоже на разыгранный в театре фарс. Однако, благодаря дружбе с Иродом Агриппой, у Калигулы сформировалась определенная толерантность в отношении евреев, и он заметил, что Филон и его друзья достойны скорее жалости, чем наказания, поскольку по собственной глупости не признают его божественной природы. С этими словами он велел делегации уходить. Вместе с тем не мог удержаться, чтобы не подразнить их, отдав приказ, чтобы его статуя была установлена в их святая святых – иерусалимском храме. Филон пишет, что, услышав это, он и его друзья оцепенели от ужаса и несколько мгновений не могли сдвинуться с места.
Едва ли можно описать характер Калигулы слишком мрачно, и нам нет необходимости повторять многочисленные истории о его жестокости и порочности, чтобы подтвердить мнение Светония, сказавшего, что он был «скорее чудовище, чем человек». Достаточно одного рассказа. Императору пришло в голову выйти на арену, где проводились игры для публики, и сразиться с профессиональным гладиатором. Последнему велели отнестись к своему царственному сопернику с величайшей осторожностью. Гладиатор отражал все удары Калигулы, но сам отказывался нападать, а в конце упал на колени и стал просить прощения за то, что вообще сопротивлялся ему. Молодой император в ярости отогнал его своим мечом, потом, подпрыгнув, выкрикнул, что он победитель, и с важным видом удалился, размахивая над головой пальмовой ветвью победителя.
Как ни странно, нашелся один человек, любивший его, а именно женщина по имени Цезония, которая была не особенно молода и не особенно красива и, кроме того, уже имела троих детей от кого-то другого. Калигула уже был женат три или четыре раза, но теперь, узнав, что эта женщина ждет от него ребенка, женился на ней, и ей удалось сохранить его привязанность на весь остаток его жизни. Он часто бормотал, что очень удивлен своими чувствами к ней. И хотя иногда он брал ее за горло и напоминал, что в один прекрасный день перережет его от уха до уха, она только улыбалась в ответ, и за всю жизнь с ее головы не упал ни один волос.
Еще какое-то время Калигула продолжал свое жуткое правление, полное жестокости и притеснений, пока в 41 году не совершил ошибку, смертельно оскорбив офицера преторианской гвардии, некоего Кассия Херею. Когда вечером 24 января во время приближавшегося к концу представления в амфитеатре император слишком часто стал насмехаться над этим офицером, копируя его несколько хриплый голос, тот внезапно выхватил меч и ударил его в плечо, нанеся глубокую рану. Калигула был так ошарашен, что не смог даже закричать, а Херея слишком испугался того, что сделал, чтобы повторить удар. Однако уже в следующий миг Калигула бросился на него. Но чары власти уже были развеяны, и теперь другие офицеры выхватили мечи и стали наносить удары. Разговоры о том, чтобы убить императора, ходили уже давно, но до сих пор никто не смел это осуществить.
Калигула упал, истекая кровью. «Я жив! Я жив!» – хрипел он, но что это было: мольба о помощи или просьба прекратить его агонию, мы никогда не узнаем. В любом случае все продолжали колоть и рубить его, и, когда его безжизненное тело оттащили прочь, на нем зияло более тридцати ран. Цезония бросилась на тело мужа, и ее ребенок выкатился из рук матери в лужу крови. На какое-то время несчастную женщину оставили стонать и рыдать в полумраке, но потом к ней подошел офицер и сказал, чтобы она тоже приготовилась к смерти. Она сразу же, почти с радостью подставила ему шею, и когда он покончил с ней, то взял за ноги ребенка и вышиб ему мозги об стену.
Тем временем в задних комнатах дома Домиции Лепиды маленький Нерон был предоставлен заботам учителя танцев и парикмахера, и на него обращали так мало внимания, что Светоний описывает его положение как почти нищенское. На момент убийства Калигулы он был малышом чуть старше трех лет и находился в доме своей тетки около пятнадцати-шестнадцати месяцев.
У Домиции Лепиды была дочь, хорошо развитая и не по годам сексапильная девушка с равнодушным лицом по имени Валерия Мессалина, которая была лет на тринадцать старше своего маленького кузена Нерона. К моменту рождения Нерона Мессалину уже выдали замуж за Клавдия, брата покойного Германика и племянника императора Тиберия и, значит, двоюродного деда Нерона, которому на момент смерти Калигулы исполнилось пятьдесят лет.