Царевна-целочка

Все трое были ещё молоды, стройны, высоки и красивы истинной славянской красотой. Игнат и Антип были однояйцевыми близнецами, Аграфена, младше их на год, смотрелась третьей близняшкой. Они вместе росли, учились в одном классе (Груня пошла в школу в шесть лет), вместе записались в секцию рукопашки, которой серьёзно и упорно занимались в течение многих лет. Поступили в один институт, по окончании которого все трое брачевались, и пути их на несколько лет разошлись.

Аграфена сочно, в губы поцеловала сначала одного брата, потом другого. На ней была белая блузка на голое тело, плотно облегающая высокую объёмистую грудь – проступающие через мягкую ткань небольшие сосцы казались эрегированными. Длинные, даже аномально длинные ладные ноги не скрывала чёрная тесная мини-юбка, скорее напоминающая широкий пояс. Прибавьте сюда белокурый водопад густых подвивающихся волос до поясницы и искусный макияж – и вы поймёте, что выглядела девушка просто сногсшибательно.

Ресторан был оборудован прямо на воде Москва-реки, на дебаркадере; всё чинно, чисто, аккуратно – и дорого.

– Дороговастый мы с вами кабак выбрали, всё-таки, – заметила Аграфена, просмотрев меню.

– После стольких лет разлуки можно и шикануть, не грех, – сказал Антип.

– И свежо, – сказал Игнат.

– Коль речь зашла о разлуке – что же мы столько лет не виделись? Нехорошо! Мы ведь не разлей вода были! – сказала сестра, а братья синхронно и одинаково развели руками.

Заказали литровую бутылку текилы, салат «Цезарь» и по паэлье; текилу по их просьбе принесли в ведёрке со льдом. Рассказать было о чём – беседа, как это обычно бывает, оживлялась по мере принятия спиртного. Заказали ещё пол-литра текилы.

Выпили по последнему шоту на посошок. Все трое раскрепостились и раскраснелись.

– Ну что, братцы, повторим, как бывалочи? – весело и громко проговорила сестра. – Вспомним былые развлеченья?

Братья довольно ухмыльнулись.

– Почему же и нет? – сказал Игнат.

– Вспомним молодость! – сказал Антип.

Действовать решили по обычной схеме. Аграфена, развратно и насколько возможно вызывающе виляя роскошными бёдрами и тазом направилась вдоль по набережной, братья, в некотором отдалении, шли за ней. Долгое время никто не клевал – народу вообще было очень мало. Груня свернула на мост и перешла на другую сторону Москва-реки, где почти сразу её окликнул малорослый обдолбанный гопник.

– Чё хотел, хуесосина ёбаная? – задорно отозвалась Аграфена.

Она сделала пару наклонов с прямыми ногами к асфальту, и когда парень приблизился, срубила его высоким круговым ударом ноги в голову. Подошли братья.

– Не, ребятушки, ваще безрыбье! – сказала сестра. – Один мелкий гопарь почти за час – куда это годится?..

– Да, что-то совсем уж малолюдно, даже странно, – сказал Игнат.

– А давайте-ка дворы прочешем? – предложил Антип.

Так и сделали – и не напрасно. На первой же площадке тусовалась кодла из семи тел, и конечно же, поддатая шелупонь не смогла оставить без внимания роскошную фемину.

– Ну во, как в старые добрые! – сказала Аграфена, осторожно прикладывая к подбитому глазу полупустую ледяную кружку с пивом.

Основательно отделав гопоту, семейство вернулось в ресторан на дебаркадере.

– Только вот удар тебе пропускать не стоило, сестрица! – заметил Игнат.

– Теряешь сноровку, Грунёк! – добавил Антип.

– До свадьбы заживёт! – подмигнула она братьям здоровым глазом. – Это всё потому – что надо чаще встречаться!

Они высоко воздели кружки с пивом и звонко чокнулись.

Январь 2024.

ПЫЛАЮЩИЙ ЗАКАТ

В лёгких, просторных одеждах бесстрашно стояли они на самом краю крутого обрыва и вдумчиво созерцали волшебный злато-багряный закат. Далеко внизу серебристо змеилась неширокая речка, за ней по пологому склону начиналось бескрайнее поле богато колосящейся пшеницы. Вдалеке по краям поля смутно чернели полосы непроходимых смешанных лесов. Невыносимая дневная жара незаметно сменилась благостной прохладой. Редкие кучевые облака недвижно висели в насыщенном густым ароматом трав, блаженно посвежевшем воздухе. Однообразно, образуя неумолчный гул верещал сонм кузнечиков.

Юная княжна Елена Петровна и молодой граф Лев Николаевич нежно держались за руки.

– Отчего при взгляде на такую красоту мне становится чуточку грустно, Leo? – молвила княжна рассеянно.

– Это хорошо, Helene! – отозвался граф зычным баритоном. Он чисто выбрился перед свиданием и умеренно благоухал английским одеколоном. – Глядя на вас, я тоже иногда грущу. И мне становится очень хорошо и покойно.

– Отчего же вы грустите, Лев Николаич? – спросила княжна как бы даже с лёгкой обидой. – Разве вам не хорошо со мной?

– Избави Боже, милая Елена Петровна! – проговорил граф испуганно. – Вы вовсе не так меня поняли! Я же сказал: мне очень хорошо и покойно с вами! Ведь вы тоже грустите, глядя на этот прекрасный закат, Helene?

– Грущу… немного.

– Ну вот! – обрадовался граф. – Но это же не значит, что вам от него становится плохо. Не так ли, Helene?

Княжна огладила ладонью светлое золото вьющихся до лопаток волос.

– Не значит… – молвила она тихо.

Они немного помолчали. Солнце скрылось за большим облаком, окрасив его сказочным багрянцем.

– А я Ницше читать начала, – сказала Елена Петровна. – «Also sprach Zarathustra».

– И охота вам портить глазки эдакой чушью! – отозвался Лев Николаевич. – Почитайте лучше Шопенгауэра, «Die Welt als Wille und Vorstellung».

– Шопенгауэра я читала…

Граф нерешительно положил по-мужицки широкую ладонь на ёё поясницу. Опустил руку ниже, ощупывая упругие полукружья её маленького задочка.

– Ах, Helene, какая сладкая у вас жопочка!

– Сладкая? – она выделила это слово интонацией и тихонько рассмеялась. – Только для вас, Лев Николаич!

Он сжимал пальцы всё смелее и настойчивее, и просторные шёлковые брюки стали ему тесны. Неотрывно глядя на закат, Елена Петровна одной рукой расстегнула ему гульфик. У графа был огромный уд, что являлось приятной необычностью для аристократа – весьма длинный и объёмистый, толще её запястья, и княжна даже не могла целиком охватить его своими тонкими красивыми пальчиками с аккуратно подстриженными и тщательно отполированными ноготками. Левой рукой Елена Петровна расстегнула застёжку на юбке, и та упала на траву.

– О, Helene! Вы сегодня без исподнего?

Лев Николаевич запустил пальцы в мягкий золотистый пушок, и у княжны непроизвольно поджался живот, она задышала чаще.

– Oh mon comte, je vous aime!.. – Елена Петровна сжала пальцы сильнее, ощущая под ними мощный ток крови, и стала двигать изящной кистью.

– Et je vous suis! Et moi! – вымолвил граф через силу и неистово, обильно выпростался, выдохнув через нос и издав странный утробный звук.

Через полминуты тихо дрогнула и княжна. Некоторое время они молча стояли, не отнимая друг от друга рук. Елена Петровна чувствовала, как тяжелеет и успокаивается в её руке могучее орудие. Она наконец отпустила графа, грациозно подняла с травы и надела юбку.

– Однако, весьма посвежело, – заметила она.

– Бесспорно, – Лев Николаевич привёл себя в порядок и застегнул гульфик. Достал серебряный портсигар, и они с наслаждением выкурили по душистой голландской пахитосе.

– Я пойду, пожалуй. Папаша будут волноваться, – молвила Елена Петровна. – До завтра, милый Leo!

– До завтра, милая! – горячо отозвался граф. – До завтра, моя любимая Helene!

Закат догорал.

2023г.

ИНЦЕСТ И ДРУГИЕ ПРИЯТНОСТИ

Мишка с недавних пор взял обыкновение ходить по утрам голышом. Это изрядно волновало его тридцатишестилетнюю мать, полтора года как разведённую и с тех пор ни разу не побывавшую с мужчиной.

Дарья сняла с газовой плиты сковородку с омлетом, повернулась и от неожиданности уронила завтрак на пол.