Страница 6 из 7
На светском рауте Татьяна «в малиновом берете / С послом испанским говорит». О чем свидетельствует эта знаменитая деталь? Неужели о том, что героиня забыла снять головной убор? Конечно, нет. Благодаря этой подробности Онегин понимает, что перед ним знатная дама и что она замужем. Современный историк европейского костюма разъясняет, что берет «в России появился только в начале XIX века одновременно с другими западноевропейскими головными уборами, плотно охватывающими голову: парики и пудреные прически в XVIII веке исключали их употребление. В 1-й половине XIX века берет был только женским головным убором, и притом только замужних дам. Являвшийся частью парадного туалета, он не снимался ни на балах, ни в театре, ни на званых вечерах»{39}. Береты делались из атласа, бархата или иных тканей. Они могли быть украшены плюмажем или цветами. Носили их наискось, так что один край мог даже касаться плеча.
В ресторане Talon Онегин с Кавериным пьют «вино кометы». Что за вино? Это le vin de la Comète, шампанское урожая 1811 года, превосходное качество которого приписывали влиянию кометы, ныне именуемой C/1811 F1, – она была хорошо видна в Северном полушарии с августа по декабрь 1811 года{40}.
Кроме того, в романе, который написан, казалось бы, тем же языком, каким говорим мы с вами, в действительности много устаревших слов и выражений. А почему они устаревают? Во-первых, потому, что меняется язык; во-вторых, потому, что меняется мир, который он описывает.
Вот во время дуэли слуга Онегина Гильо «за ближний пень становится». Как интерпретировать такое поведение? Все иллюстраторы изображают Гильо пристроившимся невдалеке возле небольшого пенька. Все переводчики используют слова со значением «нижняя часть срубленного, спиленного или сломленного дерева». Точно так же трактует это место «Словарь языка Пушкина». Однако если Гильо боится погибнуть от случайной пули и надеется от нее укрыться, то зачем ему пень? Об этом никто не задумывался, пока лингвист Александр Пеньковский не показал на множестве текстов пушкинской эпохи, что в то время слово «пень» имело еще одно значение, помимо того, которое оно имеет сегодня, – это значение «ствол дерева» (не обязательно «срубленного, спиленного или сломленного»){41}.
Другая большая группа слов – это устаревшая лексика, обозначающая устаревшие реалии. В частности, в наши дни стал экзотикой гужевой транспорт – его хозяйственная роль нивелировалась, связанная с ним терминология ушла из общеупотребительного языка и сегодня по большей части неясна. Вспомним, как Ларины собираются в Москву. «На кляче тощей и косматой / Сидит форейтор бородатый». Форейтором (от нем. Vorreiter – тот, кто едет спереди, на передней лошади) обычно был подросток или даже маленький мальчик, чтобы лошади было проще его везти. Форейтор должен быть мальчиком, а у Лариных он «бородатый»: они так долго не выезжали и сидели сиднем в деревне, что у них уже и форейтор состарился{42}. Иначе говоря, мы имеем дело с утраченной, не опознаваемой сегодняшними читателями иронией: форейтор-то старый (а должен быть юный).
Таким образом, без специальных комментариев в одних случаях мы не понимаем, в чем суть характеристики, данной тому или иному персонажу, в других – не понимаем пушкинского юмора.
Какие комментарии к «Евгению Онегину» наиболее известны?
Первый опыт научного комментирования «Евгения Онегина» был предпринят еще в позапрошлом веке: в 1877 году писательница Анна Лачинова (1832–1914) издала под псевдонимом А. Вольский два выпуска «Объяснений и примечаний к роману А. С. Пушкина “Евгений Онегин”». Из монографических комментариев к «Онегину», опубликованных в XX столетии, наибольшее значение имеют три – Бродского, Набокова и Лотмана.
Самый известный из них – комментарий Юрия Лотмана (1922–1993), впервые опубликованный отдельной книгой в 1980 году. Книга состоит из двух частей. Первая – «Очерк дворянского быта онегинской поры» – представляет собой связное изложение норм и правил, регулировавших мировоззрение и бытовое поведение дворянина пушкинского времени. Вторая часть – собственно комментарий, движущийся за текстом от строфы к строфе и от главы к главе. Помимо объяснения непонятных слов и реалий, Лотман уделяет внимание литературному фону романа (металитературным полемикам, выплескивающимся на его страницы, и разнообразным цитатам, которыми он пронизан), а также истолковывает поведение героев, обнаруживая в их словах и действиях драматическое столкновение точек зрения и поведенческих норм.
Так, Лотман показывает, что разговор Татьяны с няней – это комическое qui pro quo[23], в котором собеседницы, принадлежащие к двум разным социокультурным группам, употребляют слова «любовь» и «страсть» в совершенно разных смыслах (для няни «любовь» – это супружеская измена, для Татьяны – романтическое чувство). Комментатор убедительно демонстрирует, что, согласно авторскому замыслу, Онегин убил Ленского непреднамеренно, и это понимают по деталям рассказа читатели, знакомые с дуэльной практикой. Если бы Онегин хотел застрелить приятеля, он избрал бы совершенно иную дуэльную стратегию (Лотман рассказывает, какую именно).
Непосредственным предшественником Лотмана на обсуждаемом поприще был Николай Бродский (1881–1951). Первое, пробное издание его комментария вышло в 1932 году, последнее прижизненное – в 1950-м, затем несколько раз книга выходила посмертно, оставаясь главным пособием по изучению «Онегина» в университетах и пединститутах вплоть до выхода комментария Лотмана.
Юрий Лотман – автор самого известного комментария к «Евгению Онегину»[24]
Текст Бродского несет на себе глубокие следы вульгарного социологизма[25]. Чего стоит одно только пояснение к слову «боливар»: «Шляпа (с большими полями, кверху расширявшийся цилиндр) в честь деятеля национально-освободительного движения в Южной Америке, Симона Боливара (1783–1830), была модной в той среде, которая следила за политическими событиями, которая сочувствовала борьбе за независимость маленького народа»{43}. Иногда комментарий Бродского страдает от чересчур прямолинейного толкования тех или иных пассажей. Например, о строке «Ревнивый шепот модных жен» он всерьез пишет: «Бегло брошенным образом “модной жены” Пушкин подчеркнул разложение семейных устоев в… светском кругу»{44}.
Самый объемный и полный комментарий к роману (сделанный вместе с подстрочным его переводом на английский) принадлежит Владимиру Набокову[26]
Тем не менее Набоков, потешавшийся над натянутыми интерпретациями и удручающе корявым стилем Бродского, был, конечно, не совсем прав, обзывая его «невежественным компилятором» – «uninformed compiler»{45}. Если исключить предсказуемые «советизмы», которые можно счесть неизбежными приметами времени, в книге Бродского можно найти достаточно добротный реальный и историко-культурный комментарий к тексту романа.
Четырехтомный труд Владимира Набокова (1899–1977) вышел первым изданием в 1964 году, вторым (исправленным) – в 1975-м. Первый том занят подстрочным переводом «Онегина» на английский язык, второй и третий – англоязычным комментарием, четвертый – указателями и репринтом русского текста. Набоковский комментарий был переведен на русский язык поздно; опубликованные в 1998–1999 годах русские переводы комментария (их два) трудно признать удачными.
39
Кирсанова Р. М. Костюм в русской художественной культуре XVIII – первой половины XX в. (Опыт энциклопедии). – М.: БСЭ, 1995. C. 37.
40
Кузнецов Н. Н. Вино кометы // Пушкин и его современники: Материалы и исследования. – Л.: Изд-во АН СССР, 1930. Вып. XXXVIII/XXXIX. С. 71–75.
41
Пеньковский А. Б. Исследования поэтического языка пушкинской эпохи. – М.: Знак, 2012. C. 533–546.
42
Добродомов И. Г., Пильщиков И. А. Лексика и фразеология «Евгения Онегина»: Герменевтические очерки. – М.: Языки славянских культур, 2008. C. 160–169.
23
«Кто вместо кого». Латинское выражение, обозначающее путаницу, недоразумение, когда одно принимается за другое. В театре этот прием используют для создания комической ситуации.
24
Юрий Лотман. University of Tartu.
25
В рамках марксистской методологии – упрощенное, догматическое толкование текста, который понимается как буквальная иллюстрация политических и экономических идей.
43
Бродский Н. Л. «Евгений Онегин»: Роман А. С. Пушкина. Пособие для учителя. – М.: Просвещение, 1964. C. 68–69.
44
Там же. C. 90.
26
Владимир Набоков. 1974 год. © Getty Images.
45
Eugene Onegin: A Novel in Verse by Aleksandr Pushkin. Vol. 2. P. 246.