Страница 85 из 95
— Что? — спрашивает Томáс, забираясь в кровать и обнимая меня одной рукой.
— Ты такой педант, — усмехаюсь я.
— В отличие от тебя я не модник. Я ношу одно и то же уже примерно десять лет. Поэтому я берегу свою одежду.
— Почему? Ты же можешь позволить себе новую одежду? И к слову, я не модница. Ты видел мой стиль.
— Да, тридцать семь чёрных толстовок. И это определённо делает тебя модницей.
Фыркнув, я пихаю его в плечо, отчего он тихо смеётся.
— Отвечай на вопрос, Томáс.
— Я не вижу смысла. Никогда не гнался за богатством, властью или популярностью. Мне это безразлично. Когда я жил в деревне, то носил одежду очень долго. Мне не давали даже сшить себе новую, поэтому я научился экономии.
— И долго ты носил эту одежду?
— Иногда по тридцать-сорок лет.
— Не понимаю, — хмурюсь я и переворачиваюсь на живот, глядя на Томáса. — Почему твой отец так унижал тебя? По идее, ты был его наследником. У тебя же не было братьев или сестёр?
— Нет. Отец их убил. Он часто брал женщин, которые рожали от него, но или убивал их, когда они беременели, или же родившихся младенцев. Я также был наказан за желание спасти их. А меня он боялся. Я был сильнее его. Это я уже потом понял. Он не давал мне узнать мир, изучить его. Мне было запрещено всё. Зачастую меня держали на привязи.
— Почему ты мирился с таким отношением?
— Я был напуган, Флорина. Очень напуган миром. Я ничего о нём не знал и был диким. Меня пугало всё, буквально всё, что я не знал. Моё развитие остановилось очень рано, я хоть и выглядел взрослым, но мышление у меня было, как у ребёнка, потому что мне не давали ничего увидеть. Когда другие обучались грамоте, я был наказан. Когда другие занимались сексом, я был наказан или следил за огнём.
— Неужели, тебе не хотелось узнать?
— Очень хотелось, но меня бы снова наказали. Тогда я даже не подозревал, что был силён и мог просто разорвать цепь, на которой меня держали, убить отца или защитить себя. Я не знал об этом. Моё развитие заключалось лишь в понимании, что мы в безопасности, остальной мир кишит врагами, убившими мою мать, и есть пища в виде людей. Потом я начал разделять людей по внешним признакам. И всё. Меня учили, что люди злые и ищут нас, чтобы убить и использовать. Другие вампиры, как твой отец, тоже плохие. Но я его видел… было ощущение, что он невероятен. Для меня твой отец был самым умным и сильным вампиром, и я его боялся, но и хотел быть рядом с ним. Ты знаешь, что случилось, когда я рискнул просить его взять меня к себе. Я даже произнести этого не мог. Я говорил набором слов, порой путал буквы.
Моё сердце сжимается от боли. Жизнь Томáса была адской и унизительной.
— Наш клан другой, — тихо произношу я. — Мы не унижаем друг друга. Каждый занимает свой пост. На самом деле всем давно уже плевать на посты, на сближение с королевской семьёй. Каждый занимается своими делами.
— Разве это хорошо?
— Да, нет уже таких жёстких правил, как раньше. Мы стали свободнее, но соблюдать законы всё же нужно. Наша разведка отлично работает, они всё знают. Это умные воины. Они отслеживают действия всех вампиров. Там, где живут вампиры, есть один из представителей нашей безопасности.
— А ты не думала, что этих вампиров легко купить?
— Нет, они веками служат нашей семье и клану. Стан ведь их возглавляет, — хмыкаю я. — Они верны своему виду.
— Ты ошибаешься, Флорина. Всегда были и будут предатели. Они есть везде. Или трусы, которые с лёгкостью идут против своего же вида. Вампиры стали слишком похожи на людей.
— Ты считаешь, что Стан предатель? — огрызаюсь я.
— Стан нет, но нельзя безоговорочно верить словам, Флорина. Ты их королева и должна сама следить за безопасностью своего вида и за исполнением всех правил.
— Я хреновая королева, Томáс. Мне это никогда не было интересно. Мне бы чувствовать вину за это, но… я не могу. Я ненавижу титул. Ненавижу то, что они считают меня какой-то особенной. Ненавижу эту жизнь. Я бы всё отдала, чтобы уйти отсюда и жить нормальной жизнью на Аляске, к примеру. Быть, как ты. Быть свободной, понимаешь? Эти рамки убивают. Я нахожусь в них всю свою жизнь. Никто меня не спросил, хочу ли я быть королевой, нужна ли мне эта ответственность. Это жестоко. Я против насилия. Против жестокости к любому живому существу.
— Я тебя понимаю, Флорина. И твои чувства мне близки, но бывает так, что просто не из чего выбирать, и ты выбираешь то, что поможет тебе защитить любимых. Ты тоже выбрала свой титул и стала их королевой, потому что боялась за Стана и дядю, не так ли?
— Да, — шепчу и кладу голову на плечо Томáса. — Они мне не родня, но всегда были моей семьёй. Они такими и останутся. Если бы я не возглавила клан, начала бы возмущаться и отдала пост кому-то другому, да зубами вырвала бы себе свободу, то их бы убили. Их бы уничтожили, как доказательство власти другого короля или королевы. Ни Стан, ни Ромá никогда бы не подчинились другим. Есть ещё несколько вампиров, в которых я уверена, а остальные… дерьмо, которое я бы убила.
— И тебе придётся это сделать.
— Что? — спрашивая, озадаченно приподнимаю голову, глядя в серьёзные глаза Томáса.
— Если ты обнаружишь предателей, а они есть, то должна их убить, Флорина. Без сожаления. Иначе они убьют тебя. Таковы правила. Предавший один раз, предаст и второй, но это может стать уже летально. И я думаю, что всё происходящее сейчас как раз покажет истинные лица тех, кто тебя окружает. Тебе придётся убить их, чтобы защитить себя и свою семью.
— Знаешь, ты был бы прекрасным королём вампиров, Томáс. Жаль, что ты этого не хочешь. Ты умён, сообразителен, силён и прекрасно разбираешься в королевских обязанностях. Может быть, когда-нибудь, — зевая, возвращаю свою голову на плечо Томáса.
— Когда-нибудь, — эхом повторяет он, целуя меня в макушку.
Сон овладевает моим сознанием. Первый раз я видела кошмар — смерть всей моей семьи, я снова была в том ужасном дне. В эту ночь кошмар возвращается, только теперь я вижу Томáса, разорванного на мелкие кусочки, лежащие на столе передо мной. Кровь и плоть, раздробленные кости и хрящи вызывают дурноту в моём теле, слёзы скатываются из глаз, а сердце наполняется отчаянной болью. Мне хочется орать и уничтожить того, кто это сделал с ним. Но осознание того, что мне придётся уничтожить себя же, убивает меня. Боль быстро распространяется по моему телу, она поглощает меня, и я…
Громкий стук возвращает меня в реальность. Я резко сажусь на кровати, как и Томáс.
Боже мой. Нет. Я в ужасе смотрю на него, когда стук повторяется. Я убила его в своём кошмаре. Я убила…
— Русó, я вхожу, — раздаётся громкий голос Стана за дверью.
— Вот чёрт. Одевайся, — рявкает Томáс, подскакивая с кровати.
Но мне сейчас всё равно, кто войдёт сюда. Я испытываю жуткий страх. Это настоящий страх, а не воспоминание, и он словно пробуждает что-то внутри меня.
Глава 37
Мой человеческий друг, ты знаком с горем смерти. Думаю, что каждый будет знаком или уже знаком с этими ощущениями всепоглощающего горя, которое всегда остаётся рубцом на сердце. Что бы ты ни делал, кого бы не любил в будущем, рубец остаётся навсегда. Это твой опыт, прошлое, твои эмоции и воспоминания. Мы же немного отличаемся в принятии горя. У нас оно вызывает желание мщения, жажду крови и делает нас безумными. И не всегда ярость из-за смерти семьи появляется внутри нас. Это может выглядеть довольно странным, если учесть, что сильнее семейных уз ничего нет в нашем мире, по твоему мнению. Но это не так. Не совсем так. На первом месте у нас, конечно, семья. Мы защищаем и сражаемся за неё. За неё мы убиваем, не разбирая, кто стоит перед нами. Но если вампир встречает возлюбленного, то именно он становится главным в этой иерархии приоритетов. Когда на мою семью напали, отец защищал маму, а не своих детей. Потеря возлюбленного — медленная смерть. Потеря кого-то из детей или родителей — боль и желание отомстить. Но эти эмоции довольно отличны друг от друга. При потере возлюбленного мы сходим с ума и не остановимся ни перед чем, пока не уничтожим всех, кто был даже косвенно причастен к гибели любимого. Мы убиваем до тех пор, пока весь род врага не сгинет в ад. При потере члена семьи мы убиваем того, кто это сделал. Теперь ты понимаешь, насколько сильна связь между парой? Это одно целое. Это отдельный мир, в котором всё очень хрупкое. И мой сон, кошмар, который я увидела, пугает меня, но не тем, что это могут быть просто мои страхи, а тем, что это может быть видением. Уже не знаю, кто я, и что происходит в моём теле с моей сущностью. Мы видим будущее, когда наша пара в опасности. Папа рассказывал, что такое бывает, но не всегда сбывается. Порой это наша сущность требует защиты от разума того, кого мы безмерно любим. И вот это пугает меня. Я люблю Томáса. Вот, в чём причина этого страха. Любовь.