Страница 67 из 95
— И… что? Почему он не помог тебе? Не забрал тебя?
— Он предложил мне уехать с ним. Он был готов забрать меня, но вмешался отец и не дал мне уйти. Он наказал меня за предательство. Лишь один я из всей деревни постоянно получал наказания за любую провинность, даже если это было и чепухой, вроде пролитого на землю молока или чего-то в этом духе.
— Но ты же мог сбежать?
— Не мог. Каждое наказание состояло из нескольких этапов. В меня втыкали ножи, чтобы обескровить и сделать слабым. Я засыпал, чтобы выжить, и тогда меня помещали в темницу. Не кормили и требовали признать свою вину. Мне ничего не оставалось, как сделать это. Но в тот раз я очнулся в новом месте. Отец перевёз меня и всех жителей деревни на Аляску. Там не было никого в то время. Были только мы. Нам приходилось питаться племенами, живущими там. Мы полностью вырезали деревни и делали снова людей рабами. И тогда там появились вы. Ты и Стан. Я помог Стану и испугался, что меня снова накажут. Я был диким и практически не мог изъясняться, плохо говорил, потому что меня специально не обучали ни языкам, ни грамоте, ничему, кроме как убивать и охотиться. Зачастую меня держали в кандалах и на привязи, как животное.
— Боже мой, — от ужаса я прикрываю ладонью рот. — Это же ужасно.
— Да, и когда я увидел Стана, затем услышал твой голос, то понял, что здесь есть вампиры. Здесь есть рядом лагерь и помощь. Я решил сбежать и готовился к побегу много столетий. И мне практически это удалось бы сделать, если бы не видения, которые начались внезапно. Они сковывали моё тело, вынуждая испытывать физическую боль. Вот таким скрюченным и в лихорадке меня поймал отец. Для него это было жутким предательством. Меня снова наказали, бросили в высушенный колодец и замуровали там. Он обещал, что я сдохну за своё предательство. И я умирал. Не считая горячки, которая забирала много сил, у меня не было ни еды, ни воды. Я не мог разбить стены. Меня похоронили под землёй.
— Тебя кто-то спас? Кто-то помог тебе? — шёпотом спрашиваю я.
— Да, меня спасли, — кивает Томáс.
— И кто это был?
— Ты.
Я приподнимаю брови.
— Это невозможно. Меня не было там.
— Ты была. Да-да, это была ты, Флорина. Сейчас я это понимаю, когда встретил тебя и познакомился с тобой. Но тогда мне казалось, что это ангел. Я слышал шёпот в своей голове. Ангел говорил мне, что я сильный и знаю, как выбраться оттуда. Я смогу. Ангел постоянно шептал мне вдохновляющие слова. Он подсказал мне, что я должен кусать самого себя, в моём теле есть кровь, она сильная и поможет мне. Я доверился этому шёпоту, и это, действительно, придало мне сил. Сначала я пытался разрушить верхнюю кладку кирпичей и выбить доски, но это было безрезультатно. Затем я начал разбирать колодец изнутри, и мне удалось добраться до земли. Я копал очень долго, пока не выбрался наружу. Не знаю, сколько прошло лет или месяцев, пока я сидел там, но, когда выбрался, деревня была пустой. Всё, что я нашёл это сгнившие куски плоти, разрушенную деревню и запах смерти. Я начал искать хоть какое-то питание и убил. Впервые за всю свою жизнь я убил по собственному выбору. Это был молодой парень, вампир. Я выпил его кровь полностью. Иссушил его и испугался, что теперь меня точно убьют. Мне пришлось вернуться в деревню и опознать всех, кто умер. В одном из трупов опознал отца, я просто знал, что это он. Я сжёг всё и сбежал оттуда, чтобы жить в постоянной ночи и в бегах от вас. Я был уверен, что это вы убили всех жителей в моей деревне и будете искать меня.
— Но о тебе никто не знал, Томáс. Я же видела записи отца. Я читала их, там не было упоминания, вообще, ни о тебе, ни о твоём отце.
— Знаю, я их тоже прочитал. У тебя довольно доступная библиотека, и в ней огромная информация про наш вид, — хмыкает он. — Поэтому я понял, что это был не он. К тому же я недосчитался трёх вампиров, живущих до этого с нами. Среди трупов не было их тел. Я думаю, что они убили отца и остальных, кто был не против насилия и жестокости.
Прикрываю от ужаса глаза. Я, действительно, никогда не спрашивала его о той боли, которую он пережил, а она была огромной. Насилие и рабство, его отец был, действительно, ублюдком. Но больше всего меня шокирует, что отец знал о них и никому ничего не сказал. Я уверена, что папа сохранил их тайну и вряд ли брал с них дань, это были даже не наши земли. Папа был честным правителем.
— Поэтому ты так ненавидишь нас? — шёпотом спрашиваю его.
— Я не испытываю к вам ненависти, Флорина. Я пережил своё прошлое и горевать о нём не вижу смысла. Не хочу стать снова чьим-то рабом, а я знаю, что если все будут в курсе о моём существовании, то вновь буду под гнётом правил и протоколов. Я не хочу такой жизни. Мне нравится то, как я живу сейчас. Мне не нужна власть. Мне не нужно это всё, что есть у тебя. Я выбрал свой путь, и он дарит мне надежду на то, что моя душа ещё не сгнила окончательно. Поэтому я прошу тебя никому не говорить обо мне. Я достаточно страдал и знаю, что это такое, когда тебя боятся. Меня боялись, поэтому наказывали, сделали рабом и животным, чтобы я не стал сильнее и не вырвался на свободу. Прошлое повторится, но больше я молчать не буду. Я стану драться, если меня захотят снова завербовать.
— Я никому не скажу о тебе, Томáс, — тихо заверяю его. — Никому. Ты не заслужил такого отношения. И тебе врали. Клянусь тебе, что мы не так жестоки, какими ты нас считаешь. Разве я жестока? Я убиваю направо и налево?
— Нет, ты не жестока. Ты прекрасна, Флорина. Ты добрая и искренняя, отзывчивая и ранимая. Но моё представление о вас было неверным, и я не хотел ничего знать о вас. Я бежал от вас и знаю, что ты не выдашь меня. Я знаю, поэтому и рассказал тебе про себя больше.
Я поднимаю руку из воды и касаюсь лица Томáса.
— Как же ты выжил? Как тебе удалось остаться таким порядочным?
— Я выбрал верный путь, Флорина. Я верю в свою душу, как и в души тех, кто меня окружает.
— То есть ты, действительно, веришь в Создателя?
— Да. Я верю. И я верю, что он приводит к нам тех, кому мы нужны, и кто нужен нам.
Я не знаю, как такое возможно, потому что никогда в жизни не чувствовала такого яркого шара внутри своей груди. Это именно похоже на шар, который всё сильнее раздувается, но кожа и рёбра мешают ему вырваться. И это происходит с болезненным удовольствием, когда я смотрю на Томáса, поливающего мою грудь тёплой водой из ладошки. Эти чувства, которые я сейчас испытываю, мне незнакомы, поэтому точно знаю, что это не воспоминания. Сейчас я не имитирую своё состояние. Значит, я, правда, чувствую. Я чувствую Томáса, и только когда нахожусь рядом с ним. И в этот момент в моей голове словно всё очищается, туман медленно рассеивается, открывая для меня правду, которую я не хотела видеть и слышать. Я не хотела её признавать. Томáс был во всём прав, сказав мне, что я умираю из-за чувства вины, оттого что всегда хотела начать всё заново, изменить правила дома Монтеану, стать кем-то большим, чем тринадцатым никчёмным ребёнком. Я хотела любить и доказать, что достойна любви. Я не смогла это сделать в прошлом, потому что даже любовь моей семьи ничего бы не изменила. Мне всё равно было бы мало. Мне нужен был один, только один вампир, который мог бы показать мне весь мир в своих глазах и вылечить мою душу.
— Ты готова очиститься, Флорина? Думаю, что время пришло, вода остывает, — произносит Томáс и тянется за губкой, лежащей на краю ванной.
— Да… да, — мой голос садится, и я прочищаю горло.
— Тогда я начну с рук, — Томáс дарит мне мягкую улыбку и берёт мою руку в свою. Он смачивает губку и проводит ей по моей ладони, а затем, наклоняясь, целует её.
Хмурюсь, не понимая смысла его поступка, но ничего не произношу.
Томáс проводит губкой по каждому из моих пальцев и каждый целует. Я дёргаю рукой и убираю её быстро под воду.
— Что-то не так? — хмурится он.
— Хм, ты целуешь мою руку, — отвечая, во все глаза смотрю на него.
— Тебе не нравится?
— Это входит в ритуал? — прищуриваюсь я.