Без обезьяны

Я уже говорил, что пришли папуасы и меланезийцы на Новую Гвинею из Индонезии. Но так и не выяснилось, была Индонезия их родиной или просто промежуточным пунктом на долгом пути. Больше всего похожи меланезийцы на африканцев, так похожи, что до сих пор время от времени находятся учёные, которые заново начинают искать способы соединить Африку с Меланезией. И тут, конечно, может прийти на помощь всё та же островная Лемурия. Она могла стать если не родиной темнокожих народов, то мостом между Африкой и Индонезией, а там и до Меланезии рукой подать.

Впрочем, и без таинственной Лемурии, и без реальной, но слишком далёкой Африки у меланезийцев есть родственники поближе — на Андаманских островах у побережья Индии, на полуострове Малакка, в Южной Индии.

Похоже, что папуасы — старшие братья уже знакомых нам австралийцев. И дело не только в том, ' что Новая Гвинея, скорее всего, лежала на пути любых переселенцев в Австралию. За родство папуасов и австралийцев высказались группы крови. Только не те, что определяются присутствием факторов А и В, а другие — по факторам М и N. Людей с фактором М в мире намного больше, чем с фактором N. А вот в Австралии дело обстоит как раз

наоборот. И на Новой Гвинее, у папуасов, тоже. Такие совпадения обычно не бывают случайными. А как узнали, что папуасы именно старшие братья? Тоже делая точные анализы крови. У папуасов в крови есть вещество, которое зовут фактором 3. У австралийцев этот фактор не встречается. Что из этого следует? Согласно законам генетики, утратить фактор за тысячи лет и при переселении небольшими группами можно довольно легко. А вот приобрести — практически невозможно. Значит, не папуасы нашли, а австралийцы потеряли.

Древние папуасы разнесли когда-то по островам Океании свой (и австралийский) фактор N. А айны, бородатые темнокожие люди, донесли своё N до Курильских островов.

Теперь надо сказать, что в одном отношении Меланезии сильно повезло: здесь жаркий и сырой, очень неприятный, с европейской точки зрения, климат. Впрочем, я уже сообщил, что о нём думал Джек Лондон. Почему же я говорю о везении? Да потому, что из-за климата европейцам Меланезия долго не нравилась. Лишь в XIX веке были захвачены Англией, Францией, Голландией и Германией Чёрные острова, а серьёзная эксплуатация многих из них началась лишь в XX веке.

Колонизаторы привезли сюда массу рабочих из других своих колоний и полуколоний. В результате на островах Фиджи, например, сейчас половину населения составляют индийцы.

А вот Новая Гвинея всё ещё остаётся своего рода гигантским заповедником. На два миллиона папуасов и меланезийцев приходится пока немногим более десяти тысяч европейцев. Многие десятки и сотни тысяч папуасов живут и сегодня в каменном веке. Особенно это относится к карликовым племенам центральной части острова. Да, на Новой Гвинее есть свои пигмеи, как есть они во многих других частях планеты. Но о великанах и карликах мира у нас будет особый разговор.

Вторая половина XX века вовремя пришла на Новую Гвинею. Западная часть острова уже перестала быть колонией — она вошла в состав республики Индонезия. Освободится и восточная часть, и скоро. Колониалисты не успеют окончательно ограбить народ величайшего из Чёрных островов, уничтожить его культуру. И за это опять-таки надо благодарить трудный климат,

МНОГООСТРОВЬЕ

Многоостровье — так переводится на русский язык слово «Полинезия». Каждый, кто читал Джека Лондона, наверняка уже знаком с полинезийцами: он очень любил и восторженно описывал этот народ, особенно таитян и жителей Гавайских островов,

Вот например:

«На Гавайях, в отличие от большей части жарких стран, женщины долго не старятся и даже в старости красивы. Женщине, сидевшей под деревом хау, ... искушённый наблюдатель в любой точке земного шара, кроме Гавайских островов, дал бы лет пятьдесят. А между тем и дети её и внуки... знали, что ей шестьдесят четыре года... Прекрасно было старое дерево хау, высокое, как дом, — она и сидела под ним, как в доме, до того густую и уютную тень давала его огромная крона; прекрасна была лужайка — бесценный зелёный ковёр... А в другой стороне, сквозь бахрому из стофутовых кокосовых пальм, виден был океан за отмелью — синева, сгущавшаяся у горизонта до тёмного индиго, ближе к берегу — шелковистые переливы яшмы, изумруда и рубина».

Так живописал Джек Лондон.

Собственно говоря, и сегодня мало кто из путешественников может удержаться от восторгов, попав в Полинезию. Правда, теперь эти восторги большею частью относятся только к красотам природы. Похозяйничал уже в Полинезии капитализм, принеся с собою болезни и прочие беды, которые в колониях выглядят совсем пугающе.

Странная, даже смешная вещь. Между самой южной землёй Полинезии, Новой Зеландией, и самой северной, Гавайскими островами, лежит океанский путь длиной в 7500 километров. И 5800 километров океана отделяют остров Пасхи на крайнем востоке Полинезии от островов Тонга на крайнем западе. Если мерять общую площадь, занятую в океане островной страной, то окажется, что Полинезия самая большая страна в мире. И при всём том на этих просторах в миллионы квадратных километров разбросаны острова общей площадью всего в 27 000 квадратных километров (если не считать Новой Зеландии, которая одна в десять раз больше всех остальных островов Полинезии, вместе взятых).

И всё это Многоостровье, несмотря на чудовищные расстояния, населяет, по существу, всего один народ. Точнее, народы, совсем недавно составлявшие один народ. Во всяком случае, большинство исследователей считает, что гавайцы на севере, маори на юге, пасхальцы на востоке и тонганцы на западе говорят лишь на диалектах единого полинезийского языка.

Один-единственный язык одного-единственного племени в Америке за десятки тысяч лет превратился в сотни несхожих языков. Здесь до этого далеко.

Значит, совсем не так уж много поколений назад полинезийцы разошлись друг от друга на сотни и тысячи километров.

Кстати, измерять время поколениями в Полинезии особенно удобно. Потому что именно эту мерку постоянно применяют сами полинезийцы, когда заглядывают в свою историю. А её они знают. Знают так хорошо, что им могут позавидовать многие народы земного шара с более высокой цивилизацией. Между тем у полинезийцев не было своей письменности, и им приходилось опираться только на собственную память.

У народов, не знающих письменности, памяти доверяют многое — поневоле. И надо сказать, что чаще всего такое доверие оправдывается. XIX и XX века можно назвать временем торжества древних легенд, потому что многие из них, считавшиеся только художественными вымыслами, оказались основанными на вполне реальных фактах. Например, четыре века прошло между событиями, описанными в «Илиаде», и временем, когда она была закреплена на бумаге. На протяжении шестнадцати поколений — с XII (XIII?) до VIII века до н. э. — эта поэма передавалась из уст в уста. И всё-таки сохранила в себе достаточно фактических сведений, чтобы Генрих Шлиман нашёл великую Трою.

Но что шестнадцать поколений в ряду преданий Полинезии!

Обитатели острова Раротонга легко перечисляют девяносто два поколения своих предков, уходя на две с лишним тысячи лет назад. И это не простое перечисление имён вождей каждого поколения. Раротонганцы рассказывают о событиях, связанных с жизнью многих из этих поколений. В преданиях говорится о подвигах героев, о сражениях и дальних путешествиях, в том числе и о том, как пришли предки полинезийцев на нынешнюю родину.

Подтверждает справедливость преданий тот факт, что на разных и очень отдалённых островах в длинном ряду предков появляются вдруг одни и те же имена.

На Гавайских островах, Таити, Раротонга и в Новой Зеландии помнят вождя и героя по имени Хиро или Хуа. Если для гавайцев он жил двадцать пять поколений назад, то для таитян — двадцать три поколения, а для раротонганцев и новозеландских маори — двадцать шесть поколений назад. Замечательное совпадение. А в маленьком расхождении в цифрах нет ничего удивительного. Ведь поколение длиной в двадцать пять лет — величина условная, средняя. На самом деле в конкретном случае отец может оказаться старше своего сына и на двадцать, и на тридцать, и на сорок с лишним лет. На одних островах разница оказалась больше, на других меньше.