День очищения

— Ты дурак? Мне девяносто без двух дней! Мне, чёрт меня дери, плохо всегда! — он прислушался к ощущениям, подумал и поправился: — Но с текилой мне лучше.

Я налил третий.

— Сегодня я намерен выпить столько, сколько успею.

— Это может плохо кончиться.

— Вот тебе не пофиг? Ты бармен, твоё дело наливать.

— Не хотелось бы стать орудием вашего самоубийства.

— Вот вроде старик тут я, а тупишь ты, — сказал он, выпивая. — Мне девяносто без двух дней.

— С наступающим юбилеем.

— Ха, здорово поддел, — покивал он, — Ладно, назовём это так. Но вообще поздравлять человека с тем, что ему два дня осталось, так себе шутка. Даже для бармена. Нас, тихо пердящих свои последние восемнадцать, всего-то пятеро. Я предлагал им отметить вместе, но они не смогли доползти до бара. Двое уже не встают, один не помнит, кто я такой, ещё один не помнит, кто такой он. Два дня, и самыми старыми пердунами тут станут семидесятидвухлетние карапузы. А ты говоришь, «плохо кончится». А что, есть варианты хуже могилы, парень?

Вообще-то есть, но сейчас не лучший момент для споров.

— Ещё шот?

— Я думал, ты никогда не спросишь!

— И каково это, знать, что осталось два дня? — спросил я, наливая.

— Знаешь, парень, такой же вопрос я задал тридцать шесть лет назад своему деду. Он был тот ещё упрямый старый мудила и тоже не хотел помирать ни на день раньше. Он сказал: «Жду с нетерпением». Я тогда подумал, что он врёт. Не то меня успокаивает, не то себя… Мне было пятьдесят четыре, что я понимал в жизни? А сейчас я тебе повторю его слова, парень, — жду-не дождусь. Достало всё. Устал. Когда ты молодой, то устал, отдохнул — снова как огурец. А когда ты старый, то устал — сильно устал — адски устал — совсем устал и помер. Не доживай до моих лет, парень. Да, я это уже говорил, помню, но хорошую мысль не грех и повторить.

— Дед, ты что тут делаешь! — донеслось от входа.

Женщина пятидесяти четырёх… — ах, да, без двух дней же, — лет возмущённо идёт через зал, не обращая внимания на взгляды и смешки посетителей.

— Быстро ещё шот, — свистящим шёпотом говорит мне старик.

Я наливаю.

— Поставь рюмку, старый ты пень! Тебе врач ещё когда пить запретил!

— Это был прошлый врач, — ответил он, зажав посуду в кулаке. — Я считаю, что если врач помер раньше пациента, его предписания автоматически обнуляются.

— Новый повторит тебе то же самое!

— Не успеет, — старик воспользовался паузой в разговоре и намахнул порцию.

— Не наливайте больше! — обратилась ко мне женщина. — Ему хватит!

— Это жить мне хватит, а пить — нет!

— Не вижу причин отказать клиенту, — сказал я примирительно, — он явно совершеннолетний. Хотите, налью и вам?

— Идите к чёрту! — ответила она мне и повернулась к деду.

— Как тебе не стыдно! Мог бы дожить и не позоря семью!

— Всё, что имеет семья, заработал я, — проворчал дед. — Я построил дом, где ты живёшь со своим бестолковым мужем. Я покупал тебе одежду и игрушки. Я кормил тебя, когда об этом забывала твоя бестолковая мать. Я водил тебя в школу, пока пил твой бестолковый отец. Я любил тебя больше своих детей, и что? Ты меня попрекаешь шотом текилы?

— Дед, ты достал своими проповедями. Те времена прошли. Ты о нас позаботился, спасибо. Теперь наша очередь. Пошли домой. Тебе пора в кровать. В твоём возрасте нельзя спать пьяному под забором.

— Не путай меня со своим отцом, внучка, — ответил дед, — я уже не успею спиться, как он. За два дня-то.

— Тебе надо… Ну, не знаю… подготовиться.

— К этому не надо готовиться. Тренироваться тоже не надо. Нет ничего проще, чем сдохнуть. Не слыхал ни об одном человеке, который не справился бы. Даже мои бывшие одноклассники, которые сейчас ссутся под себя и не знают, на каком они свете, — и те не облажаются, будь уверена. Откинут копыта успешно и точно в срок.

— Значит, нам надо подготовиться. Мне надо!

— Тебе надо, ты и иди. Оставь старика в покое. Кстати, я всё оплатил, даже могила уже готова. А то знаю я вас…

— Откуда у тебя деньги?

— Заначка. Я здорово поглупел с годами, но не настолько, чтобы отдать вам всё. Иначе вам бы пришлось закапывать меня в песочнице совочками моих праправнуков.

— Вот ты жопа старая, — сдалась женщина и присела на табурет рядом, — налейте мне тоже.

— Текилы?

— А он текилу пьёт? Тогда да. За его счёт.

— Он пьёт за счёт заведения.

— Эй, парень, ты ничего не путаешь? — спросил старик. — Это у меня из нас двоих маразм.

— Бар может позволить себе обслужить бесплатно самого старого клиента в городе.

— Тогда наливай.

— Вот хитрая старая жопа, — буркнула внучка. — И тут ухитрился лучше всех устроиться. Ладно, лейте мне за наличные. Куплю ему венок подешевле.

Я налил две рюмки. Дед с внучкой покосились друг на друга, очень похоже вздохнули и чокнулись.

— За мои последние восемнадцать, — сказал тост старик.

— Ещё два дня, — возразила женщина, но выпила.

— Через два дня вам будет не до меня. Очищение же. Закопать-то в суете не забудьте.

— Да уж не сомневайся, — фыркнула она, — дети уже трижды подрались, кому достанется твоя комната. Смотри, как бы живым вперёд ногами не вынесли.

— Ещё не знает, что делить не придётся?

— Нет, мы не спешим. Пусть отродье догуляет своё. Не самый плохой парнишка был, даже жаль его немного.

— Но-но, долг есть долг. Наша семья никогда не просила помощи. Палач нужен тем, кто слаб. Не заставляй меня думать, что наша кровь прокисла.

— Ой, заткнись, дед. Ты что, меня не знаешь? Жалко — не жалко, я своё дело сделаю.

— На тебе всё держалось, — признал старик, — после того, как я спёкся. Бармен, два шота, мне и моей бестолковой внучке! Давай, за тебя.

Они чокнулись и выпили.

— Корзинки-то примешь? — спросил он. — Или того… сразу?

— Заткнись, дурень старый! — зашипела женщина, покосившись в мою сторону. — Сдурел, на людях о таком.

— В нашей семье никто не поддаётся соблазну Ведьмы, — заявила она громко, на весь зал. — Мы блюдём чистоту рода человеческого! За Очищение!

— За Очищение! — поддержали её посетители.

Торопливо звякнули друг о друга бокалы, стаканы и рюмки, люди потянулись к стойке за добавкой. Вечер обещает быть прибыльным.

***

Визита Училки я ожидал. Думал, разговор зайдёт про сыночка, из которого она уже, по моим расчётам, должна была вытрясти факт общения со мной. Он не выглядит способным удержать что-то в секрете от матери. Но она, к моему удивлению, потребовала мохито — и Швабру.

— Можете пригласить вашу уборщицу? — попросила она, пригубив напиток.

— Сейчас сама придёт. Или вам срочно?

— Нет, не настолько. Я подожду. Скажите, Роберт, вам не кажется, что люди в городе как-то… изменились, что ли?

— Я недостаточно долго здесь, чтобы делать выводы.

— Точно, — она отпила ещё, — я забываю, что вы тут недавно. Кажется, что родились за этой стойкой.

— Моё природное свойство — выглядеть везде на своём месте, — сказал я, протирая стакан. — Сливаться с пейзажем, если угодно.

— Вот уж нет, — грустно улыбнулась она, — на самом деле, вы довольно заметны. Во всяком случае, для меня. Но я о другом. Знаете, в последние дни местные смотрят и разговаривают со мной… странно.

— В каком смысле?

— Как будто у меня, например, рак в последней стадии. Когда муж умирал, и мы с ним оба знали, что остались неделя-две, разговаривать с ним было настоящей пыткой. Я старалась постоянно быть рядом, ведь нам оставалось так мало времени вместе, но… мы сидели, смотрели друг на друга и не знали, что сказать. Любые слова бессмысленны, если нет будущего. Скажешь: «Хорошая погода», — а потом ляпаешь: «И прогноз на лето хороший». Но лета он не увидит. Нельзя говорить о важном с человеком, который уже не примет никаких решений. Невозможно говорить о ерунде с ощущением, что тратишь время на пустяки. Глядя на таймер, отсчитывающий последние дни, можно только молчать или плакать. Иногда ловила себя на мерзкой мыслишке: «Скорее бы», — потому что это слишком тяжело.