Страница 7 из 24
— А что, такой необычный фасон? — спросил я.
— Да как вам сказать… Для кого-то, может, и обычно вручную шитую обувь носить, — она снова покосилась на «клушатник», — но не в наших краях. Хотела бы я посмотреть на то платьюшко, к которому такие туфли тачают. Думаю, это было бы лучшее, что я видела в своей жизни.
— И что было дальше?
— Ну вот, вчера пришёл заказ. Не так шикарно, как образец, каюсь, такого мне не достать, но хороший, дорогой товар. Настоящая кожа, модельная колодка, всё как надо. Вот только заказчик что-то не спешит забирать… Он, конечно, залог внёс вперёд, но вышло дороже, чем я считала, поэтому если не выкупит, буду в убытке. Тут такую туфлю́ никому не продашь. И размер неходовой, и дорого…
— А где образец, который он оставил?
— Отдала помощнику шерифа, он сказал, у него полежит.
— Я выкуплю у вас заказ.
— Серьёзно? Буду очень рада. Я уж думала, будет теперь вечно на полке пылиться.
— Да, приносите. Не могу не поддержать коллегу по малому бизнесу.
— Вы такой милый! Вот я вам всё и рассказала. И знаете… — она замялась. — А можно мне ещё порцию мартишечки? Последнюю-распоследнюю? Только джинчику чуть побольше плесните…
***
— Слы, чел, нучокак? — приветствует меня унылый Говночел в участке. — Скажи, что это говно уже закончилось, чел!
— Нет, — покачал головой я, — не скажу. Ничего не закончилось. Тебя ждёт суд и все его последствия.
— Ну, блин, ты обломщик, чел…
— Тебя тут кормят?
— Ну, так, норм, чел. Вчера жаба твоя тощая забегала с пирожками. Под её кислую рожу чуть не подавился, но пирожки гут. Зато сегодня та клёвая герла заходила, прикинь!
— Блондинка?
— Да, чел, рили блонда, отпад! Ух, я бы с ней затусил! — глаза панка стали томными и масляными, а я сообразил, что с лицом у него что-то не то.
— Что с твоей рожей? — спросил я, приглядываясь.
— А чо не так, чел? Я умывался сегодня, рили. Та герла принесла мне воды, а потом даже протёрла харю влажной салфеткой. Своими ручками, чел! Я чуть не кончил, рили! Как ты думаешь, чел, она на меня запала? Я на неё конкретно запал, чел!
Зеркала в участке не предусмотрено, так что панка однажды ждёт сюрприз — татуировок на его лице больше нет.
— Значит, тебе будет о ком мечтать следующие двадцать лет в тюряге, — безжалостно сказал я. — Тренировать мелкую моторику рук.
— Слы, чел, ну зачем ты так? Не надо так, чел! — заныл панк. — Вытащи меня отсюда, чел!
— И как ты себе это представляешь?
— Не знаю, чел. Но ты же рили крутой и неслабый чел. Местные не дуплят, но они же тебе на один зуб, рили.
— С чего ты взял?
— Я чую, чел. Ловлю вайб, понимаешь? Я тусовался с рили гангста-байкерами, конченые отморозки, чел, но понимали за панк-рок. Так вот, чел, их главный гангста-босс против тебя как самокат против бульдозера. Сделай что-нибудь, ну, пли-и-из!
— Ещё недавно ты меня хотел ограбить, потом избить… Зачем мне что-то для тебя делать?
— Чел, прости дурака, чел! Никогда больше, чел, рили, клянусь!
— Навещаете арестанта? — спросил вошедший с улицы Депутатор. — Похвально. Судья распорядился доставить его через полчаса.
— Блин, челы, вы чо? Уже всё? Ничего не сделать? Вот же попадос… — окончательно упал духом панк.
— Я хотел посмотреть на улики.
— Улики? Ах, да, обувь. Отдаю должное вашему профессионализму, размер определили идеально. Вот, посмотрите. Что скажете?
Я покрутил в руках чёрную женскую туфлю.
— С уверенностью могу сказать одно, она правая. В остальном я, боюсь, далёк от женской моды. Свидетельница утверждает, что это ручная работа и вообще дорогая вещь.
— Дама того уровня, который не ожидаешь увидеть в обществе сильно пьющего ночного уборщика, верно? — отметил Депутатор.
— Любовь зла, — пожал я плечами, разглядываю туфлю. — Разнообразные мезальянсы не редкость. У вас есть лупа?
— Нет. Но у меня отличное зрение. Искусственные глаза лучше настоящих, а профсоюз не поскупился.
— Вот здесь, — я показал на боковой рант. — Следы почвы. Обычно в таких туфлях не гуляют на природе.
— Дайте посмотреть… — Депутатор уставился на обувь, поднеся её к самому носу. — Увы, обычный суглинок. Здесь он буквально везде, где нет асфальта.
— Да уж, прорыв в деле из-за пыли на ботинках бывает только в дешёвых детективах. В жизни подозреваемые редко умудряются вляпаться в шлам уранового рудника или наступить в помёт реликтового утконоса, — я забрал туфлю у полицейского и осмотрел её ещё раз. — Не новая, но износ небольшой. Это делает вероятной версию, озвученную жертвой, — обувь потребовалась потому, что пара потеряна.
— Или потому, что это женщина, — философски заметил Депутатор. — Обычно у них количество обуви существенно превышает количество ног.
— Это подтверждает версию, что у дамы серьёзные проблемы. Иначе она бы не бегала босиком, потеряв туфлю, а просто надела бы другие. И мы, и свидетель видели её с разницей в несколько дней в одном и том же платье, красивом, но не самого удобного фасона. У неё нет куртки. Нет сумочки. Нет запасной обуви. Либо она любит путешествовать налегке, либо сбежала откуда-то в чём была. Возможно, скрывается, поэтому и мезальянс: обратилась к первому, кто оказался доступен.
— Думаете, она просто использовала жертву, сыграв на его чувствах?
— Использовала — определённо. Насчёт чувств — кто знает? Женщины загадочны и непредсказуемы. Кстати, не пора ли нам в суд?
— Вы собираетесь присутствовать? — удивился полицейский.
— Судья попросил.
— Значит, у него есть какие-то планы на вас. Тем лучше. Я весьма ценю наше с вами сотрудничество.
***
В офис судьи, он же, по совместительству, зал суда, мы отвели Говночела без каких-либо спецмероприятий. Просто пешком, просто по улице. Ни наручников, ни конвоя. Впрочем, убежать у него шансов примерно ноль — видел я, как Депутатор бегает. Да и куда тут бежать?
Судья сидит за столом, листает бумаги. Сбоку, за столиком пониже, пристроилась девушка в строгих очках. Одна из одноклассниц Швабры, надо полагать. Практика на каникулах. Указал жестом на стул посреди комнаты, мы усадили туда горестно вздыхающего панка.
— Предварительное слушание объявляется открытым, — сказал судья своим глубоким сильным голосом. — Итак, что мы тут имеем?
Он перелистнул несколько страниц, покивал, поднял глаза на сжавшегося Говночела.
— Вижу, проявленное снисхождение не пошло вам на пользу.
— Не надо так, — неуверенно ответил тот, глядя в пол.
— Вас отпустили на общественные работы при статье, которая тянет на десяток лет заключения. И что мы видим? Вы снова грубо нарушили закон. Публичное, совершенное с особым цинизмом, нападение на несовершеннолетних!
— Блин, чел, они первые начали!
— Свидетели, — судья потряс стопкой бумаг, — в один голос утверждают, что драку начали вы.
— Слы, чел, ну, драку-то да, но они же…
— Итак, вы признаете, что напали на детей первым?
— Ну, так-то типа да, но блин, какие же это дети, вы чо?
— Чистосердечное признание — это всегда плюс. Секретарь, зафиксируйте.
Девушка затарахтела клавишами пишмашинки.
— Я чо, блин? Во всём признался? — выпучил глаза панк. — Во я дебила кусок…
— На этом, собственно, можно заканчивать, — кивнул судья.
— И чо со мной будет теперь, чел?
— Суд.
— Блин, а это чо было щас?
— Предварительное слушание. На нём определяется, достаточно ли доказательств для, собственно, суда. Чистосердечное признание очень упростило процедуру. Суд определит ваше наказание.
— То есть я практически сам себя закатал в тюрягу, сидеть до седых мудей на нарах? Ну, блин, охренеть теперь…