Дом неистовых клятв

— ЛОР! — его имя вырывается из моего горла, когда оргазм взрывает мою промежность.

И прежде, чем я успеваю прийти в себя, он выпрямляется, направляет свой набухший конец меж моих ног и погружается внутрь меня.

Я снова вижу звёзды. Они сияют и потрескивают, точно бенгальские огни, и пересекают каменные небеса, словно кометы.

Когда он погружается в меня до самого основания, хриплый стон вырывается из его груди и прокатывается по моему телу. Он такой громкий и глубокий, что деревянный стол сотрясается подо мной. Лор отводит бёдра назад и стонет, когда мои мышцы обхватывают его член. Несмотря на то, что у меня там довольно узко, он так сильно меня увлажнил, что без проблем выскальзывает наружу. Мне сразу же начинает недоставать его члена, но он тут же снова врезается в меня.

Ещё больше чернил выплескивается из перевернутого сосуда и забрызгивает мой подбородок. Лор отпускает одну из моих ног и прижимает ладонь к моей щеке. Сначала я решаю, что он хочет стереть чернила, но затем он проводит рукой вниз по моему телу, рисуя на мне. Водя рукой по моей коже, покрытой потом, он окрашивает в тёмный цвет розоватые пики моих вздымающихся грудей.

«Focà, mo khrà».

Его глаза наполняются слезами и блестят так же, как его лоб и падающие на него локоны цвета воронова крыла.

«Как же я скучал по мягкости твоей кожи и жару твоего тела».

Каждая мышца во мне сжимается, начиная с промежности, по которой он так скучал, и заканчивая сердцем, которое он завоевал благодаря тому, что никогда не сдавался.

— А я скучала…

Я не хочу отводить глаза от его лица, но мои веки захлопываются сами собой, потому что он прижимается основанием ладони к моему чувствительному клитору. Я снова взрываюсь оргазмом, и волна удовольствия втягивает его глубоко внутрь меня, а затем врезается в него и выталкивает наружу.

Только вот моя пара не какой-нибудь мелкий камешек, который можно так просто отбросить в сторону; он валун, в который врезаются корабли и морская пена. Он прищуривается, обозревая весь тот беспорядок, что устроил на моей коже, его зрачки сужаются, челюсть напрягается, и он входит в моё пульсирующее нутро с яростным рыком и извергается внутри меня, окрашивая те части моего тела, которых не коснулись чернила.

Когда он изливает в меня всё своё семя, я понимаю, что насквозь промокла, как и он сам, и дело не только в солёном поте наших тел и удовольствии. Мы источаем блаженство. Оглушительное, мучительное блаженство.

Оставаясь всё ещё глубоко внутри меня, он нависает над моим телом и благоговейно целует маленькую татуировку под моим глазом, после чего бормочет что-то вроде молитвы на языке воронов. Мне удаётся разобрать имена своих родителей и слова «спасибо» и «ветер».

«Я благодарил ветер за то, что он прибил твою мать к берегам моего королевства и бросил в объятия твоего отца».

Я накручиваю прядь его волос на палец и наблюдаю за тем, как чёрный локон обвивает мою голубую кожу.

— Жаль, что ветра также разлучили их.

— Это сделали не ветра; а Регио.

Точно также Данте разлучил меня с Лором…

— Мне понадобится меч. То есть, когда мы вернёмся. Не давай мне меч перед поездкой.

Труп Алёны встаёт у меня перед глазами. Я отгоняю видение.

— И мне необходимы тренировки. Когда мы вернёмся из Глэйса, ты сможешь предоставить мне всё это?

— Да, только тебе не нужны тренировки.

— Не согласна. Я совсем не умею обращаться с мечом.

— Не будет никакого сражения на мечах.

— Ты собираешься связать Данте и преподнести мне его на блюдечке?

— Что-то типа того.

Он проводит большим пальцем по маленькому перышку на моей скуле.

— И ты очень даже умеешь обращаться с клинками.

Моё взволнованное сердце останавливается. И не из-за воспоминания о том, как я вонзила кинжал в глаз Данте, или о том, как кинжал торчал из груди Алёны, но при мысли о том, как я вонзила меч в шею Като. Мои ноздри начинают раздуваться от ненависти к себе и стыда. Я отворачиваю лицо от Лора и смотрю на серый пол. И хотя мой друг не лежит сейчас у моих ног, я всё равно вижу перед собой его окровавленное тело.

Я вынимаю руку из волос Лора и сжимаю её в кулак. Пытаясь отогнать это воспоминание, я закрываю глаза, но оно пристало к моим векам, точно свежий синяк. Ну, зачем Лор вспомнил о Като? Не то, чтобы я уже забыла о нём, потому что я не забыла — и никогда бы не смогла этого сделать — но учитывая всё происходящее, мысли о нём ушли на задний план.

«Он был твоим тюремщиком, Behach Éan».

Мои ногти впиваются в ладони.

«Он также был моим другом. Сколько раз мы ещё будем возвращаться к этому разговору?»

«Настоящие друзья не держат друг друга взаперти».

Я распахиваю веки и сердито смотрю на Лора.

«Не будь таким бесчувственным».

«Я прагматик».

«А я нет?»

«Нет. Не когда дело касается этого человека».

Я делаю вдох, который кажется таким горячим, словно кто-то поджёг мои лёгкие.

— Поцелуй меня, Фэллон.

Я смотрю на его губы, так как у меня совершенно нет настроения его целовать после этого разговора.

Глубоко вздохнув, он просовывает руки под мою спину и приподнимает меня так, что теперь я сижу на краю стола. Он стоит у меня между ног, а его твёрдый член всё ещё находится внутри меня.

«Если бы я мог убить его вместо тебя, mo khrà, я бы, не задумываясь, сделал это, так как я бы предпочёл, чтобы ты ненавидела меня, а не себя».

Боги, на него невозможно долго злиться.

Он просовывает руки под мои бёдра и снимает меня со стола. При этом его член выскальзывает из моей пульсирующей промежности.

«А теперь в кровать, так как нам надо отдохнуть».

Я обхватываю его рукой за шею и наслаждаюсь тем, как сокращаются и играют сухожилия под его кожей.

— Может быть, нам стоит зайти в ванную комнату?

— Нет.

— Лор, я вся покрыта чернилами и…

Я указываю на липкие разводы на внутренней стороне моих бёдер, которые я уже размазала по его узкой талии.

— И ты тоже.

— И это не предел. Увидишь утром. Мы помоемся после.

Я смотрю на своё тело с некоторой опаской.

— А что если чернила впитаются в мою кожу?

— Значит, ты будешь носить отпечатки моих рук на своей плоти до конца жизни.

— Вообще-то я серьёзно. Мои соски голубого цвета, а на теле полосы, как у дикой кошки.

— Мне нравятся твои голубые соски. А что касается полос, они подходят твоему характеру.

Я изумлённо смотрю на него, что заставляет его ухмыльнуться, но затем я улыбаюсь.

— Когда мой отец спросит, почему я облита чернилами, я укажу ему на тебя, Лор.

Его глаза вспыхивают.

— Я просто скажу ему, что ты рыскала у меня в библиотеке, так как хотела узнать о местоположении туннелей, которые Юстус нарисовал на нашей карте, и перевернула чернильницу. Подозреваю, твой отец будет слегка раздражён тем, что ты испортила работу Юстуса. Он ненавидит просить этого мужчину о помощи.

Моя радость испаряется, потому что merda…

— Я, правда, уничтожила карту?

— Нет, птичка, её уничтожил я. А ты просто уничтожила меня.

ГЛАВА 66

Спустя целый день полёта, на горизонте появляется земля. В отличие от Люса, который сверкает золотыми и зелёными оттенками, Глэйс — такой же белый, как то постельное бельё, что перепачкали мы с Лором перемазанными чернилами телами.

Я приняла душ и усиленно тёрла себя мочалкой, но даже это не помогло мне избавиться от этих новых отметин. Чтобы избежать удивлённых взглядов, особенно со стороны отца, я надела перчатки и чёрную водолазку под доспехи, сделанные из железа и кожи, которые презентовал мне Лор после пробуждения.

Ещё один подарок, который он заказал специально для меня. Это глупо, но я чувствую себя в них неуязвимой, точно спрятанная за магическим барьером, размером с меня, хотя они закрывают лишь мои плечи, грудь, живот и спину.