Дом неистовых клятв

— Два тела, миледи.

Моя кровь становится такой же липкой, как и тело.

— Куда вы их дели?

«Подальше от твоих глаз», — бормочет Лор.

— Седовласый фейри, — когда мои губы начинают дрожать, я облизываю их, и каким-то образом это помогает мне подавить рыдания, которые норовят вырваться из моего сердца. — Я хочу… я хочу, чтобы его достойно похоронили.

Эрвин смотрит поверх меня на Лора, ожидая его приказа.

Я поворачиваюсь и запрокидываю голову, чтобы посмотреть в лицо своей пары.

— Пожалуйста, Лор.

«Я прикажу обернуть его тело в простыню и вынести из дома перед тем, как мы сожжём его дотла».

«Вы собираетесь сжечь дом?»

«Я хочу стереть Косту с лица земли».

Его призрачные пальцы сжимаются вокруг моего бедра.

«Я хочу избавиться от всего, чего он когда-либо касался. От всего, что он когда-либо делал. Единственное место, где он продолжит существовать — это учебники истории, которые мы напишем для того, чтобы о его коварстве никогда не забывали».

— Фэллон! — восклицает хриплый голос, который заставляет меня подпрыгнуть, но он также заставляет меня улыбнуться, потому что я точно знаю, кто говорит.

ГЛАВА 39

Когда я переступаю порог дома из кошмаров, по моей спине прокатывается дрожь, но при виде отца в кожаных одеждах и железных доспехах, который пересекает прихожую, я успокаиваюсь. Без всяких колебаний он разводит руки в стороны, и я бросаюсь в его объятья.

Я обвиваю его руками за талию, и у меня едва ли получается обхватить его полностью, учитывая его размеры, а также кирасу и всё обмундирование.

— Ínon…

Он произносит слово «дочка» на языке воронов хриплым шёпотом, в котором столько горя, и который дрожит, как и его толстые пальцы, скользящие по моим мокрым волосам. Он снова и снова произносит моё имя и прижимает к своему огромному телу, как мама медведица прижимает к себе своих медвежат.

Это так странно, что его объятия, запах и тембр голоса вызывают во мне чувство родственной связи, несмотря на то, что мы так мало и редко общались.

— Прости, что опять пропала, dádhi.

Его сердце с такой силой бьётся под моей щекой, которую я положила ему на грудь.

— Это не твоя вина. Не твоя, — бормочет он.

Но разве в этом нет моей вины? Да, Бронвен сказала, что Лора надо спасать, но я могла уточнить это у кого-то ещё. Я могла попросить отца отправиться вместе со мной. Вероятно, она нашла бы способ мне помешать, но я ведь даже не попыталась.

Мой отец в последний раз крепко-крепко сжимает меня, после чего отпускает.

Как бы мне хотелось вернуться вместе со своей матерью. Но как только я намереваюсь рассказать ему о том, что Юстус знает, где она, Эрвин проходит мимо нас, неся на плече что-то белое. С моих губ срывается всхлип, потому что из-под белой простыни выглядывает седая косичка.

«Фэллон, иди, разбуди Ифу и Имоген, чтобы мы могли отправиться домой».

Лор, должно быть, попросил моего отца пойти перед нами, потому что тот разворачивается и проходит вперёд, размазывая грязь по белым полам Ксемы Росси.

— Они наверху в спальне хозяйки.

Чувство вины собирается под кожей, когда я понимаю, что приведя Данте в имение Росси, я могла приговорить Ванса. Я подавляю угрызения совести и сосредотачиваюсь на огромном особняке, построенном на берегу моря, на гигантской гостиной с её белыми бархатными кушетками и бирюзовыми диванными подушками.

Когда мы проходим мимо зеркала в раме из ракушек, я застываю на месте. Несмотря на то, что Данте больше не прижимает меня к себе, я всё ещё вижу его, стоящего рядом со мной, в отражении зеркала, и это заставляет мою кровь похолодеть. Зеркало темнеет и разбивается, и я уже думаю, что это сделала я, но я не обладаю такой магией. В отличие от Лора.

Мы проходим мимо спальни, где я… где я убила хорошего человека.

«Не надо».

Короткий ответ Лора заставляет меня отвести взгляд от закрытой двери, но это не помогает мне избавиться от чувства вины, которое обосновалось у меня в груди.

Секунду спустя один из воронов, замыкающих шествие, говорит:

— Сейчас, Морргот.

Интересно, о чем попросил его Лор?

«Чтобы они собрали всё масло на кухне и облили им дом».

Он проводит прохладными пальцами по небольшой складочке между моими бровями.

«Я, вероятно, не смогу избавить тебя от кошмаров, Behach Éan, но я могу искоренить их источник».

Моё сердце увеличивается в объёмах, а глаза начинают слезиться, но не из-за того, что я вонзила меч в друга.

Правда, как только я вспоминаю о Като, вспышка белого, а затем красного цвета… невероятно красного цвета… освещает мои веки. И хотя тени Лора закрывают меня, воспоминания о том, как из горла Като пошла кровь, накрывают меня с такой силой, что всё то тепло, что удалось разжечь во мне Лору, испаряется.

Чтобы не расплакаться, я сосредотачиваюсь на блестящей лестнице из белого мрамора, украшенной золотой мозаикой, которая напоминает ковёр. Первый этаж здания — огромный и просторный, с мансардным окном, прорезанным в потолке. Тусклый рассвет раскрасил белый мрамор в серый цвет, но отражается от золотых стеклянных плиток под потолком. Объективно, это довольно милый дом. Один из тех домов на берегу моря, в котором я мечтала бы жить.

«Дом у моря, который я построю для нас с тобой, будет гораздо более милым, mo khrà».

«Дом у моря?»

«У тебя, может быть, и нет чешуи, но ты наполовину шаббианка, а шаббианцам необходимо море».

«А что насчёт замка на Исолакуори?»

«Я бы предпочёл там не жить…»

Его золотые глаза впиваются в меня.

«Если ты не против».

«Мне не нужно ничего из того, что принадлежало Регио», — говорю я, когда мы останавливаемся перед широко раскрытыми дверями.

Внутри стоят три ворона в человеческом обличье и мой дед. Точнее, Юстус не стоит, а сидит рядом с мужчиной, которого я никогда не видела, но знаю, что это его сын. И не потому, с какой нежностью Юстус обматывает повязкой шею спящего человека, а потому что замечаю копну коротко постриженных рыжих волос, выгоревших на солнце, и веснушки, которые рассыпаны по его переносице точно стайка красных муравьёв.

Несмотря на то, что Ванс не является братом-близнецом Агриппины, он вполне мог бы за него сойти. Меня настолько поражает их внешнее сходство, что я не могу заставить свои босые ноги пройти по белому ковру, который лежит вокруг кровати точно морская пена.

— Это последние, Росси? — спрашивает Юстуса Эрвин, который входит за нами следом и забирает у женщины-ворона мешок из грубой ткани, который она принесла из соседней комнаты.

Прежде, чем выйти на террасу, обращённую в сторону Монтелюса, покрытого белой пеной, она украдкой смотрит в мою сторону. Её волосы очень коротко пострижены и они такие тёмные, что совпадают по цвету с её широко посаженными глазами. Мне всё ещё кажется поразительным, что этот народ может носить волосы такой длины, какой им заблагорассудится. Интересно, когда это перестанет меня шокировать?

Когда она перевоплощается в ворона, Юстус говорит:

— Да. Это последние.

Он закрепляет повязку, после чего, наконец, отводит взгляд от Ванса.

«Пропавшие кристаллы Люса», — объясняет Лор, когда Эрвин приподнимает мешок, а женщина осторожно подхватывает его своими железными когтями.

«Значит, Данте не врал, когда сказал вам, что у него не осталось кристаллов…»

«Он не врал. Он спрятал их в обсидиановых туннелях под Исолакуори, а Росси украл их у него».

Я провожу верхней губой по нижней губе.

«Прости, если лишил тебя повода оправдать эту гниду».

«Я не искала повода его оправдать, Лор».