Дом неистовых клятв

Несмотря на то, что Коста на этом портрете на несколько веков моложе, чем на тех портретах, что висят в каждом храме и в каждой школе, его невозможно не узнать по ледяным глазам и сдержанной улыбке. Когда-то я думала, что у Данте и Косты мало общего, помимо мужественной челюсти, косичек, украшенных драгоценностями, и голубых глаз, но их прогнившие сердца делают их похожими на сиамских близнецов.

— Мой дед позировал для этого портрета на следующий день после того, как стал королём Люса.

Я перевожу взгляд на стол, за которым сидят Данте и Антони. Данте положил обе руки на стол, а руки Антони связаны у него за спиной. Его рот заткнут лианой. На стеклянной поверхности стола нет ни одной тарелки, ни приборов, ни даже кубка. Единственное, что там находится, это непонятная деревянная коробка размером с ладонь, освещённая пламенем свечи.

Как король фейри, так и морской капитан, смотрят на мой откровенный наряд с разной степенью удивления. В то время как ноздри Антони раздуваются, а губы дрожат за его кляпом, Данте как будто замирает и садится чуть выше. Он двигает плечами, и его длинные косички со звоном ударяются о золотые доспехи, которые он не снимает.

Подумать только, скоро его в них похоронят…

— Что на ней надето, Росси? — спрашивает Данте, широко улыбаясь.

— Прошу прощения, Маэцца, но Домитина увезла большую часть своего гардероба.

Увезла? Куда уехала его дочь? А его ужасная мать тоже уехала?

Но всё это неважно в данный момент, поэтому я откладываю этот вопрос на потом и провожу руками по шёлковой ткани, которая всего лишь на тон темнее моей кожи.

— Это гораздо больше похоже на платье, чем тот наряд, что был надет на Берил в тот день, когда Таво отвез её на остров бараков для своих нужд. Подождите, а для своих ли нужд? Не могу вспомнить, что рассказывала мне Катриона…

Я касаюсь языком уголка губ, которые затем сжимаю, изображая глубокие раздумья, хотя мне абсолютно по хрен на интрижку Данте и Берил. Единственное, зачем я об этом вспомнила, это для того, чтобы показать ему, что та пелена, которую он напустил мне на глаза, спала.

Юстус напрягается рядом со мной. Его желание накричать на меня так сильно, что его челюсть начинает дрожать подобно пламени в канделябре.

Да, да, нонно. Я здесь для того, чтобы убить говнюка, а не оскорблять его в пассивно-агрессивной манере.

— В общем… я умираю с голоду. Что на ужин?

Я иду вперёд Юстуса, который слился с чёрным деревом.

Я начинаю выдвигать самый крайний стул, как вдруг Данте наклоняется над столом и раскрывает деревянную коробку, внутри которой оказывается небольшая горка полупрозрачных кристаллов.

— Соль.

Значит, это не ужин; это допрос. И поскольку я не восприимчива к этой приправе, я заключаю, что она предназначена для Антони. Тогда почему меня вызвали?..

— Снимите кляп с арестанта.

Данте отталкивается от стола, словно собирается встать, но не делает этого.

Лиана, которая затыкает рот Антони, начинает искриться и исчезает. Мой друг пытается сдержать рвотный рефлекс и сглатывает множество раз, после чего проводит языком по губам.

По губам, уголки которых кровоточат.

От вида его крови, мой желудок сжимается, а гнев распаляется. Я искоса смотрю на кровать, обдумывая свои шансы добыть кинжал и воткнуть его в шею Данте так, чтобы солдаты, которые просочились в помещение после меня, не смогли бы мне помешать, используя свою магию.

Свойственный мне оптимизм на цыпочках пятится назад, так как мои шансы ничтожны. А затем он и вовсе замирает, когда я замечаю прищуренные глаза Данте и улыбку, которая медленно приподнимает его губы.

Я надеюсь, ему доставляет удовольствие моё раздражение, а не то, что он раскрыл план Юстуса.

ГЛАВА 21

— Сядь, мойя.

Моё сердце подступает к горлу и начинает стучать в его основание с такой силой, что каждый присутствующий здесь фейри без сомнения может слышать его маниакальный ритм. Я с такой силой дёргаю стул, что его ножки скрипят по чёрному камню.

— Фэл-лон, — Данте нараспев произносит моё имя. — Я имел в виду… здесь.

Когда он похлопывает по своим коленям, я с таким остервенением сжимаю перекладины на спинке стула, что рискую сломать фаланги пальцев.

Я бросаю взгляд на Юстуса, ожидая, что он вмещается, но он полностью сосредоточился на затылке Антони. Я пытаюсь обратить на себя его внимание, но он либо не чувствует моего взгляда, либо избегает его.

— Росси, мне кажется, Фэллон нужен какой-то стимул. Правда, мы уже избавились от ногтей Антони, но его пальцы пока на месте, так ведь?

Моё сердце сжимается вместе со всем остальным телом.

— Нет. Я уже иду.

Я сжимаю руки в кулаки и обхожу стул Антони.

Мой друг поворачивает голову и следит за мной диким взглядом.

Дойдя до короля фейри, я с отвращением смотрю на белоснежную ткань штанов, которая обтягивает мышцы его бёдер, которые сделались ещё объёмнее.

— Мои колени или его пальцы. Что ты выберешь, мойя?

Боги, я ненавижу, когда он называет меня своей женой, и он это знает. Именно поэтому он постоянно использует это определение.

Я присаживаюсь на его колено и переношу вес на ноги, чтобы как можно меньше контактировать с его телом. Данте обхватывает меня за талию и притягивает к себе.

— Зачем заставлять меня садиться к тебе на колени, когда здесь есть чудесный стул, который свободен?

Поскольку мои зубы сжаты, я произношу свой вопрос почти шепотом.

Данте припадает губами к моему уху и, хотя у него изо рта больше не пахнет, я всё равно содрогаюсь.

— Потому что могу.

Он прижимает ладонь к моему животу с такой силой, что я почти чувствую, как его пальцы отпечатываются на моём позвоночнике, который я стараюсь держать ровно.

— Что ты можешь? Унизить меня?

— Я заставил тебя сесть мне на ноги, а не встать на колени между ними.

— Только потому, что ты боишься моих зубов.

Надеюсь, он понимает, что если попытается сунуть свой член мне в лицо, то я его откушу. Он, конечно, вырастет обратно, но не его гордость.

Данте принимает напряжённую позу. К счастью, никакая другая часть его тела не напрягается. Но опять же, я как бы между прочим пообещала ему укоротить его достоинство, так что мне, скорее всего, повезёт и оно останется крошечным в течение всего вечера.

Он хватает меня за волосы и с таким энтузиазмом оттягивает мою голову назад, что моя шея издаёт хруст.

— Ты не в том положении, чтобы разбрасываться угрозами, Фэллон.

— Это была не угроза, а всего лишь напоминание о том, что у меня острые зубы.

— Не пора ли принести еды, Маэцца? — спрашивает Юстус, бросая на меня красноречивый взгляд, который я считываю как: «Попридержи язык, нипота».

— Ещё нет, — тихо отвечает Данте, но мой дед, должно быть, услышал его, потому что он не приказывает солдатам, стоящим у него за спиной, броситься на кухню.

Неужели Юстус думает, что мы действительно будем ужинать? Я точно этого не планирую. Хотя я могла неправильно истолковать наличие на столе соли…

— Для начала я задам Антони несколько вопросов, — ладонь Данте скользит по моим рёбрам.

Юстус говорил о том, что я должна соблазнить ублюдка, но соблазнить можно только в том случае, если ты управляешь ситуацией. А я ей сейчас не управляю.

— Фэллон, возьми соль.

Я искоса смотрю на вычурную резьбу изголовья кровати в поисках кинжала, который я должна буду использовать. Как же мне хочется им завладеть.

— Делай, как я сказал, или я не ограничусь выбиванием правды из твоего морячка.

Я резко вытягиваю руку в сторону деревянной коробки и беру щепотку соли.

— А теперь накорми его.

Я начинаю трястись от гнева. Я трясусь так сильно, что хлопья соли слетают с моих пальцев и падают на крышку стола, точно снег.

Король фейри скользит указательным пальцем по нижней части моей груди, вдоль хлопкового края бюстгальтера. Жаль, что он сделан из ткани, а не из железа…