Назад в СССР

— Да, — наигранно потянула она, — я недооценила последствия твоего нокаута, — она подчеркнуто сделала акцент на звуке «о», последнее слово зазвучало по-иностранному, — ты точно башкой стукнулся, раз о таком просишь. Я тебя не узнаю. Может, ты теперь будешь собирать за собой носки и мыть посуду без напоминаний?

— Ба, обижаешь. По-моему, при том, что ты забываешь, что я лучший мойщик посуды в нашей семье, я вынужден напомнить, что ты собираешься эксплуатировать детский труд.

— Ни фига себе, детский труд! Ты вон каким детиной вымахал. Нет все же правильно на Западе поступают. В восемнадцать под зад коленом детям и гудбай.

— Ба, это все мифы. У них все точно так же, как и у нас. Родители своих детей любят.

— Да? И откуда мы все это только знаем?

Это была веселая словесная пикировка по дороге между бабушкой и взрослым внуком, говорящая о любви и исключительном доверии между нами. Я уже обожал эту женщину всей душой. В прошлой жизни у меня не было старших. Я рос в детдоме.

Мы пришли домой в трехкомнатную квартиру, расположенную в старом, еще дореволюционном, доме.

Год назад, тут наконец сделали капитальный ремонт, впервые за восемьдесят с гаком лет. Дом представлял из себя культурную ценность и был бывшим особняком царского генерала.

После революции особняк превратили в коммуналку, которую расселили только к концу семидесятых. Такой ремонт сам по себе был огромной редкостью, а то, что деду оставили эту квартиру вообще было чудом.

Этому нашлось объяснение.

Дед — фронтовик, ученый гидролог, проработавший всю жизнь на почтовом ящике, пользовался большим уважением у своего начальства, которое помогло решить вопрос с квартирой.

Когда мы зашли, он возился на балконе, превращенном в импровизированную мастерскую, со старым утюгом. Я поздоровался с ним, он сосредоточенно пробурчал, что скоро подойдет и отправил меня на кухню обедать.

Я оглядел место, где я теперь буду жить. Довольно уютно. Одна из комнат была выделена мне, вторая служила спальней для деда с бабушкой, а третья, самая большая из всех по площади, выполняла роль гостиной или зала, как тогда говорили.

Какое-то теплое, необъяснимое чувство охватило меня, когда я почувствовал себя дома.

Я зашел в свою комнату. Она была не очень просторной, но со своим окном. Просто обставлена. Платяной шкаф, стол, за которым я учился, раскладной диван и тумба.

У тумбы стояла гитара, я подскочил к ней и попробовал взять пару аккордов. К моему удивлению у меня классно получилось.

В прошлой жизни я так и не научился музицировать, хоть и обладал слухом. Я непременно этим воспользуюсь.

Ни магнитофона, ни телевизора в комнате не было. И я вспомнил, что обычно, в советских семьях они стояли в общих комнатах.

Зато на стене висели полированные деревянные книжные полки.

Максим Бодров любил читать. Это хорошо. Я взял учебники по математике и физике.

Через десять минут я узнал, что мой котелок очень прилично варит — я быстро порешал несколько задач. Сверившись с ответами, я убедился, что они все правильные.

Где-то тут должен были быть мои школьные дневники успеваемости.

Я полез в письменный стол. После минутного обследования содержимого я обнаружил перочинный нож, фонарик, альбом с марками и гигантскую заначку в тридцать девять рублей.

Я вспомнил, что Максим копил на подержанный мопед «Верховина-6».

Этот железный конь был больше других похож на настоящий мотоцикл.

Кончено, все мальчишки мечтали о чехословацкой Яве, но такой агрегат стоил неподъемных, для меня, тысячу рублей. А еще чтобы его приобрести взрослым нужно было выиграть право на покупку в лотерею, и потом стоять пару лет в очереди.

С мопедами такой проблемы не было. Предыдущий хозяин моего тела упорно набирал необходимую сумму. Бабушка не одобряла мечту Макса, называя все мопеды и мотоциклы сатанинскими конями.

Но многие ребята, товарищи Максима Бодрова рассекали по улицам города на своих железных питомцах.

В конце концов я нашел свой дневник за десятый класс и просмотрел оценки. В нем в основном присутствовали четверки, пару троек и даже одна пятерка по географии.

Ну что же и на этом спасибо, выходило, что родители наградили Макса хорошими мозгами. Изучив содержимое стола и оставшись довольным порядком в своей комнате, я отправился на кухню.

Там уже сидели дед с бабушкой. Еда была отменной. Борщ, котлету с пюре я умял, как голодный пес. За разговорами мы перешли к чаю. Я много спрашивал о своем детстве, жизни бабушки и дедушки.

Дед ни в какую не желал рассказывать о прошлом и том, как погибли мои родители. Я понял, что рана от их утраты до сих пор не зажила и не стал мучить его вопросами.

— Придет время — все узнаешь. Тебе сейчас нужно думать об учебе и выпуском вечере. Ты же танцуешь танго с Машей Баландиной? — ласково сказала бабушка, давая понять, что разговор про родителей закончен.

Это озадачило меня, но я не подал виду.

— Да.

— Я хотела бы посмотреть на это, но увы.

— Ты же знаешь, что мы не сможем прийти.

Сплошные загадки. Я не стал пытать их.

По основным вопросам, там, где у меня были пробелы в памяти, я узнал всё, что мне было необходимо.

Взяв с собой немного денег, я попрощался с родными и отправился в обратный путь. Мне нужно было поскорее выписаться из больницы, чтобы попасть на выпускной.

Я захватил в бакалее универсама две шоколадки «Вдохновение». Одну для Анечки, другую для Натальи.

Вытащив пижаму из дупла и быстро переодевшись, я вернулся той же «дорогой жизни» к больничному корпусу очень вовремя. Был уже вечер и дежурная медсестра прямо за мной закрыла дверь на ключ.

Поднявшись в отделение, я осторожно выглянул из-за угла, не желая попадаться на глаза никому из медицинского персонала.

Казалось, что мое отсутствие никто не заметил. Но на самом деле это было не так. Я тенью проскочил мимо сестринского поста и зашел в свою палату.

Я вспомнил, что со мной лежал генерал — брат главврача. Но его койка пустовала.

Не успел я приземлиться на свое место, как в комнату зашла Анечка. Она старалась говорить дружелюбным тоном, как можно мягче

— Ты прости, меня — дуру. Не знаю какой бес попутал. Надо было бабушку твою пропустить.

— Да все нормально.

— К тебе приходили.

— Кто?

— Из милиции, молодой такой — тебя спрашивал. Смирнов. Так представился. Сержант, совсем молодой.

— Что хотел?

— Сказал, что тебя к награде представили.

А милиционер явно обладал чувством юмора. Не захотел при всех объяснять зачем я ему понадобился.

— Да ну.

— Да сказал, чтобы ты обязательно зашел к нему в отделение на Лесной, как выпишешься. Или ему придется тебя ловить на выпускном. А ты что, преступников поймал, да? — ее глаза горели интересом. Теперь понятна смена ее интонации — я в ее глазах герой.

— Да, нет. Он пошутил.

— Не скромничай.

Я не знал, что ей ответить и полез в свою спортивную сумку, куда положил шоколадку.

— Это тебе.

Анечка раскраснелась, взяла шоколаду и прижала ее двумя руками к груди.

— А вот это вот лишнее было. Не стоило

— На здоровье Ань. Ты скажи, а выходные никак нельзя выписаться?

— Нет, конечно. А куда ты собрался?

— Уже никуда,

— Слушай, а он правда генерал? — я кивнул в сторону кровати старика.

— Ага.

— А где он?

— Так его домой на выходные отпустили и увезли.

— А разве так можно?

— Ему можно. Он человек уважаемый, к тому же брат нашего Главврача, — она вежливо назвала своего руководителя по имени отчеству.

— Он какой-то неразговорчивый. Генерал этот ваш.

Она пожала плечами.

— Ну служба такая, что поделать.

— Какая?

— Много будешь знать скоро состаришься, — ответила она поговоркой. Потом показала палец вверх и заговорщицки прошептала, — он оттуда, понял?

— Понял, — я улыбнулся в ответ и продублировал ее жест.

Конец ознакомительного фрагмента.