Страница 7 из 21
– Мое имя Асмунд, прозвали меня Костоломом, а это мои товарищи.
Харальд назвался Нордбриксом, решив скрыться за именем, придуманным им в беседе со смоленским ябедником. Он сказал, что плывет в Миклагард, чтобы вступить в дружину греческого конунга. Предводитель свеев заметил:
– Мы служили стольконунгу Харальду Удалому.
Асмунд произнес имя черниговского князя с большой гордостью. Мстислав Удалой, стольный князь Черниговский, а до этого Тьмутороканский, был настоящим богатырем, прославившимся победой над предводителем печенегов Редедей. Тот был так огромен телом, что по праву мог бы называться троллем. Они решили поберечь дружины и сошлись в поединке. Могучий печенег начал одолевать, но Мстислав изловчился, швырнул врага на землю, выхватил нож и зарезал его. Харальд видел князя Мстислава и мог бы подтвердить, что он красавец и силач. Он свел знакомство с Мстиславом во время его совместного похода со старшим братом. Не было тайной, что братья часто враждовали. Когда они пошли войной друг на друга, Ярицлейв рассчитывал на поддержку ярла Хакона, пришедшего со своей дружиной. Однако сражение закончилось победой Мстислава Удалого.
– Хромец бежал от нас, как заяц, а ярл Хакон потерял на поле боя свой золотой плащ! Хороши оба! Хромец и слепец! – потешался Асмунд Костолом.
Харальд усмехнулся при упоминании о ярле Якуне, потерявшем золотой плащ. Хакон, или Якун был самым неудачливым из ярлов. Он приходился племянником конунгу данов Кнуту Могучему. Дядя поставил его править Норвегией. Не успел самонадеянный юнец семнадцати зим от роду утвердиться в новых владениях, как в Норвегию вернулся опытный в ратном деле Олав Толстый. Он задумал освободить родную страну из-под власти данов. Олав разместил два своих корабля в проливе Саудунгссунд и натянул между ними толстый канат. Хакон решил, что в проливе стоят два торговых корабля, и захотел пройти между ними. Тогда Олав и его люди подтянули канат прямо под середину киля корабля ярла и стали натягивать его с помощью ворота. Корма корабля, будучи поддета канатом, поднялась вверх, а нос погрузился в воду. Волны хлынули в носовую часть корабля, и он перевернулся. Люди Олава конунга вытянули из воды Хакона ярла и всех тех его людей, которых они смогли схватить. Олав великодушно освободил юнца, взяв с него слово, что он навсегда покинет Норвегию. Выполняя это условие, Хакон отправился в Гарды, но, как можно было понять из насмешек свеев, тоже не преуспел. Он оставил на поле битвы не только золотой плащ, но и позорную славу о себе.
Что касается Ярицлейва, то он не пал духом после поражения. Он мудро примирился с братом, разделив земли по Днепру. За Ярицлейвом остался Киев, за Мстиславом – Чернигов. Впрочем, было замечено, что Ярицлейв конунг большую часть времени предпочитал проводить в Хольмгарде. Наверное, его колебания по поводу переезда в Кэнугард отчасти были связаны с нежеланием иметь близкое соседство с Мстиславом и его удалой дружиной, для которой князь не жалел ни денег, ни яств, ни питья. Дружинники платили князю верностью и всегда были готовы к дальним походам.
Свеи охотно приняли Харальда в свой круг, усадили его на лучшее место и поднесли ему и исландцу Халльдору по братине муры. Норманн внимательно слушал, говорить же старался поменьше. Что касается исландца, то он открывал рот только для того, чтобы выпить. Они квасили еще два дня, а на третий день Асмунд обвел рукой товарищей и сказал:
– Ты видишь, мы хороши на пиру и столь же храбры в бою. Однако среди нас нет мужа знатного рода. Нам нужен морской конунг, чья родословная восходит к богам. Мы с радостью встали бы даже под знамя ребенка. Не согласишься ли ты стать нашим предводителем? Тогда мы отправимся с тобой в Миклагард.
Стараясь не поддаваться хмелю, Харальд пожал плечами.
– Не ведаю, чем вам помочь? Я человек незнатный.
Асмунд только улыбнулся на его речь:
– Когда мы были дружинниками, стольконунг рассказывал, что видел при дворе Ярицлейва знатного урмана, младшего брата норвежского конунга Олава Толстого. Он выделялся необычайно высоким ростом и по описанию очень похож на тебя. Если ты хочешь скрывать свое настоящее имя, твоя воля. Мы же сочтем за великую честь служить потомку Инглингов.
Вернувшись с попойки, Харальд крепко заснул, а утром также крепко задумался. Ярицлейв Мудрый советовал не привлекать излишнего внимания к своей особе. Но вдруг в Миклагарде его ждет ловушка? Вдвоем с исландцем они вряд ли отобьются, тогда как целую дружину непросто одолеть. Кроме того, Инглингу не пристало являться к греческому конунгу в облике простого воина. Вечером он сказал Асмунду и другим свеям:
– Да будет так! Отныне вы мои люди и должны повиноваться мне!
Харальд провел в Кэнугарде две недели и за это время его дружина пополнилась за счет тех, кто приходил под Угорскую гору с просьбой взять их в поход. Среди них были выходцы из Северных Стран, одинокие волки, давным-давно покинувшие родной очаг, а также молодые поляне и гулящие люди, неведомого рода и племени. Одним из первых пришел широкоплечий детина с румянцем во обе щеки и натруженными мозолистыми руками, похожими на клещи.
– Гостята, задушный человек, – назвал он себя.
– Ты смерд?
– Я же сказал: задушный человек. Был вольным людином, не простолюдином каким-нибудь, – с гордостью уточнил он.
Гостята был родом из племени северян. Жил он на полпути из Чернигова в Киев. Дед и отец держали кузницу, и многочисленных сыновей с детства приучили к этому ремеслу. Но одна кузня не могла всех прокормить. Гостята подумал-подумал и отправился в Киев на заработки. Там нуждались в добрых мастерах, и Гостята быстро оперился. Он завел кузницу позади Ольмина двора, принимал заказы и потихоньку набивал кубышку. Однако алчность подвела. Захотелось разбогатеть быстро и без труда.
– Бес попутал! – сокрушался Гостята. – Поверил одному обманщику из здешних жидов. Посулил три гривны барыша на одну, вложенную в его ростовщическое дело. Поручился я за него, а он убежал в чужие земли. Еще и грамоту взял со своих же жидов и хазар, дабы другие глупцы не боялись ссужать его деньгами. Кузница моя ушла за долги, а сам я попал в холопы к одному боярину. Благодарение Богу, не на веки вечные! Боярин захворал и перед кончиной в своей духовной дал вольную всей челяди. Царствие ему небесное! Теперь аз есмь задушный человек, освобожденный от холопства ради спасения хозяйской души.
Харальд подумал, что его дружине пригодится кузнец, умеющий починить меч или щит. Он согласился принять Гостяту, но предупредил его:
– Помни, я не привык повторять повеления дважды. За неповиновение полагается смерть.
– Добро, что ты грозный князь! – одобрил Гостята. – Несть коня без узды, несть князя без грозы! На том наша земля стоит!
Последними к дружине примкнул Менахем, хазарин, исповедовавший иудейскую веру. Он имел мрачный, разбойничий вид. Гостята и другие киевляне косились на иноплеменника с неприязнью, и Харальд тоже поначалу хотел отвергнуть его услуги, но потом вспомнил, как его старший брат Олав Святой принял в свое войско разбойника Торира Кукушку, оказавшегося храбрым воином и павшего во славу конунга в битве при Стикластадире. По крайней мере Менахем умел обращаться с оружием, чего нельзя было сказать про молодых полян.
За несколько дней, остававшихся до отплытия, Харальд попытался обучить новичков. Опытные свеи покатывались со смеху, тыкая пальцами в полян, неловко орудовавших копьями. Когда они меняли тяжелые копья на легкие сулицы, предназначенные для метания, почти никому не удавалось попасть в цель даже с десяти шагов. Только задушный человек Гостята бросал сулицу очень далеко и довольно метко. Харальд решил, что поставит его главным метальщиком, если им когда-нибудь удастся разжиться камнеметательным орудием. Кузнец также умело владел чеканом, то есть легким боевым топором. Впрочем, всем видам оружия Гостята предпочитал булаву, которой с одного удара разбивая в щепы шит. Выстроив на берегу разношерстное войско, Харальд пересчитал дружинников. Их было ровно полсотни человек. «Немного, впрочем, когда обо мне будут рассказывать саги, их превратят в пять сотен доблестных воинов» – подумал норманн.