Плач домбры

В книгу войдут три произведения писателя, разные по стилистике и материалу. «Плач домбры» — это исторический роман, в котором повествуется о жизни и судьбе башкирского поэта, музыканта и воина Хабрала. Это конец XIV века, время распада Золотой Орды. Роман «Куштиряк» — сатирическое произведение о жизни современного башкирского села, это как бы пародия на производственную деревенскую прозу с ее конфликтами хорошего с отличным, с заорганизованностыо, с созданием так называемых маяков. И, наконец, повесть «Свадьба» — рассказ о трагической судьбе башкирской женщины. Время действия — Великая Отечественная война. Место действия — глубокий тыл, башкирская деревня.

ПЛАЧ ДОМБРЫ

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

СВАДЬБА

1

2

3

4

5

6

КУШТИРЯК

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

INFO

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

АХИЯР ХАКИМОВ

ПЛАЧ ДОМБРЫ

РОМАНЫ. ПОВЕСТЬ

*

Перевод с башкирского И. Каримова

Художник И. БРОННИКОВ

© Оформление Бронников И. П., 1991

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ

БИБЛИОТЕКИ «ДРУЖБЫ НАРОДОВ»

Председатель редакционного совета

Сергей Баруздин

Первый заместитель председателя

Леонид Теракопян

Заместитель председателя

Александр Руденко-Десняк

Ответственный секретарь

Елена Мовчан

Члены совета:

Акрам Айлисли, Ануар Алимжанов,

Лев Аннинский, Альгимантас Бучис,

Василь Быков, Юрий Ефремов,

Игорь Захорошко, Наталья Иванова,

Анатолий Иващенко, Наталья Игрунова,

Юрий Калещук, Николай Карпов,

Алим Кешоков, Юрий Киршин,

Григорий Корабельников, Георгий Ломидзе,

Рафаэль Мустафин, Леонид Новиченко,

Борис Панкин, Вардгес Петросян,

Тимур Пулатов, Юрий Суровцев,

Бронислав Холопов, Константин Щербаков

ПЛАЧ ДОМБРЫ

© «Плач домбры» —

Издательство «Советский писатель», 1988

Кто-то осторожно подергал подложенный под голову дорожный мешок. Путник, молодой джигит лет двадцати, еще и не проснулся, но рука забегала, заискала.

— Крепко же спишь, агай[1], — озорно сверкнув глазами, сказал худенький, одетый в лохмотья мальчик лет двенадцати.

— А? Что? Где они? — Путник вскинулся и сел. — Где?

— Ты о ком? Больше здесь никого нет. У меня телка потерялась. Залез я вон на тот осокорь: дай, думаю, оттуда высмотрю — а высмотрел тебя, — принялся рассказывать мальчик. — Все лежишь и лежишь. Подхожу, а ты бредишь, во сне заговариваешь.

У путника уже весь сон вышел.

— Ты чего за чужой мешок хватаешься, а? — Он глянул на круглое, крапчатое, как воробьиное яйцо, с маленьким вздернутым носиком лицо и с трудом удержал улыбку. — Телку-то нашел?

— Найти-то нашел… Да только есть хочется, — хмыкнул тот. — Мешок-то, похоже, у тебя не пустой.

— Ха! Можно подумать, он мне на сохранение давал! — И, тут же отбросив нарочитый свой гнев, обнял мальчика — ведь то была первая живая душа, которую он после затянувшихся на три года чужедальних странствий увидел в родных краях.

Даже не отерев навернувшихся слез, он принялся расспрашивать мальчика. Оказывается, на здешних травах нынче летует род сарыш — сильная ветвь племени кара-кипчаков. Мальчик живет у родственника в кочевье Богары — отец с матерью умерли, когда ему было три года. Зовут его Ильтуганом, пасет коров Богары.

1 Агай — обращение к старшему.

Путник поделился с ним остатками дорожной пищи, дал четвертушку лепешки, твердой, как обломок точила, и отсыпал в его черную заскорузлую, как птичья лапка, руку горстку изюма и пять-шесть орехов, что берег на гостинец.

— Кто же ты такой, агай, а? — Ильтуган глаз не отрывал от него. Щедрость и приветливость незнакомца вконец покорили его.

— Странник я, браток, прохожий. Зовут меня Хабрау. Из тех стран возвращаюсь, куда и птицы наши не долетают. Что не ешь? Сам же говорил: проголодался.

Пока мальчик яростно крушил лепешку, Хабрау оглядывал родную степь, и привядшая было тоска-печаль долгих, проведенных на чужбине дней снова потянулась к душе.

Да и было ли все это?

Неужели с чего-то началось? Может, сон это и мальчик разбудил, вывел его из долгого сумрачного сна?

Нет, не сон обманчивый — ясная явь. Все это Хабрау видел, все изведал и пережил. И все началось в то весеннее утро, когда милая его мать все повторяла мягким встревоженным голосом, пытаясь согнать с него сон…

1

— Вставай, сынок, проснись, бредишь ведь, — говорит мать.

А Хабрау стонет, руками машет, испугался чего-то.

Во сне он попал в черный непроглядный ураган, сбился с дороги и, не видя пути, метался, бросался из стороны в сторону.

Ветер, закрутившись в смерч, бил его, отрывал от земли, а Хабрау пытался удержаться, хватался за слабые кустики и, словно сцепившись в обхват с самим ураганом, изнемогал в борьбе.

А внутри смерча, еще чернее его черных струй, но-, сятся какие-то всадники в черных личинах на вертких черных конях.

Но дошел сквозь тьму, пробился голос матери, он вскочил и сел. Моргая глазами, в которых еще не разошелся сумрак сна, огляделся по сторонам.

— Что вы там мешкаете? Хабрау, тебе говорю! Ждешь, когда за полдень перевалит? — донеслось снаружи ворчание отца.

Еще толком не проснувшись, Хабрау вылетел из юрты — где там за полдень, солнце еще и через дальние-то отроги не перетянулось. Берега Сайылмыша, широкую пойму и ложбины затянуло сизым туманом. Ни звука. Долгий миг, когда аул еще выходит из рассветного сна.