Страница 22 из 28
– Кажется, твоей подруге было не слишком весело на вашем семейном празднике, – сказала я Анке.
– Еще бы! – сокрушенно вздохнула приятельница. – Мои домашние ее не очень-то жаловали. Муж, мягко говоря, никогда не одобрял нашу дружбу. Он считал, что Машка – бестолковая дурочка и неудачница, и не упускал случая поучить ее, как нужно жить. А Сашка смотрел на отца и копировал его манеру с подростковым максимализмом, обращался с Машей то пренебрежительно, то откровенно грубо.
– И ты еще удивлялась, что старая подруга не хочет с тобой встречаться? – не выдержала Ирка.
Анка снова вздохнула:
– И на Сашкин праздник она приходить не хотела, пришлось долго уговаривать.
– В тот день Машу тоже кто-то обидел? – предположила я, продолжая рассматривать снимок.
– Мой благоверный, кто же еще! – Анюта постучала ноготком по фигуре мужа. – Фотограф для лучшей композиции хотел поставить Диму между нами, но он отказался и демонстративно отошел подальше от Маши. Видите, какой надутый стоит? Да и она обиделась…
На фотографии действительно по-настоящему радостно улыбался только герой дня – именинник Сашка. Дмитрий хмурился, Анка безуспешно притворялась счастливой, а Маша с трудом сдерживала слезы. Прочих гостей праздника я в расчет не брала, так как никого из них не знала.
– А Танюшка ваша где же? – не найдя других знакомым лиц, спросила я.
– Таньки с нами не было, – ответила Анюта. – Сашка заявил, что семнадцать лет – возраст уже не детский, и настоял, чтобы мы отмечали его день рождения в ночном клубе. Танька осталась дома, с няней, но мы ей большой кусок праздничного торта привезли. Вкусный торт был, дочь?
– Вку-у-усный! – изображая восторг, зажмурилась Танька.
– И красивый! – добавила Анка, снова показав на фото.
Красивый и вкусный торт держал в руках именинник. Кондитерское изделие в виде низкого гоночного автомобиля лаково блестело шоколадной глазурью, отражающей огоньки горящих свечек.
– Краси-и-ивый! – восторженно пропела Танька.
У меня было свое мнение на этот счет, но я мудро оставила его при себе, ибо Анюте вряд ли понравилось бы услышать, что утыканный свечками автомобиль наводит меня на мысли о ДТП. Если бы приземистый гоночный автомобиль влетел под самосвал-лесовоз, то после опрокидывания кузова и обрушения на крышу болида бревен общая картина была бы именно такой! Особенно если бы начался пожар, воспламенивший упавшие бревна…
Я потрясла головой, отгоняя пугающее видение, и сказала первое, что пришло в голову:
– А кто все эти симпатичные люди? Ваши родственники?
– Это моя мама, Сашкина бабушка, а это Димин отец, – с готовностью завела Анка. – Это Сушкины, наши кумовья, это дядя Петя…
– А вот тетя Маша! – помогла маме Танька. – Я ее платье запомнила.
– Машу тетя Лена знает, – отмахнулась Анка. – Это Владимир Петрович, Сашкин тренер… Стоп! Танька, как ты могла запомнить платье тети Маши? Тебя же с нами не было?
– А я ее платье потом видела, – гримасничая, ответила Танька. – Некрасивое такое, на одеяло похоже!
– Какое еще одеяло? – непонятливо нахмурилась Анка.
– Нянино! У няни есть такое одеяло. В клеточку! Она его на прогулку в парк берет, чтобы не мерзнуть на лавочке, – объяснила маленькая болтушка. – Называется «шотландский плед». Теплое одеяло, но не красивое, мне не нравится. Я тетю Машу спросила, зачем она сшила себе платье из одеяла, мы с няней таким только укрываемся, а тетя Маша засмеялась и сказала, что одеяльное платье тоже укрывало двоих – ее и маленького.
– Маленького? – тупо повторила Анка.
– Ну ребеночка! – Танька подкатила глаза и засюсюкала. – Холесенький такой, малюсенький, как пупсик!
– Татьяна, перестань гримасничать и ломать язык! – рявкнула Анка.
Она потерла лоб и беспомощно призналась:
– Ничего не понимаю… Когда это ты видела Машу с ее пупсиком?
– Когда мы с няней после тренировки шли! На остановку, – охотно ответила Танька. – Мы через парк шли, чтобы короче, а там Сашка был. И тетя Маша. Сначала они целовались, а потом Сашка пупсика из колясочки вытащил. Я думала, это кукла, и закричала: «Дай поиграть!»
– О боже, – пробормотала Анна, бледнея на глазах. – Что такое…
– Аня, спокойно! – Ирка на удивление быстро сориентировалась и подставила оседающей подруге стул. – Ты чего это? Зачем расстраиваться из-за детской болтовни?
– И в самом деле, – пробормотала Анка, озираясь по сторонам. – Танька, где твоя няня? Позови ее, быстро!
И сама же заорала:
– Юля! Ю-ля!!!
– Честно говоря, я тоже ничего не понимаю, – шепнула мне Ирка. – Из-за чего весь этот сыр-бор? Что тут происходит?
– Кажется, скандал в благородном семействе! – шепнула я в ответ. – Сейчас все узнаем.
Юля прибежала на зов с поварешкой в руке. С поварешки капало красным, а от няни пахло борщом. Ирка зашевелила ноздрями, а я – мозгами. Еще до того, как испуганная Анкиным воплем няня приступила к обстоятельному докладу о событиях недельной давности, у меня сформировалось некоторое представление о происходящем. Было очевидно, что с тетей Машей Петропавловской связана некая тайна – то, что англичане называют «скелетом в шкафу», и в результате простодушной детской болтовни этот скелет вот-вот вывалится наружу.
– Хоть бы никого не задавил! – пробормотала я, озабоченно глядя на Анку.
Рассказ няни подтвердил мои подозрения. Откровенно нервничая под тяжелым взглядом хозяйки, Юля призналась, что Танька ничего не придумывает. Все было – и незапланированный марш-бросок через вечерний парк на троллейбусную остановку, и еще более неожиданная встреча в аллее со старшим братом и чужой тетей. И поцелуи тоже были – Юля сама видела, как Маша чмокнула Сашку, а тот нежно баюкал извлеченного из коляски младенца.
– Почему я узнаю об этом только сейчас? – железным голосом пробряцала Анка.
– Простите, Анна Викторовна, – совсем смешалась Юля. – Меня Саша очень просил ничего вам не говорить. Да и как я могла рассказать? Это было бы как-то… некрасиво! Лезть в чужие личные дела…
– Чужие? – с горечью обронила Анка.
– Мы ведь совершенно случайно их увидели, только потому, что Сашенька в светлом был, – промямлила Юля и виновато замолчала.
– Не иначе, в белой спортивной куртке? – тихо спросила я и перевела сочувственный взгляд с потупившейся няни на ее расстроенную хозяйку. – С олимпийскими кольцами на спине…
– Да-а-а, вот это, я понимаю, драма! Настоящий бразильский сериал! – возбужденно тарахтела Ирка, в бешеном темпе вращая ложку в кастрюльке с соусом.
Она спешно сооружала спагетти по-милански – одно из своих коронных блюд быстрого приготовления – для стихийно образовавшегося ужина на две семьи.
В противоположность энергичной подружке я весьма меланхолично крутила ручку мельнички, перетирающей в порошок разноцветные перечные зерна. При этом я прислушивалась не к болтовне Ирки, которая, как неутомимая мельничка, второй час подряд перетирала одну и ту же тему, а к звукам, доносящимся из гостиной. Там Масяня с дядей Моржиком смотрели священный фильм про Буратино, который запасливый ребенок привез с собой из дома.
Моржик наслаждался этим шедевром детской кинематографии впервые и потому с неподдельным интересом смотрел на экран и слушал Масины комментарии. Колян, который после двух десятков добровольно-принудительных просмотров при одном имени Буратино сам деревенеет лицом до состояния говорящего полена, совершал вечерний променад с хозяйской собакой. Выгуливать здоровенную овчарку гораздо спокойнее, чем маленького ребенка. Восьмилетний кобель Томка в отличие от пятилетнего мальчика Масяни не имеет привычки донимать сопровождающее лицо бесконечными «почему?».
«И никогда не галдит как базарная баба: «Кошмар! Ужас! Что в мире творится!» – недовольно добавил мой внутренний голос.
– Нет, ты мне скажи, что с мужиками происходит, а? Кошмар! – не унималась Ирка. – Моржику моему под сорок уже, а он вздумал в зайчиков играть – седина в бороду, бес в ребро! Анютиному Сашке всего семнадцать – и он туда же!