Страница 20 из 28
Мы попрощались с Ксенией Петровной, пожелав ей приятного аппетита, а ее внуку – скорейшей и удачнейшей женитьбы на одной из множества справных девок.
Проходя мимо двери Юрасика, я прислушалась: из глубины квартиры доносилось два воркующих голоса, тенор и бас. Сердечный друг блондинчика был дома, и я не решилась обратиться к голубкам с вопросами про Машиного мужика из опасения внести дисгармонию в их противоестественный, но слаженный дуэт.
Мы с подружкой пошли вниз по лестнице и уже спустились на полпролета, когда услышали сначала звук открываемой двери, а потом знакомый голос:
– Девки! Я вспомнила!
Я прыжками через две ступеньки на третью вернулась на площадку, Ирка притопала следом.
– Я про Машиного мужика кое-что вспомнила, – косясь на дверь квартиры, хозяйка которой уже ничего не могла услышать, заговорщицки зашептала мне Ксения Петровна.
– Что?!
– Кольца у него.
– Какие кольца? – опешила я.
– Обручальные, наверное? – предположила Ирка. И тут же сделала скороспелый вывод: – Он что, многоженец?!
– Может, и женатик, – согласилась бабуля. – Холостой небось навещал бы свою бабу чаще. Но я не про те кольца, что на пальцах, говорю. У Машиного мужика кольца на спине.
– П-пирсинг? – робко заикнулась Ирка.
Я посмотрела на нее и покрутила пальцем у виска. Допустить, что какой-то странный тип оригинально украсил себя кольцами в спине, я еще могу, но не ходит же он голым по пояс, выставляя пирсинг на всеобщее обозрение? В октябре-то месяце?
– Разноцветные кольца, все между собой перепутанные! – терпеливо объясняла бабуля. – Одно красненькое, одно зелененькое, одно синенькое – всего пять колец.
Ирка открыла и снова закрыла рот. Видимо, сложный множественный пирсинг из полудесятка разноцветных колечек был выше ее понимания. А до меня наконец дошло:
– Это олимпийские кольца, что ли?!
– Они самые! – обрадовалась Ксения Петровна. – Красивые! Всегда мне нравились. Помню, в восьмидесятом году в Москве дочка моя, Генкина мать, как раз замуж выходила, так там повсюду эти кольца были.
«Интересно, за кого выходила Генкина мама? Случайно не за олимпийского Мишку?» – хихикнул мой внутренний голос.
А бабушка потомственного Медведя Разумного Прямоходящего растроганно договорила:
– С тех пор как увижу эти колечки – на душе праздник!
– И часто вы их видели? – тут же спросила Ирка. – Я имею в виду, на спине Машиного мужика?
– Да вот сколько его самого видела, столько и кольца на куртке, – не задумываясь, ответила Ксения Петровна. – Маша-то нашей соседкой стала месяца четыре назад, где-то после майских праздников, до тех пор я ни ее, ни мужика ее не встречала.
– То есть этот человек всегда приходил в одной и той же куртке? – уточнила я.
– Каждую субботу и еще вечером в понедельник и в среду, – уточнила дотошная старушка. – В другие-то дни он, почитай, и не приходил, разве что забегал минут на десять-пятнадцать, но тут я его не видела, только слышала, как Маша дверью гремит. Я ж в обеденное время из дому, почитай, не высовываюсь, как раз обед готовлю.
Тут хлопотливая старушка вспомнила про уху, которую давно пора было снимать с огня, и заторопилась к себе.
Приговаривая «так-так-так!» (Ирка) и «м-да-а, интересно…» (я), мы с подружкой вышли во двор, и там она вдруг неожиданно прекратила такать, как часы-ходики, и человеческим голосом сказала:
– Погоди-ка, я сейчас!
Она развернулась и скрылась в подъезде, а через пару минут вернулась и с радостной гордостью объявила, тяжело дыша:
– Я умница!
– Справная девка, способная стать доброй женой! – согласилась я.
Ирка ухмыльнулась:
– Это само собой, но сейчас я горжусь не столько своими супружескими качествами, сколько сообразительностью!
Я молча подняла брови, поощряя подружку к продолжению монолога.
– Ксения Петровна сказала, что у Маши в городе ни няньки, ни бабки не было. Я подумала: а за городом?
– И?
Я уже поняла, что Ирка бегала в дом, чтобы задать старушке соответствующий вопрос.
– Да! – улыбающаяся подружка размашисто кивнула. – В июле, в самую жару, Маша на три недели уезжала с ребенком к знакомой бабке в станицу Верховецкую.
– Хорошее место, – одобрила я.
На втором курсе университета я была в станице Верховецкой на летней практике и навсегда запомнила вкус дикого меда, настоящей домашней сметаны и огромных, с ладонь, вареников с вишней, а также невероятную тишину, удивительно чистый воздух и стихийную адреналиновую скачку на дурной колхозной лошади по бескрайнему картофельному полю.
– Маше тоже понравилось, она говорила Ксении Петровне, что хочет на всю осень увезти сынишку из города, – кивнула Ирка. – Вроде та станичная бабка сама вызвалась нянчить ребенка до зимы.
– Отлично! – я тоже расплылась в улыбке. – Значит, мы можем успокоиться. Похоже, что с Машиным сынишкой все в порядке, он в Верховецкой у бабки. Хотя, конечно, не мешало бы это проверить…
– Вот приедет родственница из Гомельской области, она и проверит, – сказала Ирка, стирая с лица улыбку. – Ты теперь должна мне помочь. Не забыла, что у меня проблемы с мужем? Правда, вчера мы с тобой упустили случай поймать ласточек, теперь придется ждать новой веселой эсэмэски.
Она совсем помрачнела.
– Не куксись! – попросила я, желая подбодрить подружку. – Ты еще ничего не знаешь наверняка. Вот у кого проблемы с мужем, так это у Анки.
– А что с ним? – запоздало поинтересовалась Ирка, слегка светлея челом при мысли о чужих неприятностях.
– В реанимации лежит.
– Вот и мой там же ляжет, если подозрения подтвердятся!
Подружка зловеще шмыгнула носом и надулась, но через минуту светлое начало ее натуры победило темную сторону силы, и Ирка предложила навестить Анюту:
– Поддержим ее в трудную минуту! – Она посмотрела на часы. – Ну и перекусим заодно, уже не то что обедать – полдничать пора.
И мы привычно составили маршрут до Анкиного дома транзитом через ближайшее кафе-кондитерскую.
– Чего молчим? – спросила Ирка, энергично прожевав пятый по счету эклер.
Помимо дежурного тортика, мы с ней купили коробку пирожных, которые оказались настолько хороши, что не имели никаких шансов доехать до Анки. Вначале мы с подружкой собирались всего лишь продегустировать по эклерчику, но так вошли во вкус, что не смогли остановиться. Таким образом, правильный ответ на Иркин вопрос был такой: «Молчим, потому что рты заняты пирожными». Впрочем, я молчала еще и потому, что думала.
Олимпийские кольца на спине кавалера Петропавловской не давали мне покоя. Мыслила я так: судя по режиму посещения Машиной квартиры, этот товарищ несвободен от семейных уз. А если он содержит не только законную семью, но еще и подругу с ребенком, значит, у него достаточно денег. У состоятельного мужчины не должно быть проблем с одеждой, значит, крайне маловероятно, что в его распоряжении одна-единственная куртка. Он хоть и папа, но вряд ли зовется Карло.
В таком случае, почему же этот папа-не-Карло по понедельникам, средам и субботам являлся к любимой женщине в одной и той же куртке с олимпийской символикой? Не думаю, что это у него такая парадная одежда для праздничных выходов, скорее всего, просто спортивная куртка. В таком случае логично предположить, что Машин кавалер трижды в неделю уходил из дома под благовидным предлогом посещения каких-либо физкультурных занятий – это и объясняет выбор экипировки. Жена неизвестного олимпийца видела, что ее муженек в полном спортивном снаряжении вылетает из семейного гнездышка в строгом соответствии с расписанием занятий, и не сомневалась в супружеской верности своей половинки.
– Я на месте этого хитреца для пущей крепости алиби даже купила бы абонемент в какой-нибудь спортивный клуб, – сказала я, изложив свое видение ситуации подружке.
– В закрытый клуб! – с ходу развила она эту мысль. – В такой, где занимаются только мужики, а женщин в принципе не пускают. При таком раскладе несчастная обманутая супруга никак не смогла бы проверить, потеет ли ее благоверный в условленные дни и часы в тренажерном зале или же блистает там своим отсутствием.