Страница 17 из 28
Для начала ребенок с разбегу вскарабкался на каменную пирамиду и попытался скатиться с нее на попе. С учетом полного отсутствия скольжения это была трудная задача, но малыш с ней справился. Штаны из прочной джинсовой ткани тоже показали себя в непростом испытании с наилучшей стороны, а вот куча быстро и необратимо утратила правильную геометрическую форму. Увы, Масяня и после этого не потерял к ней интерес – он тут же начал играть в «Кэмэл-трофи». Экстремальная гонка по гравийным барханам очень плохо сказывалась на экстерьере моего маленького внедорожника, поэтому я попыталась увлечь его в цивилизованную часть парка, но тут Масяне повезло (а куче – вовсе наоборот): меня надолго отвлек звонок Анюты.
– Молчи, ничего не говори! – предупредила она. – Я признательна тебе за вчерашнее предупреждение, но теперь понимаю, что заглядывать в будущее не стоит.
– Уже неплохо, – пробормотала я.
– Я тебе звоню совсем по другому вопросу, это никак не связано со вчерашним, – не обратив внимания на мою реплику, сказала Анка. – Я по поводу Маши Петропавловской. Ты не могла бы взять на себя организацию ее похорон? Родных у Машки нет, одна двоюродная сестра в Гомельской области, но на нее в этом смысле надежды мало, когда еще она из своей Беларуси приедет… А похоронить-то Машу надо.
– Ты же сама собиралась? – осторожно напомнила я.
– Собиралась, – Анка тяжко вздохнула. – Но теперь боюсь даже соваться в похоронные конторы и интересоваться ценами на гробы и венки. Не ровен час, накликаю! У меня Димочка в таком состоянии…
Анка подавленно замолчала, но я, разумеется, поинтересовалась состоянием ее Димочки, и приятельница постепенно разговорилась.
Дмитрий Торопов попал в аварию на двести шестнадцатом километре автодороги Екатеринодар – Нефтегорск. С одной стороны, это было совершенно неудивительно: по словам Анны, ее супруг никогда не отличался особым мастерством вождения автомобиля, а упомянутая извилистая дорога как раз славилась частыми ДТП. С другой стороны, было совершенно непонятно, чего ради Дмитрий понесся в Нефтегорск, а он туда именно несся: машина Торопова влетела в лужу масла, оставленную на перекрестке неисправным трактором, на скорости не менее 120 километров в час. При этом Анка утверждала, что еще утром ее Дмитрий выезжать из города не планировал. И я видела его в обеденное время – господин Торопов не производил впечатления человека, собирающегося в экстренную поездку. Да и сам он сказал, что из-за множества неотложных дел вынужден обедать в офисе.
Впрочем, вопрос «Зачем Дмитрий поехал в Нефтегорск?» был уже не актуален, так как теперь Торопов серьезно рисковал отправиться в безвозвратное путешествие на тот свет. Он второй день лежал в реанимации, куда Анюту не пускали, и она не знала, что ей делать и чего ждать. О самом плохом варианте развития событий Анка, как добрая супруга, не хотела даже думать, поэтому мрачная кладбищенская тематика была ей в данный момент категорически противопоказана.
Скрепя сердце (я тоже не большой любитель поучительных экскурсий на погосты, траурных венков, лакированной мебели с бронзовыми ручками и прочих атрибутов черной готики) я согласилась помочь приятельнице и взять на себя часть хлопот по организации похорон Марии Петропавловской.
– Ты этим будешь заниматься? – удивился Лазарчук, которому я позвонила, договорив с Анкой. – А почему ты?
Я вздохнула:
– Как-никак я этой Маше не совсем чужая: это ведь я ее нашла.
О роли Ирки в детективной истории с обнаружением тела жертвы (и уничтожением следов убийцы) я распространяться не хотела.
– Насколько я знаю, у этой гражданки есть родственники, и их уже оповестили, – сказал Серега.
– Ты про троюродную сестру в Гомельской области говоришь? – проявила осведомленность я. – Когда еще она приедет из своей Беларуси!
– А муж?
– Который?
– А сколько их у нее было? – заинтересовался он.
– Вроде три.
– Счастливое число, – хмыкнул Лазарчук. – Ну хоть один-то, я думаю, проявит инициативу! В конце концов, в том, чтобы похоронить бывшую супругу, есть что-то такое… Вроде эффекта завершенности.
– Циник! – с упреком сказала я.
– Ну извини. – Лазарчук изменил тон. – Серьезно, я думаю, ты зря вмешиваешься, и без тебя найдется, кому оплакать эту несчастную. Хотя бы отец ребенка, он-то уж точно должен быть по-настоящему удручен.
В первый момент я вообще не поняла, о чем он говорит, подумала, что приятель резко сменил тему, а я и не заметила:
– Какой отец?
– Неважный, я думаю, – построжал правильный мент. – По-моему, хорошие отцы своих детей не бросают, живут с ними вместе и воспитывают потомство, как положено настоящим мужикам.
– Погоди! – начала прозревать я. – Ты хочешь сказать, что у Марии Петропавловской есть ребенок?!
– Запись в паспорте, во всяком случае, имеется: Василий Петропавловский, отчество не помню, молодой человек пяти или шести месяцев от роду.
– Вот это да!
Мне стало ясно, что за последний год Маша много чего успела, а ее подруга Анка пропустила даже больше, чем думала.
– А где же сейчас этот младенец?
– Не знаю. Может, как раз у отца? Или у родни в Гомельской области.
Подумав, что бедному малышу здорово не повезло – папаша у него какой-то сомнительный, мамаша была непутевой, а теперь и вовсе никакой нет, – я нахмурилась и обернулась, чтобы посмотреть на собственного ребенка. Маленький баловень, поймав встревоженный взгляд, счел необходимым меня успокоить и крикнул:
– Мамочка, я играю! Смотри, что я придумал!
Я посмотрела и увидела, что он придумал новую игру с лимонадной бутылочкой. Собственно, игра, точнее даже – игрушка, была старой как мир, известной бесчисленному множеству поколений под названием погремушки. Масина заслуга заключалась в том, что он изобретательно использовал для ее сооружения подручные материалы – камешки и пластиковую емкость. Радуясь моему вниманию, ребенок энергично потряс бутылочку, и камни в ней весело загромыхали.
– Что там у тебя шумит? – спросил Серега.
И тут я вспомнила, что совсем недавно точно так же, как Лазарчук, слышала очень похожие звуки по телефону. Вчера во время разговора с Машей! Тогда я подумала, что собеседница разволновалась и трясущимися руками взялась за пузырек с таблетками, но теперь мне гораздо более правдоподобной казалась другая версия. На руках у Маши сидел младенец, забавлявшийся погремушкой!
В пользу этого объяснения говорили и нервозность ее тона, и явное желание поскорее закончить разговор. По себе знаю – когда возишься с маленьким ребенком, долгие телефонные беседы невозможны и даже короткие разговоры не по делу крайне нежелательны. Они раздражают, потому что отвлекают от по-настоящему важных занятий вроде стирки ползунков или мытья бутылочек.
– Это Масяня трясет погремушку, – ответила я Лазарчуку.
– Такой большой парень до сих пор играет погремушками? – огорчился Серега. – А как же пистолеты, которые я ему регулярно дарю?
– О, они тоже востребованы! – заверила я, вспомнив ежеутреннюю охоту на карликового тигра Филимона.
Мои мысли переключились на кота, томящегося в пустой квартире без еды, я вспомнила о необходимости зайти в продовольственный магазин до его закрытия и заторопилась.
О Маше и ее младенце я за домашними хлопотами надолго забыла, вспомнила только ночью, зато как вспомнила!
– Боже! – Едва задремав, я проснулась и села в постели, разбудив Коляна.
– Опять забыла выключить чайник? – с упреком пробормотал муж.
– Да какой, к чертовой бабушке, чайник! – огрызнулась я.
Я забыла нечто гораздо более важное: сопоставить время нашего с Машей телефонного разговора и ее насильственной смерти. Эти два весьма разноплановых события разделяло меньше двух часов. Могла ли Маша за это время отправить ребенка из Екатеринодара в Гомельскую область? С учетом отсутствия авиасообщения с Белорусской Республикой ответ напрашивался сам собой.
В начале первого, когда я звонила Маше, игривый младенец с погремушкой еще находился при мамочке. В третьем часу убитая Мария уже лежала на дне пруда, и никакого младенца, слава богу, рядом с ней не было. При ней вообще ничего, кроме кирпича, не было, даже дамской сумочки и обычного карманного барахла, почему коллеги Лазарчука и разрабатывали версию об уличном ограблении. Они искали убийцу-грабителя, а у меня вдруг возникло ужасное опасение, что искать надо совсем другого человека. Вернее, человечка.