Страница 22 из 35
– Отведи меня в душ.
В душе Элеонора безропотно выстояла под ледяным потоком, которым ее поливала горничная. И при этом (вот уж удивительная выдержка!) умудрилась снова задремать. Подруги ворвались в ванную, когда услышали жуткий грохот. Элеонора снова сладко дремала, свернувшись калачиком на дне ванны и не обращая внимания на лужу холодной воды, в которой мокла ее голова и которая, бодро журча, стекала в сливное отверстие.
Растерев Элеонору докрасна, в нее влили две чашки крепкого кофе и в шесть глаз стали следить за реакцией.
– Ударьте меня, – пробормотала Элеонора, все еще не просыпаясь. – Ну! Дайте мне пару пощечин!
Все растерялись. И тогда Элеонора начала сама хлестать себя по щекам. Потом ущипнула за руку, стукнулась коленкой об стол и наконец открыла глаза.
– Уф! – пробормотала она. – Какая же дрянь эти таблетки! А вы кто такие?
Вопрос относился к подругам. Когда девушки объяснили ей, что расследуют смерть доктора Пешкова и хотят получить помощь от Элеоноры, женщина тут же покачала головой:
– Понятия не имею, кто мог желать ему смерти. Я не настолько хорошо его знала.
– Но вы же были его постоянной пациенткой!
– Виделись с ним каждую неделю!
– Ну и что? Мы с ним говорили обо мне и моих проблемах. Его личной жизни мы никогда не касались. Это было табу.
– Табу?
– Ну да. Доктор никогда не смешивал личную жизнь и работу. Никакой откровенности с его стороны. Он мог расспрашивать пациентов о чем угодно. А они ни-ни! Так что, можно сказать, я его совсем не знала.
– Но зато вы знали, с кем он разговаривал в тот день, когда его убили.
– И кто к нему приходил помимо вас.
– Я? Откуда?
– Потому что вы сидели в маленькой комнатке позади кабинета доктора.
Это был удар наобум. Кира, по своему обыкновению, блефовала. Впрочем, почему блеф? Кира ведь была в спальне Элеоноры. А там все пропахло тяжелым восточным ароматом амбры. Тот самый запах, который учуял в приемной доктора Пятипалов. И который, судя по всему, являлся излюбленными духами самой Элеоноры. Конечно, точно Кира ничего не знала. Но ее выпад попал в цель. Элеонора сначала покраснела, потом побледнела, а потом разозлилась:
– Ну и что с того? Сидела я там или не сидела, а только я ничего не знаю!
– Зачем доктор попросил вас задержаться?
– Потому что мы с ним не договорили, а к нему приперся тот придурок. Вот мне и пришлось спрятаться по просьбе доктора. Он сказал, что переговорит с ним и снова займется мной.
– И о чем они говорили?
– Да ни о чем особенном! Доктор быстро купировал истерику этого актеришки и выставил его из своего кабинета.
Было похоже, что Элеонора говорит правду. Во всяком случае, она подтверждала слова Пятипалова.
– А что было дальше?
– Дальше я ушла!
Леся не выдержала и хмыкнула:
– Стоило столько времени ждать, чтобы уйти, ни о чем не поговорив!
– Слушайте! – вспыхнула Элеонора. – Я не обязана выкладывать вам подробности моей беседы с доктором. Это касалось только меня. Меня и моего мужа. Покойного!
И Элеонора неожиданно затряслась всем телом. Подруги сначала подумали, что это у нее запоздалая реакция на ледяной душ, но ничего подобного.
– Это я виновата! – дрожа, восклицала Элеонора. – Это я довела его до такого состояния! Я виновата в его смерти!
– Что вы ерунду порете? Вы же сами сказали, что с доктором вне его работы никогда не общались. Как вы могли его довести?
– Да при чем тут доктор! Я говорю про моего мужа! Это я виновата в его смерти!
И, кинув на горничную смущенный взгляд, Элеонора продолжила:
– Мы с ним накануне утром здорово поругались. Никогда, никогда, до самой смерти не забуду, как он на меня смотрел, когда уходил! Боже мой, этот взгляд будет преследовать меня до могилы!
В общем, у Элеоноры был острый приступ раскаяния. И отвлекаться от него она упорно не желала, попутно страдая, где же она теперь найдет себе нового психотерапевта, раз доктор Пешков умер. В общем, горе Элеоноры было густо замешено на эгоизме.
– Ах, как некстати он погиб! – восклицала она. – Именно теперь, когда он мне больше всего нужен!
В целом она исполнила арию Пятипалова, только с большей эмоциональностью. Но все равно эгоизм пациентов доктора Пешкова подруг просто поражал. И где он только умудрялся находить таких эгоистов? А может быть, психические отклонения – это все последствия эгоистических устремлений? Или, наоборот, махровый эгоизм – это и есть основной симптом развивающейся душевной болезни у человека?
– А если вы хотите знать, как доктор провел свои последние минуты, – неожиданно заявила Элеонора, – то спросите у нее.
– У кого это у нее?
– У этой особы, которая вломилась к нему в дверь, когда я уходила!
– Но вы же уходили через заднюю дверь.
– Вот-вот! А она там его подкарауливала. И вломилась как сумасшедшая!
– А он что?
– Мне не показалось, что он ей обрадовался, – сморщилась Элеонора. – Но вот что странно, он обращался к этой девушке на «ты» и даже повысил на нее голос, обозвав идиоткой.
– Так и сказал?
– Да. Когда она прорвалась мимо меня, я услышала, как доктор ей сказал: «Тихо ты, идиотка! Мы же обо всем переговорили вчера. Ты что, уже все сделала?»
– А потом?
– Потом дверь окончательно закрылась, и я уже больше ничего не услышала! – с явным сожалением призналась подругам Элеонора.
Девушки переглянулись. Значит, на сцене появляется еще один подозреваемый. Верней, подозреваемая. Итак, вначале в кабинет доктора в пять часов вечера прошла Леся, потом около шести Елена Яковлевна, а потом пошел поток. Сначала двое заурядных пациентов доктора, Мерцалова и Пятипалов. Затем один VIP-клиент и еще одна молодая и пока никому не известная девушка, которая ворвалась через запасный выход.
– А как она выглядела?
Элеонора задумалась.
– Знаете, эта девушка была очень богатой. Мой муж тоже неплохо обеспечивал семью, но до тех шмоток, что были на той девушке, мне еще тянуться и тянуться. И дело даже не в этом, не в шмотках, которые на ней были. Хотя и они стоили целое состояние, но…
– Но?.. А в чем же?
– Стоить-то они стоили, – пробормотала Мерцалова, – только носить их эта девица не умела. Понимаете, едва я ее увидела, как подумала: вот уж кто точно не в себе.
– Почему?
– Дело было в той особой ауре, которая исходила от этой девушки. Понимаете, все в ней словно кричало о духовном кризисе! Она была взвинчена до предела. Даже напялила на себя зеленый пиджак и красные брюки! Можете себе такое представить? Хотя эти вещи были от дорогих костюмов. Но не ее цвета и не ее стиль. И потому выглядели на ней просто вульгарно.
– А ее лицо?
– Лицо? А вот лицом она была самая обычная. Ничего примечательного. То есть тоже очень ухоженная, стрижка там, кожа и все такое, но никакого шарма. Я бы даже сказала, очень невзрачная особа. И нос…
– Что – нос?
– Нос слишком длинный для такого маленького лица.
Произнося эту фразу, Мерцалова снова оживилась:
– Вот уж странно, иметь столько денег и не сделать себе нормальный нос!
– А фигура? Рост?
– Средние. Глазу не за что зацепиться. Просто очень ухоженная богатенькая девушка. То есть обычно ухоженная. В тот раз она больше напоминала душевнобольную. Но все же мне показалось, что она или уже замужем, или у нее есть постоянный мужчина, с которым она живет и за которого, возможно, скоро выйдет замуж.
– Почему вы так решили?
– Чисто интуитивно, – призналась Элеонора, и подруги этим ответом полностью удовлетворились.
Что и говорить, женский глаз – он же алмаз! Чего и нет, все равно увидит.
– А по имени доктор эту девушку называл?
Элеонора задумалась.
– Да! Называл!
– И как?
– Светлана!
– Вы уверены?
Вместо ответа Элеонора энергично затрясла головой, показывая, что полностью отдает себе отчет в своих словах.
– Повезло нам, что мы добрались до Элеоноры первыми, – сказала Леся, когда они уже вышли на улицу. – Сразу, и в яблочко!