Страница 6 из 7
Внезапно за дверью в следующую комнату раздался протяжный жалобный скрип половиц. Этот звук заставил меня прийти в себя, и я тут же схватился за ножницы, отступив к окну.
Слабый огонек свечи дрогнул.
Бах… Бах…
Тяжелые шаги медленно приближались к порогу, а затем деревянная дверь медленно приоткрылась, выпустив очередную порцию гнилостного смрада.
Я стиснул зубы, пытаясь сдержать кашель.
Широкая тень легла на пол, закрывая весь проход. Из самой верхней части открывшегося дверного проема неспешно показалась наружу макушка головы, с которой свисали вниз длинные сальные волосы, слипшиеся и измазанные в какой-то красно-желтой жиже.
— Хр-р-рх-х-х, — свистящее дыхание с шумом вырвалось из его глотки.
Несоразмерно тонкие пальцы легли на дверь. Они не сгибались в фалангах, и кожа на них, мертвенно-бледная, почти синяя, свисала с костей подобно растянутой резиновой перчатке.
Взгляд мой метнулся в сторону висевших над печкой лоскутов, и я стиснул в руке ножницы еще сильнее, ощущая, как врезается в ладонь прохладный металл.
— Хр-р-рх-х-х…
Он был выше меня на целых три головы, намного больше двух метров. Сквозь волосы проглядывался длинный крючковатый нос и заляпанное все той же вязкой жижей одутловатое лицо с неестественно глубокими провалами глаз, тенями пролегавшими над блестящими жиром скулами.
Шаг, еще шаг…
Я медленно продвигался к выходу вдоль стены, и с каждым разом мне все больше открывалась фигура неизвестного человека.
На нем не было никакой одежды. Нет, вернее, создавалось впечатление, будто кожа и была его одеждой. Растянутая, она была подвязана в обвисающих местах грубой черной нитью и пришита напрямую к плоти, а из проделанных шилом дыр сочилось наружу это красно-желтое вещество, являвшееся смесью гноя и крови.
Широкие плечи расходились вбок. Ключицы торчали, а за спиной возвышался на уровне головы огромный горб с выступающим в сторону силуэтом позвоночника.
Длинные тощие руки, словно у обезьяны, свисали вдоль тела, а бочкообразная грудь с прекрасно очерченными ребрами переходила в тонкий живот, вновь резко расширявшийся к тазу.
Ноги наоборот были коротки и подгибались, словно едва выдерживая вес верхней части тела. Ступни напоминали ласты, будто кто-то просто сделал себе обувь в виде ноги и напялил на собственную. От шеи до самого паха шла отчетливая линия, стягивавшая неровными стежками кожу подобно молнии на комбинезоне, и в боку виднелась глубокая рваная рана, оставленная собачьими клыками.
Я толкнул дверь спиной.
Та не поддавалась. Лишь предательски скрипнула, от чего голова жуткого существа дернулась в мою сторону.
В темных провалах сверкнули иссеченные лопнувшими сосудами белки. Квадратная челюсть с мучительным хрипом раскрылась, обнажая по два ряда длинных из-за опустившихся десен зубов. От кончиков тонких бледных губ до самых ушей шли разорванные полосы, скрепленные вместе то ли степлером, то ли обычной проволокой.
— Ы-ы-ы-а-а-а!..
Он попытался что-то сказать, однако красный язык лишь вывалился наружу, выплюнув порцию слюны.
Уже не скрываясь, я толкнул дверь. На ватных ногах я побежал прочь, а в спину мне тут же ударил злобный рев, и пол содрогнулся от тяжелых шагов огромного тела.
За мгновение я преодолел расстояние до выхода из дома и схватился за ручку. Я дернул ее на себя, но она попросту отказалась поддаваться.
Я оглянулся.
Огромный человек неуклюже передвигал ногами, переваливаясь из стороны в сторону. Он едва поместился в проход и пригнулся, упершись руками в пол, после чего стал ползти на четвереньках, не сводя с меня жадного голодного взгляда.
В панике я принялся дергать дверь, молотя в нее ногой, чтобы расшевелить старые петли.
Верхняя грань едва отошла, блеснув холодным лунным светом. От ударов в воздухе повис резкий металлический звон, и железная ручка затряслась, едва удерживаемая четырьмя тонкими гвоздями.
— А-а-ах-х! — взвыло за спиной чудище.
Хрясь!
Не справившись с усилием, гвоздики вдруг распрямились. Я по инерции дернулся назад, а ржавая ручка-скоба осталась зажатой в ладони.
Сердце пропустило удар.
— А-а-аы-ы-ы!..
С каждым шагом оно двигалось быстрее, будто на ходу обучаясь движениям. Громоздкая челюсть клацала, а из раны порциями выплескивалась на пол темная кровь.
Бах, бах, бах!
Нас разделяли считаные секунды. Надежда угасала во мне подобно углям на снегу, и я от бессилия вонзил ножницы в щель между дверью и косяком, пытаясь продавить ее внутрь.
— Давай! Пожалуйста, давай же!
— У-о-о-о-о!..
С ног до головы меня обдало свежей вонью.
Всем телом я надавил на рукоятку ножниц, и внезапно…
— Да!
Оббитая металлом дверь неожиданно поддалась, и в лицо ударил холодный ветер.
Не тратя ни секунды, я вырвался наружу, едва не поскользнувшись на покрытом льдом пороге, и уже было побежал прочь, когда на первом же шагу голень обхватили чьи-то цепкие хладные пальцы.
С криком я свалился вниз, лбом ударившись о бетонную дорожку. Перед глазами вспыхнуло, и на миг я утратил контроль над телом.
Ш-ш-ш-ш…
Оно потянуло меня к себе, как лягушка распластавшись по полу и вытянув вперед правую руку в последней отчаянной попытке меня поймать – вышло успешно.
Пытаясь прийти в себя, я хватался пальцами за землю, но лишь обломал ногти о твердый бетон, зачерпывая мягкий снег.
Мое тело вдруг остановилось. Оттолкнувшись, я перевернулся на спину.
От обиды захотелось заплакать. Оно возвышалось надо мной как ночной кошмар, исходя слюной и кровью из воспаленных увечий. Черные волосы падали на мое лицо, а серые бесцветные глаза в темных провалах буравили взглядом. Тяжелое сиплое дыхание обжигало щеки.
Из последних сил я взмахнул еще зажатыми в руке ножницами.
Сталь коротко блеснула серебром, со свистом рассекая воздух, но лишь едва чиркнула по его лицу.
— Ы-а-а-а!
Существо яростно взвыло, отстранив голову. На лоб мне закапала свежая кровь, и я увидел, как слева от пасти на его лице пролегла еще одна полоса от ножниц.
Тем не менее, наказание не заставило себя ждать.
Злобно выдохнув, оно вдруг перехватило пальцами мою руку с ножницами с двух сторон от локтя и без особых усилий надавило.
Хрусть!
Я закричал от резкой боли. Рука с отвратительным хрустом вывернулась в обратную сторону. Острая кость пробила плоть, и я увидел, как бугриться она под рукавом тулупа, а вниз побежала ручьем свежая, на этот раз моя собственная, кровь.
Мутило. Кружилась голова.
Взвыв, я вслепую взмахнул другой рукой, пытаясь защититься от уродливых челюстей. Пальцы схватились за что-то твердое, и я рванул их на себя, обдав лицо еще одной порцией вязкой жижи.
Вдруг наступила тишина. Не было ни рычания, ни визга.
Я разлепил глаза и увидел в своей уцелевшей руке оторванную нижнюю челюсть. Но… она уже принадлежала трупу, была мертва.
С ужасом я поднял взгляд и увидел, что под отнятой мной нижней челюстью показался острый подбородок, покрытый мелкими ранками. Кожаное лицо, потеряв опору, сползло вниз и с чавканьем упало в снег, обнажая шокирующую картину.
— Ма… Мама?
Отказываясь верить, я сдавленно выдохнул.
Покрытое грязью лицо, некогда красивое, с яркой радостной улыбкой, ныне напоминало оживший кошмар. Скулы, лоб, нос – все было изъедено сепсисом, и знакомые очертания едва угадывались в этом окровавленном куске мяса, скалящимся на меня кривыми зубами, частично выпавшими из-за воспалений.
При звуке моего голоса в серых глазах на миг мелькнула частичка сознания. Взгляд ее прояснился, и с покусанных губ сорвался слабый дрожащий голос:
— А что я могла сделать? Он хотел бросить нас…
На снег закапали слезы.
— Он хотел бросить меня… Мы были ему не нужны…
Сочащаяся изо рта слюна вдруг приобрела желтый оттенок, и вместе с облачком горячего пара дыхнуло вонью протухшего молока.
— Это все твоя вина! — постепенно ее голос обретал силу, переплетаясь с утробным звериным рычанием. — Твоя вина, что он решил меня бросить. И такая твоя благодарность?!