Страница 7 из 18
– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь!
Не успел Артанский князь, призывая в свидетели Небесного Отца, произнести и двух первых предложений, раздался резкий вибрирующий вой, будто кого-то заживо зажаривают или сдирают шкуру. Это штабс-капитан Бологовский упал со стула и в корчах катался по полу, а от его тела поднимался зловонный дымок. Дроздовский-старший и Войналович, непрерывно крестясь, с ужасом смотрели на это. Экс-император, его брат и Дроздовский-младший тоже накладывали на себя крестное знамение, но гораздо спокойнее, ведь они знали, что ни Творец Всего Сущего, ни его Специальный Исполнительный Агент никогда не причинят вреда невинному человеку, и что если господина Бологовского и постигла Кара Божья, так это за то, за что не может быть никакого прощения.
И вот Серегин дочитал молитву и вложил меч в ножны, однако неистовый свет не угас, а будто растворился в воздухе, высвечивая каждый уголок. Почерневшее тело штабс-капитана к тому моменту уже не дергалось, а только слабо дымилось.
– Господин Серегин! – вскричал полковник Войналович, привстав со стула. – Что вы сделали с нашим несчастным штабсом?
– Я с вашим приятелем не делал ровным счетом ничего, – ответил тот, – а только призвал сюда самого Господа, чтобы он глянул на вас вблизи и решил, стоит пытаться вас убедить или лучше отправить в ад следом за озверевшей корниловской сворой, залившей кровью Ростов и окрестности. Господин Бологовский единственный из вас оказался необратимо одержим бесами слепой ненависти и жажды убийства, а потому его участь Верховным Судией была решена сразу и однозначно. Вы сейчас тоже находитесь пред лицом Творца, который есть разлитый тут повсюду свет, так что ведите себя прилично. Вернуть на трон павшую династию Романовых сейчас так же невозможно, как и оживить покойника, тем более что идти таким путем не желают ни Николай Александрович, ни его брат Михаил.
– Да, господа, – вздохнул экс-император, – как оказалось, Мы – человек никчемный, пригодный только к участи обычного гражданина, который только пилит дрова и ходит на охоту. Наш младший брат, конечно, поспособнее, но и он не желает впутываться в подобные авантюры. Поэтому мы просим не мучить нас и себя и оставить свой безумный замысел, который не приведет ни к чему, кроме не нужных никому человеческих жертв, в том числе и среди ваших товарищей.
Дроздовский-старший и Войналович переглянулись.
– В таком случае, – сказал Дроздовский, – мы просто не знаем, что нам делать, так как с большевиками, какими бы хорошими, по вашему мнению, они ни были, мы в любом случае не уживемся. Я имею в виду не только себя лично, но и своих людей: всех нас просто тошнит от наглых комитетских[3] рыл.
– Мы об этом знаем, – сказал Артанский князь, – а потому зовем вас и ваших людей в мир сорок первого года, на Священную Войну, в которой русский народ отражает нашествие орды технизированных германских варваров, отстаивая свое право на существование. Та война началась с вероломного нападения противной стороны, без выдвижения претензий и объявления о начале боевых действий, и была как миллион Порт-Артуров сразу. На одного русского солдата навалилось три немецких, а на направлениях главных ударов вражеское превосходство было десятикратным. Фронт рухнул сразу и покатился на восток, как в пятнадцатом году во время вашего Великого Драпа. Сейчас там идет всего лишь десятый день войны, но если не принять экстренных мер, война докатится до Петрограда, Москвы, Воронежа, Царицына и Кавказа…
– Постойте, господин Серегин! – вскричал Войналович. – А как же союзники?
– Нет на той войне у России никаких союзников! – резко ответил тот. – Франция и Британия в своем извечном высокомерии отказались создавать тройственную систему безопасности, поэтому Германия не упустила возможности разгромить своих врагов поодиночке. Французскую армию, до войны считавшуюся сильнейшей в Европе, они разгромили годом ранее всего за полтора месяца. Германское наступление началось десятого мая, а уже двадцать второго июня Париж капитулировал. Британский экспедиционный корпус понес тяжелые потери, и едва смог убраться к себе на Острова.
– Насколько я понимаю, исходя из нынешней политической ситуации, – хмыкнул Дроздовский, – правят в той России будущего победившие нас большевики?
– А не все ли вам равно, кто правит в России, если ей грозит полное уничтожение и истребление ее народа? – парировал Серегин. – Разве не вы призывали ставить превыше всего интересы России, защищать ее жителей, без различия классов и партий, с оружием в руках, не жалея самой жизни? Вождь германской нации Адольф Гитлер повел на восток свои серые орды, пообещав каждому солдату поместье с послушными славянскими рабами, а также право безнаказанного грабежа и убийств. Идеология национал-социализма, овладевшая широкими народными массами Германии, считает всех неарийцев людьми второго сорта и недочеловеками, подлежащими порабощению или истреблению. Любой, кто выступит против такой напасти, будет прославлен в лике святых, а тот, кто откажется, может считать себя иудой.
– Хорошо, господин Серегин, – после некоторого раздумья сказал Дроздовский, – мы не иуды, и если дела обстоят так, как вы сказали, то мы согласны выступить в поход против германской армии будущего. Но что потом – вы опять оставите нас жить в большевистской России?
– Совсем нет, – ответил Артанский князь. – Вы и ваши люди пойдете со мной вверх по мирам, к родному для меня началу двадцать первого века, где большевизм уже исчерпал себя и закончился естественным путем. Господь обещал отдать один из тех миров в мое личное ленное владение, и там вы получите и место для поселения, и средства для существования, так как армия России нужна всегда, а такие солдаты как вы, это ее элита элит.
– Ну что же, – произнес Дроздовский, – это вполне достойный вариант. Кроме того, всегда мечтал посмотреть, как живут люди через сто лет после нас. Наверное, сейчас необходимо построить моих людей и объявить о принятых решениях. Я в них уверен: со мной пойдут все – хоть на Дон, в сорок первый год, хоть штурмовать Врата Ада.
Серегин отрицательно покачал головой и ответил:
– Построить ваших людей, Михаил Гордеевич, сейчас не получится, потому что они спят и видят страшные сны. В противном случае у нас вместо этого разговора получился бы встречный бой на истребление, а мне такого не надо. Сейчас мы переправим вас вместе с ними в одно из моих владений и поговорим через несколько часов, когда все они придут в себя.
– Сергей Сергеевич, – сказал Дроздовский-младший, – а что если, в виде исключения, моего, гм, брата и его людей разместить не в Артании, как обычно, а прямо в Тридесятом царстве? Ну а потом мы с Михаилом Александровичем быстро введем их в курс дела.
– Это возможно, – кивнул тот и добавил: – Кстати, Михаил Гордеевич, генерал-лейтенант Михаил Романов будет вашим непосредственным начальником и боевым командиром. Есть такое хорошее правило – класть подобное к подобному. А сейчас, господа, давайте пошевеливаться. Через несколько часов у меня важная боевая операция, так что необходимо закончить все дела как можно скорее.
Восемьсот четвертый день в мире Содома. Поздний вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Карантинный лагерь
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Дело с обращением (или, как говорят в Галактической империи, инверсией полковника Дроздовского) потребовало от меня немало нервных и магических усилий. Но, в отличие от Корнилова, этот человек того стоил: вокруг него собрались те, что намеревались сражаться не за свое привилегированное положение господ, а потому, что им было за Державу обидно. Этого командира и в старой царской армии, и у «добровольцев» любили все подчиненные – от ближайших помощников до нижних чинов, что было бы невозможно, если бы тот оказался апологетом классовой спеси и барского превосходства над быдлом. И таким же был его помощник и начальник штаба полковник Войналович: слуга царю, отец солдатам; а вот штабс-капитан Бологовский был слеплен совсем из другого теста, что и предопределило его кончину. Когда Николай Александрович отрекомендовал меня как члена центрального комитета партии большевиков, штабс-капитана охватил запредельный уровень тщательно скрываемой злобы. Этот человек убивал только из-за угла, ударом в спину, или если жертва была уже обезоружена и поставлена на колени, а потому до поры до времени умело скрывал свою ненависть.
3
Имеются в виду члены солдатских комитетов в полках.