Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 12



Попытались пришить пальцы. К сожалению, те никак не приживались, на что врачи только пожимали в затруднении плечами.

Первое время мальчик не мог есть. Его тошнило каждый раз, и врачам приходилось ставить капельницы, чтобы избежать обезвоживания и истощения. Впрочем, дело довольно быстро пошло на лад, и уже к концу выписки Артем без приступов рвоты и паники мог поглощать пищу – почти все, кроме мяса.

Его регулярно допрашивали. Бывало, даже по нескольку раз за день, пытаясь заставить вспомнить новые детали, однако он рассказал все, что знал, еще с самого начала. Все это проводилось в присутствии его родителей, и когда следователи заходили в очередной тупик и начинали давить, срываясь на нем за свои неудачи, отец чуть ли не с кулаками прогонял их прочь.

Похороны Алисы прошли еще в то время, пока он лежал в больнице. Он хотел отпроситься на несколько часов, чтобы почтить ее память, но отец наотрез отказался его выпускать.

Артем не понимал такого решения. Впрочем, объяснение пришло тем же днем, когда ее родители, напившись с горя (или по привычке), пробились к окнам больницы и стали на всю округу называть его тварью и людоедом, из-за которого погибла их дочь. В итоге с ними пришлось разбираться охранникам.

На следующий день они пришли снова. А вместе с ними, после такого концерта наконец узнав о его местонахождении, хлынули в больницу и репортеры, желавшие урвать свою долю сенсации.

Люди в больнице стали косо на него смотреть. Нет, они не говорили свое мнение прямо ему в лицо, но понять их мысли не составляло особого труда.

За спиной часто шептались. Благодаря родителям Алисы, почему-то обвинившим перед телевизионщиками его во всех грехах, его и правда за глаза прозвали людоедом, а кое-кто всерьез верил, что он вступил в сговор с маньяком и убил девушку. Иначе ведь почему из всех жертв спасся только он?

Артем не разделял их мнение. Он не винил себя ни в чем. Или просто думал, что не винил. Трудно было сказать, что он вообще испытывал, ведь после той роковой ночи что-то в его душе будто пропало, оставив после себя пустоту. Или отравленное ядом безумия сознание надежно скрыло эту часть за семью печатями, пытаясь сохранить тем самым здравомыслие.

Иногда ему снились кошмары. В них он сам был маньяком, а напротив сидело его отражение, которому он за каждую оплошность отрезал пальцы – по одному за раз, пока их не оставалось вовсе. В других кошмарах он лично убивал Алису, а затем грубыми неуклюжими движениями подвешивал ее тело на самодельную раму, чтобы спустить кровь.

Раз за разом он возвращался в этот затхлый подвал, пропитанный запахом крови и вонью его испражнений. Желтая лампа скрипела, раскачиваясь из стороны в сторону, рисуя на грязной плащ-палатке размытые круги. А где-то в тени, пошатываясь, стояла та самая жуткая конструкция, с которой Алиса глядела на него пустыми провалами черных глазниц.

В его голове поселилась опасная мысль: в чем же был смысл этих мучений? Чем руководствовался безумный каннибал, какие цели преследовал? И чего он добился, раз отпустил его живым?

Кроме того, тот загадочный звонок… Полиция так и не нашла звонившего, но Артем не сомневался в личности этого «доброжелателя».

Заняться в больнице было нечем, и целыми днями он прокручивал в голове эти вопросы, ощущая, будто сам сходит с ума. Припадки то приходили, то уходили, однако благодаря лекарствам вскоре сошли на нет, оставшись лишь в воспоминаниях.

Тем не менее, он часто просыпался посреди ночи в холодном поту.

Соседи жаловались на его крики. Когда же история с людоедом достигла своего пика, его и вовсе переселили в отдельную палату, так как никто не хотел засыпать рядом с предполагаемым убийцей. А когда какой-то псих проник внутрь и попытался его заколоть, на дверях поставили охрану.

В общем, желтая пресса делала свое дело, а общественным мнением так же легко было управлять.

Что до маньяка, у него получилось скрыться, и больше он не показывался. Говорят, из столицы даже пригласили какого-то именитого следователя, и каждый был уверен, что убийцу вот-вот поймают. По новостям ежедневно крутили полицейские сводки, рассказывая про тяжкий труд доблестных работников, однако даже дураку было понятно, что они лишь пытались успокоить взбудораженный этой кровавой историей народ, и спустя несколько месяцев бесплотных поисков трагедия как-то сама собой замялась.

На прием к психотерапевту Артем ходил вместе с матерью, которую этот случай подкосил еще сильнее. За месяц она постарела будто на десяток лет. Седина полностью вытеснила краску, лицо одрябло и осунулось, набрав морщин. Под глазами легли уже неизменные черные круги.

В итоге, не выдержав вечных перепалок с местными, что поставили своей целью сжить их со свету, после выписки из больницы отец собрал все их семейство, и они переехали на север, поселившись в маленьком захудалом городке, где о них никто не знал.

Время шло.

Казалось, становится легче.

Часть 5. Дижестив

— Ну вот, похож теперь на настоящего мужчину!

Нина затянула потуже галстук и одобрительно хлопнула его по груди.

Артем поморщился.

Он обернулся к длинному зеркалу на деревянных ножках, стоявшему в углу комнаты, и с сомнением окинул взглядом свое отражение, облаченное в непривычный для него черный костюм с белой рубашкой.



— На шею давит…

Рука потянулась к красному галстуку, подобно языку свисавшему с его шеи и прикрытому наполовину лацканами пиджака, но Нина тут же ударила его по пальцам.

— Не трожь! В конце концов, хоть один день в году ты можешь выглядеть как серьезный сознательный гражданин?

Артем поправил на носу сползшие очки.

— Ты же знаешь, я не особо люблю все эти серьезные мероприятия. Наверное, и моей обычной одежды сегодня бы хватило. Я же не в ФСБ иду устраиваться, в самом деле. Мы просто встречаемся с очередным заказчиком.

— Учитывая те деньги, которые он нам платит, ты перед ним ковром стелиться должен! — безапелляционно заявила Нина.

Оттеснив Артема в сторону, она принялась крутиться перед зеркалом, проверяя, как сидит на ней новое платье. Черная ткань изящно облегала стройную худощавую фигуру, а высокий ворот подчеркивал длинную шею, украшенный сверху тонкой золотистой линией.

— И как тебе? — с провокационной ухмылкой спросила она.

— Нормально.

— Чего?!

— Ладно, ладно, — молодой человек примирительно поднял руки в знак капитуляции. — Ты, как всегда, прекрасна.

Нина фыркнула и подняла с кресла маленькую белую сумочку.

— Лжец. Кстати, где ты нашел такого щедрого клиента? Учитывая, что дела у нас в последнее время шли, мягко говоря, хреново, он появился как раз вовремя.

Артем пожал плечами, пытаясь справиться с неприятным ощущением новых кожаных туфель, что сдавливали пальцы. Нина советовала ему заранее их разносить, но он, как обычно, просто забил, в очередной раз поддавшись лени.

— Я его и не искал. Он сам меня нашел и сам предложил цену повыше. С условием, что мы согласимся встретиться с ним в неформальной обстановке в его ресторане.

— Точно? И вы ни разу раньше не виделись?

Уголок его рта чуть дрогнул.

— Не-а. Только по телефону разговаривали.

— Ну, так и быть, — вздохнула девушка. — Грех жаловаться, когда выпадает такая прекрасная возможность. У богатых свои причуды, как говорится. Что, погнали?

Артем кивнул.

Пока Нина обувалась, сетуя на женское проклятие в виде каблуков, он заказал такси, и к моменту, когда они закрыли дверь своей квартиры и спустились вниз, машина уже подъехала к подъезду, остановившись на дороге.

— Прошу, — Артем открыл дверь и наигранно поклонился.

— Вы прямо джентльмен, — не менее едко ответила Нина.

Они сели на заднее сиденье.

Салон машины пропитался резким смрадом вонючки для автомобилей, с помощью которой водитель, видимо, пытался сбить шедший от него характерный запах дешевого табака. Пальцы его, мужчины лет сорока с неухоженной седовато-коричневой щетиной, лежавшие на руле, стали желтыми от постоянного курения, а на соседнем сидении валялась открытая пачка жевательной резинки со вкусом мяты.