Страница 30 из 43
Ортен, кивнув, вышел, а староста между тем испуганно проговорил:
— Как же я не обратил внимание? Эти дни такие хлопотные были. Жена рожала, к гостям готовился, а гости и не приехали. — он растерянно замолчал, задумавшись, неуверенно поглядывая на всех.
— Говорите, Лотен, не молчите, о чем вы еще хотели сказать?
— Даже не знаю, Ваши Величества… но мне припоминается, что в двух домах рядом с Трубичами тоже неладно — оттуда никто не выходит уже дня три и на скотных дворах тихо. Там с одной стороны живут старики, родители Трубича-старшего с помощницей, а с другой — Верники, отец с двумя сыновьями, женой, невестками и внуками, десять душ всего.
— А у Трубичей? — поинтересовался Герцог.
— У тех тоже девять душ с младенцами. — лицо старосты посерело, глаза ввалились и жалко смотрели поочередно на всех присутствующих.
Лиона отвела свой взгляд, мужчина смотрели с сочувствием.
Полог в шатер раздвинулся и снова закрылся. Упал Полог Невидимости и перед собравшимися показались Лесли Ортен и два стражника, придерживающих за руки испуганных фрейлин.
— Ваше Величество! — всхлипнула белокурая красавица с родинкой под нижней губой. — За что? Почему меня так нагло схватили эти мужланы?
В ее глазах на мгновение показались злоба и злорадство, она дернулась было из рук стражей, но Анна отреагировала мгновенно, подняв ладонь. Обе фрейлины застыли неподвижно, выпучив глаза, в которых плескалось столько ненависти, что у многих пробежали мурашки по коже.
— Зачем вы сделали это? — спросила Анна ровным тоном. — Вы были приближены к Императрице Лионе, получали хорошее содержание. Впереди вас ожидало благополучное будущее.
Она щелкнула пальцами и, оставаясь по-прежнему неподвижной, белокурая фрейлина получила возможность говорить. И она заговорила, громко, отрывисто, презрительно кривя губы:
— Благополучное будущее? В котором нет и не будет моего Джента? Я любила его, я умоляла Императрицу пощадить его, но оказалось, когда я валялась в ногах у своей благодетельницы, его уже не было в живых. Даже тела не осталось… Ненавижу, ненавижу вас всех! И любимого Сиены казнили… Твари! Сегодня вам тоже придется несладко, жаль, мы не успели уехать, артефакт был последний, портала не построить…
— Все ясно, времени у нас немного. — Император повернулся к Анне. — Пусть помолчит, еще лучше, если уснет до утра.
Два неподвижных тела уложили на пол в углу шатра и принялись составлять план действий. Вскоре староста отправил по домам сельчан, наказав до утра не выходить из домов, накрепко заперев двери и закрыв окна. Всех придворных дам и женщин Императорской семьи собрали в одном шатре, на который подвесила множество охранных заклинаний и оставили нескольких стражей. Все остальные, включая Анну, встали в оцепление, окружив три дома, молчаливо темнеющих в сумерках.
Рядом с Анной стоял староста, напряженно вглядывающийся в темные окна домов. Анна, немного помедлив, подняла ладони и кровли каждого дома вспыхнули магическим пламенем. Секунды тянулись, словно часы, она чувствовала рядом присутствие рекардов, не пожелавших оставаться в Фалети и не снимавших до сих пор кулонов с заклятием Невидимости. Днем они посетили ближний лес и неплохо поохотились на местную дичь, к вечеру же вернулись к хозяйке. Эшен вел себя беспокойно, злобно ворчал, пытаясь что-то сказать Анне:
— Ани, моя Ани… Плохо… Гады…
Теперь она понимала, что рекард чувствовал угрозу, но не понимал, откуда она грядет, его выводило из равновесия это ничем не подкрепленное чувство, она же не могла определить причину его беспокойства. Теперь все встало на свои места.
Кровли горели в магическом огне, в полной тишине слышался треск горящих перекрытий. Всех заворожили языки голубоватого пламени и в этот миг в каждом из трех горящих домов раздался громкий вой, в фейерверке багровых искр прямо из пламени, высоко вверх взвились три огромные фигуры и рухнули вниз, на стоявших в оцеплении людей. Грозно зарычали рекарды, защищая людей, бросаясь навстречу тварям. Зазвенели разбитые стекла, из окон и дверей домов полезли ужасные существа. Окровавленные, с разорванными глотками, в лохмотьях рваной одежды, с глазами, полными животной ненависти, безумно скалящиеся длинными, острыми зубами.
Громко закричали мужчины, стоящие в оцеплении, грязной бранью припоминая всех родственников и богов, полетели заклинания, засвистели мечи, отсекая головы и конечности нападавших. Анна отправляла один за другим смертельные заклинания, но они бесследно исчезали в телах измененных, не принося им вреда. Из крайнего дома выскочила бодрая старушка, скаля огромные зубы. Следом за ней мужик в расшитой рубахе, залитой кровью, дурно завывая, метнулся к одному из рыцарей.
— Брат! Брат Петер! — потрясенно выдохнул староста. — А я то думал, он не приехал… А он здесь, а они его…
Младенец месяцев девяти отроду, шустро перебирая окровавленными ножками, направился к высокому гвардейцу, тоненько вопя и открывая рот, полный редких, острых зубов.
— Марик, малыш… — простонал староста и рухнул на землю, потеряв сознание.
К Анне скачками, приволакивая ногу, приблизился старик со странно сдвинутой на бок головой и оторванной по плечо рукой, тоже в крови и каких-то багровых ошметках на одежде, в бороде и волосах. Он злобно щерил черные, острые зубы и рычал, изо рта его свисала нитка тягучей, желтой слюны. Навстречу старику кинулся Эшен, Анна почувствовала движение воздуха и увидела, как летит в сторону оторванная голова с седыми, свалявшимися волосами. Старик словно запнулся на бегу и рухнул на землю. Его место тут же заняла женщина, когда-то молодая и красивая, теперь же безобразно разорванная шея, окровавленная грудь и вырванный из бедра кусок мяса, оставивший на своем месте кровавую рану, делали ее облик невозможно ужасным. Выставив впереди себя руки с темными ногтями, она тяжело стонала и рвалась к Анне, которая не успевала ничего сделать, а Эшен, ставший вдруг видимым, уже терзал страшную женщину, сворачивая ей шею. Та не сдавалась, с бешеной силой раздирая рекарду грудную клетку и пытаясь добраться до его глаз и шеи.
Они упали на землю одновременно, недвижимые и безмолвные. Крики, ругательства, рычание и вой постепенно стихали. Анна бросилась к рекарду, боясь, что верный друг может быть мертвым. Тонкой нитью пульсировала кровь в венах грозного зверя, сердце билось чуть ощутимо. Она принялась вливать в Эшена Силу, одновременно закрывая страшные раны, нанесенные острыми когтями. Рекард с трудом приоткрыл черные глаза, нежно проворчал:
— Ани, моя Ани… Эшен любит, Эшен хороший…
И снова закрыл глаза. Анна обвела глазами поле боя. Кучами рваного тряпья валялись трупы измененных людей, крови почти не было, ее оставалось немного в телах выпитых монстрами бывших жителей поселения и их гостей.
Догорали дома, охваченные магическим пламенем. Кто-то из гвардейцев пожелал подойти поближе к ним, но резкий окрик Корвина пресек эту попытку:
— К домам не подходить! Могут быть сюрпризы!
Анна добавила мощности огню, пламя взвыло и принялось лизать каменные стены. В развалинах среднего дома раздалось громкое рычание и, объятый огнем, оттуда вывалился монстр, кинувшийся на Императора. Тот вскинул руку с мечом, бросая в чудовище сверкающий амулет. Чудовище отбросило в сторону амулет с заклинанием и шагнуло к Натану Андервуду, но внезапно проявившийся один из рекардов неуловимым прыжком повалил измененного на землю и принялся рвать его острыми когтями. Затем он взлетел, не выпуская монстра из своих лап и сверху к ногам Императора упала лохматая голова, а затем и туша чудовища. Заваливаясь на одно крыло, пытаясь лететь, рекард Кресс свалился на землю.
Анна бросилась к нему, прикладывая ладони к коричневой, шерстистой груди и поняла — верный зверь был мертв. Корвин, подошедший к ней, остановился рядом и хрипло проговорил:
— Он спас моего сына. Эшен спас тебя. Элла тоже ранена, а Клара погибла, защищая одного из гвардейцев.
Он наклонился и подхватил на руки жену.