Когда мы разведемся?

— Давай, помогу снять квартиру или комнату?

— Аа, нет, спасибо. Я сама, Лина!

Мама, узнав о ситуации Алисы, ругала её весь вечер за то, что отступилась от их со Славой квартиры.

— Ну и что — он платил ипотеку? Ты больше десяти лет при нём, как прислуга и нянька! Судись. Я тебе говорю, судись!

Почему-то мама всегда считала домашний труд каким-то рабством. Потому, видимо, отец и устал, ушёл к тёплой женщине, к её пирогам и борщам.

Алиса не осталась ночевать у сестры, чтобы не нервировать "неоднозначного" Валеру. Уехала в Алексеевск, к отцу.

…- Вы же понимаете, Алиса Павловна! Очередь очень большая, много желающих, в том числе, из-за рубежа. Отбор очень строгий, — директор дома малютки, пожилая женщина с мягкими пухлыми руками, унизанными золотыми кольцами, строго смотрела на Алису поверх очков. — Полная семья. Это первое условие. А также собственное жильё и финансовая стабильность. Не обижайтесь. Но куда вы пойдёте с малышом на руках?!

"Куда я пойду? Куда?".

Алиса, плохо соображая от захлестнувшего её отчаяния, вернулась к отцу. С полчаса сидела, глядя в окно на медленно падающий снег. Сегодня первый по-настоящему зимний мороз. Снежинки мелкие, блестящие. Снег скрипит под ногами. Через месяц Новый год.

Алиса столько лет подряд произносила на все лады слова о том, что нельзя опускать руки. Что всё зависит от нас самих прежде всего, нашего желания. Она отчётливо понимала: у неё руки-ноги целы, здоровья полно, она молода. И наверняка есть выход. Но всё так резко навалилось, что не было сил. Не было сил жить и справляться. И не было желания. Жалко только папу.

Она собрала немного вещей в небольшую сумку, чтобы не вызывать подозрений у отца. Сложила туда же все свои документы.

— Я поехала к Лине, пап. Она мне нашла комнату. Буду работу искать.

Алиса знала, что у отца с Линой очень напряжённые отношения, а с матерью и вовсе никакие, потому её, Алису, долго никто не хватится. Отец будет думать, что она у Лины, а мать и сестра — что она в Алексеевске. Желательно, судится за квартиру.

— Как обустроюсь, вещи заберу, — они с отцом обнялись.

…Вроде, более-менее густой лес начинается с третьей станции после Алексеевска. Алиса смотрела в окно электрички на начинающиеся голубые ноябрьские сумерки. Четыре часа дня, а уже почти сумерки.

Выйдя из вагона, Алиса быстро пошла по тропинке к лесу. Она не заметила "скорую", которая ехала полем.

— Хотел бы я знать, куда эта городская дамочка направляется? Что ей надо на ночь глядя в лесу? — хмуро спросил Василий Иванович, пожилой водитель скорой. Он вёз бригаду из большого посёлка городского типа Шумиха в одну из ближайших деревень.

— По грибы пошла, — усмехнулась тоже пожилая фельдшер. — Тебе что за дело, Чапай?

Василия Ивановича все звали так, не стесняясь, даже его родная жена, Раиса Ивановна. По аналогии со знаменитым тёзкой.

— Что сейчас там делать? Дач тут нет поблизости. Во всяком случае, в той стороне.

Алиса шла по снегу, казалось, вечность. В лесу снега оказалось больше, чем в городе, и Алиса уже выбивалась из сил. Но это было как раз то, что нужно. Почувствовав, что сил больше нет, Алиса опустилась прямо в снег и привалилась спиной к дереву. Сумерки превратились почти в синие. Она вдыхала острый хвойный запах. С дерева вспорхнула какая-то птица, и на Алису посыпался лёгкий снег с ветки. Накатывало умиротворение и спокойствие. То, на что она и надеялась. Не страшно, не больно. Просто спать.

…- Ты чего остановился, Чапай? Нас на станции ждут, — они возвращались с вызова в Шумиху.

— Пять минут. Я сейчас, — Василий Иванович взял фонарь и бойко для своих лет устремился к лесу.

Снег идёт, но еле-еле. Следы должны быть на месте. Василий Иванович был заядлый охотник, и знал здешний лес, как свои пять пальцев.

Небольшие следы вели в лес. Обратных не было. Он заспешил.

— Ох ты! Что удумала! — пробормотал он, тряся за плечи молодую женщину, лежащую под деревом. — Грех это!

Он резво пошёл обратно. Хорошо, что в бригаде есть мужчина, медбрат, Серёга.

…Через десять минут они везли в Шумиху на скорой необычную пациентку. Стационара в Шумихе не было, ближайший был в Алексеевске. В Шумихе только ФАП. Но есть приёмный покой в детском реабилитационном центре, и сегодня как раз дежурит жена Василия Ивановича, Раиса Ивановна, медсестра. Кто из врачей, шофёр не знал, да и неважно. Всё равно должны принять.

— Нет, Раиса Ивановна, всё. Всех денег не заработать. После отпуска никаких дежурств, откажусь, — приятный и звучный мужской голос доносился до Алисы, словно сквозь вату. Что за странный сон? К тому же, раздавался ещё звук клавиш компьютерной клавиатуры. Ну и сон!

— Я это слышу от тебя каждый раз, как мы с тобой дежурим, Глеб Андреевич! — второй голос явно принадлежал пожилой женщине. — Куда ты денешься?

— Нет, нет! Я педиатр. Я лечу детей. И у меня завтра начинается отпуск. Ну за что мне вот это вот сегодня?! Чем я и кого прогневил?

Глава третья

Алисе было очень тепло и хорошо. И сон очень интересный. Приятные насмешливые голоса. Разве может быть у педиатра низкий мужской голос? Педиатры обычно женщины. Конечно, это сон.

— Далеко полетишь, Глеб?

— Далеко, Раиса Ивановна, но пока не скажу, куда. Я суеверный. Вернусь, тогда расскажу.

— Не страшно летать? Я никогда не летала, веришь-нет?

— Неа, не страшно. По понятным причинам мне там проще отдыхается, Раиса Ивановна. Там люди проще ко всему. И там много таких, как я. Никто глаза не пялит, пальцем не показывает. Потому в плане отдыха я не патриот. Вот во всём остальном — патриот.

— Говорят, они там голышом загорают-то, Глеб!

— Ой, Раиса Ивановна, ой, шалунья! Это кто такое тебе сказал? На специальных пляжах. Не на всех. Так что расслабься. Бери своего Чапая и летите тоже куда-нибудь.

— Да ну тебя! У нас огород, куры, корова. Куда мы? Один летишь?

— Один, конечно. Что я, с ума сошёл — в Тулу со своим самоваром? А что, хотела со мной лететь?

— Была бы лет на сорок моложе, так и полетела бы, Глеб!

— Ну-ну.

— А то бы взял с собой кого. Девчата с нашего центра на тебя заглядываются, а ты такой нелюдимый, всё один!

— Я не нелюдимый, Раиса Ивановна! Я просто осторожный. И не афиширую ничего. И зачем мне кого-то с собой брать? Это как бы обещание некого продолжения. А там и выбор более широкий, и никаких обязательств.

— А ты так боишься обязательств? Век будешь один куковать?

— Нет, не боюсь. Просто ещё не время. Не нагулялся, — усмехнулся он.

Алиса уже давно поняла, что это не сон. Она лежала и слушала.

И вспоминала. На душе становилась всё тяжелее. Зачем она всё вспомнила? Лучше бы забыла!

Алиса поняла, что она в больнице. Тихонько приоткрыла один глаз, увидела свою сумку на подоконнике и куртку на вешалке, стоящей у двери. Очень хотелось в туалет.

Она зашевелилась, открыла глаза и наткнулась на колючий взгляд очень тёмных глаз.

— Ну здравствуйте, любезная! — с ней он говорил холодно и сухо, не так, как с пожилой женщиной. Медсестрой, как поняла Алиса.

— Здравствуйте. Где тут туалет? — хрипло спросила она.

— Пойдём, матушка, провожу! — медсестра подошла к Алисе, взяла под руку.

Вернувшись через пять минут, Алиса села на кровати, обхватив колени руками.

Доктор продолжал сверлить её глазами. Совсем молодой, лет около тридцати. Темноволосый, черноглазый, с резкими чертами лица, хмурый, с почти квадратным упрямым подбородком, покрытым чёрной щетиной. Мачо. Неужели и правда педиатр? Дети не боятся его, интересно?

— Ну? — холодно спросил он. — Не хотите рассказать, что вы делали в зимнем лесу вечером одна? Не пытайтесь мне внушить, что просто гуляли.

Алиса молчала, только смотрела на него. Странно, но он казался ей знакомым. Может, где-то на конференции видела?

— Что глаза таращим? Как та девица из сказки. "Морозко", вроде? — он на секунду перевёл взгляд на Раису Ивановну. — "Тепло ли тебе, девица?". Да, да, тепло.