Страница 8 из 51
Психологически «накачивал» он своих людей, намекая в бессмысленность осады этого кряжа.
— Мы возвращаемся… Наша битва будет не здесь. Как сказано в Священной книге, всему свое время. Время для битвы с неверными тоже настанет… А сейчас я сам поговорю с ними, — он махнул рукой, показывая, чтобы мюриды отошли от кряжа.
Ринат тронул поводья и его иноходец медленно пошел к скале. Сидевшие наверху настороженно следили за его приближением, не веря в свое спасение. Остановившись у еле заметной тропки, ведущей наверх, он поднял руку с раскрытой ладонью. Знак безоружного человека, понятный всем.
— Путники, я имам Шамиль, властью Аллаха несу его слово здешним жителям, — громко и раздельно начал говорить он, словно рассказывая проповедь. — Есть ли среди вас коллежский секретарь государственной коллегии иностранных дел по имени Александр Сергеевич Пушкин? Мне нужно сказать ему несколько слов…
Эти слова вызвали эффект сродни взрыву боеприпаса весьма и весьма солидного калибра. Иначе было и не описать то оживление, которое возникло в этот момент среди засевших на скале. Их удивленные и встревоженные голоса доносились даже до низа. Такая реакция была неудивительна. Имя имама Шамиля к этому времени уже гремело по Кавказу, как принадлежавшее ярому противнику русской экспансии и врагу православных. Встретить его здесь, вблизи русских земель, было очень и очень нехорошим знаком, как минимум, означавшим скорое нападение на крепость. К тому же очень странным было обращение по имени и должности к одному из них. Откуда меч Пророка, как здесь называли имама, мог знать Пушкина? Может готовился похитить его? Мысли, которые могли возникнуть у засевших на скале, были далеко от успокаивающих…
Они довольно долго о чем-то совещались, то и дело начиная яростно спорить. Когда же терпение у Рината начало иссякать, со скалы раздался долгожданный голос.
— Э-э-э… милостивый государь… я коллежский секретарь Александр Сергеевич Пушкин. Что вам угодно от меня? — довольно приятный грудной голос поэта немного дрожал, однако впечатление страха не возникало. — Право слово я изрядно удивлен, что вы знаете мое имя… Вы же всего лишь дики…
К этому времени у Рината созрела одна довольно необычная идея. Понимая невозможность желания достучаться до императора Николая Первого, он решил обратиться к нему, а точнее к его окружению с помощь. Пушкина и его стихов. Нужно было лишь зародить в поэте идею о необходимости союза империи и горских племен, о полезности воинственных горцев для Российского государства. Ведь поэт, судя по его стихам, восхищался непреклонностью, упорством и храбростью горских воинов. Пусть тогда в стихах он талантливо и опишет, как полезны они могут оказаться в российской армии или даже в охране самого государя-императора. Ринату, словно специально, вспомнилось, что в своей время в российской армии создавались целые горские дивизии, показавшие на войне просто фантастическое упорство и храбрость.
Насколько реальна была эта идея можно было спорить. Однако отрицать факт неимоверной популярности в кругах дворянства творчества поэта был непреложен. Соответственно, грамотно изложенный посыл о горцах мог быть услышан. Не секрет, что за Пушкиным велся надзор полиции. Его стихии тщательно изучались на предмет верноподданнического содержания. Поэтому горская тематика просто физически не должна была пройти мимо сильных мира сего.
— Не надо нас считать дикими варварами, господин Пушкин. Это не делает вам чести. Я обучался в медресе многим наукам — логике, риторике, арифметике, геометрии, астрономии, астрологии, философии, физике, истории, шариату и многому другому. Хорошо владею чеченским, аварским, кумыкским, дагестански, арабскими языками. Как вы думаете, господи Пушкин, этого достаточно, чтобы считаться образованным человеком, а не диким горцев в ваших глазах? — даже отсюда было видно, как вытянулось от дичайшего удивления лицо поэта от такой отповеди. — Вы нас совсем не знаете. Народы Кавказа совсем не такие, какими вы их видите у себя в столице… Хотите я расскажу вам о настоящих горцах?
Несмотря на яростное сопротивления мюридов с одной стороны и попутчиков Пушкина с другой стороны, они все же встретились. Пушкин, постоянно оглядываясь на своих товарищей, немного спустился со скалы и остановился в паре десятков метров от Рината.
Здесь и состоялась их беседа, продлившаяся около часа. Говорил больше Ринат. Призвав на помощь все свое красноречие и слабенькое знание истории, он рассказывал о возможно будущем. В нем горцы и весь Кавказ были надежной опорой России, его щитом на юге от хитроватых османов. Он говорил о бесстрашных воинах, о чести, о кровной мести за обиды, о вере. Многое прозвучало между ними, что стало для великого поэта откровением…
В конце их разговора, Ринат не смог удержать и произнес:
— Мой тебе совет — берегись белого человека на белом коне. Это француз по имени Дантес. Если он встретиться на твоей дороге, не испытывай судьбу…
Видя отвисшую челюсть поэта, имам печально усмехнулся.
[1] Овчарня — загон для содержания овец
[2] Джаназа-намаз — особая исламская молитва, которую читают над покойником перед погребением
[3] Джабраил — один из четырех особо приближенных к Аллаху ангелов-мукаррабун и в мусульманской канонической традиции отождествляется с библейским архангелом Гавриилом
[4]. Патимат — одно из популярнейших женских имен в арабском мире образовано от имени дочери пророка Мухаммада Фатимы
Глава 3
Расчистить авгиевы конюшни
Отступление 5.
Пушкин А. С. Сочинение в двух томах. Том 1. Стихотворения. Поэмы. Драматические произведения. М., 2019.
'Кавказ
Кавказ сиротой подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины:
Орел, с отдаленной поднявшись вершины,
Парит неподвижно со мной наравне.
Отселе я вижу потоков рожденье
И первое грозных обвалов движенье.
Здесь тучи смиренно идут подо мной;
Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады;
Под ними утесов нагие громады;
Там ниже мох тощий, кустарник сухой;
А там уже рощи, зеленые сени,
Где птицы щебечут, где скачут олени.
А там уж и люди гнездятся в горах,
И ползают овцы по злачным стремнинам,
И пастырь нисходит к веселым долинам,
Где мчится Арагва в тенистых брегах,
И Шамиля наездник таится в ущелье,
Где Терек играет в свирепом веселье;
Играет и воет, как зверь молодой,
Завидевший пищу из клетки железной;
И бьется о берег в вражде бесполезной
И ждет утешенья росской рукой…
Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады:
Теснят его грозно немые громады.
Почто выпадают сии испытанья?
Российских штыков напор и внимание?
Слышны горянок глухие рыдания,
Убелённых сединами старцев стенания.
Алчет мира Кавказ, громким гласом вещая:
Перекуем мечи на орала…'
Отступление 6.
Политический сыск в России: Сборник материалов. — М., 1998.
'…Его сиятельству светлейшему князю Виктору Павловичу Кочубею доношение добропорядочного и радеющего за воинскую славу Отечества гражданина об уничижительном недостойном российского гражданина поведении и оскорбляющих российское воинство словах камер-юнкера Александра Сергеевича Пушкина; а в чем мое доношение, тому следуют пункты.
Сего октября 9 дня на приеме у его светлости графа Михаила Семеновича Воронцова оный камер-юнкер позволил себе сказать, что предводителя преступников и разбойников имама Шамиля следует не воевать войной, а поставить князем Дагестана и выплачивать сему законное жалование. В стишках своих сетовал на великие жертвы среди непримиримых горцев: их женок, стариков и детишек'.
Отступление 7.
Карпов Т. Н. Реформаторская деятельность имама Шамиля в социально-правовой сфере // Вестник Тверского государственного университета. 2019. № 1. С. 172 — 198.