Русский рай

Осенью против Росса бросил якорь бриг «Суворов» под военно-морским флагом. С корабля спустили шлюпки, в бухте Росса высадились лютеране финны, принятые на службу Компании и два якута для успешного скотоводства, по просьбе управляющего, на смену мало сведущему в письмоводстве писцу-креолу Ивану Куликалову, прислали конторщика Михаила Суханова.

Кусков на байдаре ходил к бригу, разговаривал с командиром, русским офицером Лазаревым, вернулся с новостями, от которых неизвестно чего ждать: война Соединенных Штатов с Англией закончилась победой американцев. «Ильмена» под началом американского капитана подобрала партию Тараканова, но была задержана на одном из Сандвичевых островов, на который шторм выбросил бриг «Беринг» с грузом на сто тысяч рублей, разграбленным местными жителями. Баранов отправил туда на бриге «Кадьяк» служилого немца доктора Шафера договариваться о возмещении убытков и получил от него такие известия, что тут же послал на подмогу бриг «Открытие» под началом капитана-лейтенанта Подушкина.

Следующей новостью было разрешение главного правителя колоний построить в Россе верфь и заложить галиот из местного дуба. Поскольку здешняя бухта мала для больших судов, было принято предложение Кускова дооснащать их в Бодего. Компания еще нуждалась в крепости, и это радовало тех, кто хотел остаться здесь навсегда.

«Суворов» снялся с якоря и ушел в Сан-Франциско, где загрузился хлебом, солью, разной снедью для колоний и при северо-восточном ветре снова встал на рейде против Росса. На этот раз крепость навестил капитан. Он привез еще одну новость: прежнего губернатора Северной Калифорнии Арильягу сменил Пабло Висенте де Сола. Его прислали с указом требовать ликвидации русской крепости, применять жесткие меры против контрабанды и нелегального промысла. Русское население Росса гадало, какие неприятности могут последовать от перемен, а бриг Лазарева поделился купленными продуктами и ушел к Ситхе. На нем, к главному правителю колоний отправился штурманский ученик Кондаков с намытым золотом.

Возле крепости опять застучали топоры, зазвенели пилы. К неудовольствию эскимосов началось строительство верфи. Дуб возили издалека, с другой стороны Берегового хребта, правда, теперь с помощью лошадей. Возле крепости бревна распускали на доски клиньями.

Прошло четыре года после поднятия флага над фортом Росс. В 1816-м году стараниями трех подвижников, принуждением служащих и партовщиков с полей крепости собрали и намолотили без малого полсотни пудов пшеницы. Русским служащим и креолам на их хлебный пай такого урожая едва хватило на месяц. К разочарованию первостроителей, Росс все еще не мог обеспечить провизией даже себя: пшеницу, масло, мясо, соль приходилось покупать у миссий и зависеть от них.

Возле Большого Бодего, всего в дневном пути от Росса монахи-францисканцы и калифорнийские солдаты строили миссию Сан-Рафаэль. Они часто навещали крепость, были доброжелательны, закупали поделки из железа, кожи, доски, расплачивались продуктами и скотом. Выше устья реки, на которой побывал Сысой со штурманским учеником, тоже строилась новая миссия. Калифорнийцы теснили Росс и заселяли северные земли.

Но форт стоял и укреплялся. Пока огороды и поля были невелики, служащие и партовщики справлялись с работами по прополке, сбору и обмолоту урожая, с увеличением посевов Кусков стал приглашать на работы жителей ближайших деревень. Расплачивались с ними за помощь сладкой кашей и чаем, отличившихся награждали бисером, рубахами, одеялами.

Русские корабли уходили на Ситху и Кадьяк гружеными не только Калифорнийской пшеницей, но свеклой, капустой, редькой, репой Росса. Овощи были огромных размеров и неслыханного веса, но водянисты и пористы. Здесь хорошо росли горох, бобы, арбузы, дыни и тыквы. Урожаи картофеля собирали два раза в год, но хуже, чем на Ситхе из-за грызунов и туманов. Молотить пшеницу приходилось палками, носить снопы с горы – руками. Для таких работ требовалось много людей, а индейцы все неохотней приходили на помощь. И все же, частное и компанейское огородничество ширилось: зеленел заложенный Кусковым сад, множился скот, колосилась пшеница на узких полосах полей, вынесенных на склон Берегового хребта. Правда, к отчаянию Васильева, очередной урожай съела саранча.

Летом 1817-го года партовщики добыли всего 44 бобра и 11 кошлаков. Зато при крепости были построены лесопилка и верфь, заложено первое судно из местного дуба. Крепость становилась нужной частью русских колоний в Америке и первые русские поселенцы Калифорнии ждали царского указа, который позволил бы им с потомством вольно и с пользой для России жить на этой земле. В том, что такой указ должен прийти убеждал себя и других управляющий Россом Иван Александрович Кусков. А чтобы меньше думать и сомневаться, много работал и по большей части в саду.

Индианок при крепости становилось все больше, больше смешанных семей партовщиков и служащих: Кусков всячески привлекал для работ жителей соседних деревень. По вечерам и праздникам в эскимосской слободе гости и партовщики устраивали танцы, нередко кончавшиеся сватовством. Услышав песни, как-то забрел туда Сысой. Обнаженные мужики, полуобнаженные женщины и девицы стояли плотным кругом, внутри которого, как птицы по берегу семенили алеуты, раскидывали руки, будто парили в воздухе альбатросами, сладострастно извивались кадьяки, воинственно скакали чугачи. Среди индейцев Сысой узнал мивочку, бывшую женку Лосева и Банземана, стоявшую за спинами индейцев помо в дворянском платье, подаренном ей последним муженьком. Её нечесаные черные волосы свисали на плечи как трава с кочки, рукава платья были отрезаны наподобие сарафана. Уже не такая молодая, как стоявшие впереди ее девицы, она с умилением и тоской смотрела на плясавших. В крепости появились толмачи, говорившие и понимавшие лучше её, расставшись с Банземаном, она вернулась в свою деревню и о ней забыли. Сысою всегда нравилась эта индеанка. А на этот раз он даже немножко залюбовался, немножко пожалел её и себя тоже, и шальная мысль пришла в голову. Он снял с шеи платок и, притопывая, с молодецким посвистом вышел на круг.

Засмущалась молодая индеанка, с лоскутом кожи, повязанным под девичьим животом. Она стояла впереди бывшей женки Банземана и пугливо глядела на приближавшегося бородача. Сысой смотрел поверх ее головы и, наверное, удивил молодку, протянув платок женщине, стоявшей за ней. Бывшая толмачка удивленно подняла брови, горделиво вскинула голову с нечесаными волосами, и вышла на круг. Потом, Сысой взял ее за руку и повел в крепость, торопливо соображая, где жить. На ходу заметил, что полы уже не совсем белого платья грубо отрезаны до колен и тихо рассмеялся.

Петруха был уже умелым кузнецом с хорошим жалованьем и жил с молодой индеанкой помо в доме с отцом и Васильевыми. Привести туда же новую женку Сысой не мог. Какое-то время можно было пожить в казарме, чего ему очень не хотелось. Можно было поставить палатку возле острожной стены, что неприлично для старовояжного промышленного и приказчика. Он привел новую женку к Кускову и попросил у него совет: где бы пожить первое время. Катерина, похохатывая, одобрила выбор. Ее муж почесал затылок и предложил пожить в накрытом, но недостроенном доме управляющего.

– Сейчас не до него, с месяц беспокоить не буду. Понятно, ни окон, ни дверей, но крыша не течет. Придумай что-нибудь.

Сысой привел новую женку в просторный сруб пятистенка. Горница была застелена полом из тесаных плах. Он сказал и пояснил знаками своей новой зазнобе, что здесь они будут жить, а проемы окна и двери он закроет. При этом несколько раз переспросил ее имя, но ни запомнить его, ни выговорить не мог и стал называть ее женкой, индеанка не протестовала и не сердилась.

– Пока прибери! – Попинал щепки носком сапога и отправился домой. Молодые спали на полатях. Ульяна, похожая на остов, обряженный в платье, с изможденным лицом лежала на лавке и заходилась кашлем, её хворь уже невозможно было скрыть. Василий с мрачным видом что-то мастерил после дневных работ: хлебные поля все еще не оправдывали его надежд. Под предлогом тесноты Сысой забрал одеяло и набитый соломой матрас. Никто не осудил его, не спросил, куда он переселяется.