Страница 18 из 31
У нас с Иркой есть общая собака, немецкая овчарка Том, в высшей степени свободолюбивое четвероногое. Томка совершенно точно не упустил бы возможность смыться со двора через гостеприимно открытую калиточку!
– Ньюф не убежит, он в вольере сидит, – с сожалением сказал Анатолий. – Столько новых людей во дворе, разве можно собаку без привязи держать!
Прояснив режимные вопросы, мы с Иркой впряглись в санки и потащили на горку Масю. Дина, как большая девочка, тащила свои салазки сама, но кататься на них с горы не спешила. Она использовала возвышенность как наблюдательный пункт: приложив к глазам бинокль, рассматривала суету на лыжном спуске.
– Наших видишь? – в очередной раз втащив на гору санки, спросила я.
Колян, Антон и Зинуля, умеющие кататься на лыжах, с пренебрежением отвергли нашу детскую горку и отправились на обустроенный лыжный склон. Там было полным-полно народу, отдыхающих из туркомплекса, и на расстоянии гора, по гладкому белому боку которой без устали сновали лыжники, походила на сахарную голову, атакованную муравьями.
– Нет, не вижу, они там все одинаковые какие-то! – с сожалением ответила Дина. – Кого тут узнаешь? Все в ярких костюмах, все в шапочках, все в солнечных очках:
– Все с лыжами и все с палками! – съехидничала Ирка.
Она уже успела поделиться со мной своим мнением о Дине, и мнение это было отнюдь не лестным.
В отличие от тусклой Катьки Дина была яркой, как конфетный фантик: синеглазая брюнетка с малиновыми губами и удивительно аккуратными черными бровями, похожими на шнурочки детских ботинок. Украдкой посматривая на красотку, я не увидела на ее лице косметики и решила, что у Дины перманентный макияж. На мой взгляд, это выдавало в ней натуру предусмотрительную. Ирка же назвала Катькину подружку пустоголовой куклой и предположила, что девица из тех, которые любят сидеть на чужой шее, изящно покачивая ножками. Я не стала спорить. Похоже было, что моя подруга права и Дина как раз сейчас высматривает с горы подходящую крепкую шею.
– Ах, сколько их там! – с грустной мечтательностью сказала девушка, продолжая неотрывно смотреть на лыжный спуск.
– Кого, лыжников? – спросила я.
– Миллионеров! – с тоской выдохнула Дина.
– Вперед! – крикнула Ирка и, оттолкнувшись ногами, полетела на санках вниз.
Мася, сидящий впереди, восторженно завизжал. Я с опасением покосилась на «дикие» горы вокруг, страшась схода снежной лавины, которую вполне могли спровоцировать звонкие детские вопли, но никаких пугающих перемен вокруг не заметила и вернулась к прерванному разговору с Диной.
– Каких миллионеров?
– Обыкновенных! – она пожала плечами. – Что, вы не знаете, какие бывают миллионеры?
Я честно задумалась. При слове «миллионер» в памяти всплывали картинки из детских книжек: мистер Твистер, бывший министр, из стихотворения Маяковского и буржуины из гайдаровской сказки про Мальчиша-Кибальчиша. Толстые дядьки в трещащих по швам смокингах и цилиндрах, с дымящимися сигарами в лошадиных зубах. Буржуинские зубы напомнили мне о Тараскине, а их жирные тюленьи бока – о Курихине. Оба, если верить Ирке, знатные богачи. Выходит, правильно живописуют собирательный образ миллионера иллюстраторы отечественной детской литературы! Хотя справедливости ради надо сказать, что мне приходилось видеть и вполне стройных богачей.
– Миллионеры бывают разные, – сказала я, с трудом удержавшись, чтобы не продолжить: «черные, белые, красные», что тоже было бы вполне справедливо, но неактуально для нашего, по большей части – монорасового общества. – Только вряд ли среди той публики, которая оккупировала лыжный склон, их очень много. Скорее, вообще нет. Миллионеры катаются в Альпах.
– Да? – язвительно переспросила Дина. – Посмотрите на эти горные хижины. Сколько, по-вашему, они стоят?
Я окинула взором вереницу и благоустроенных коттеджей, окруженных прочными заборами, которые защищали частную собственность от проникновения, но не от любопытствующих взглядов, устремленных вниз с горы. Коттеджей было дюжины две или чуть больше, и каждый тянул на многие сотни долларов. Приходилось признать, что моя собеседница права: в толпе лыжников на склоне вполне могли затеряться двадцать-тридцать миллионеров – по числу особняков. Хотя нет, наверняка поменьше. Судя по тому, что некоторые дворы основательно занесены снегом, а дым из труб поднимается примерно над половиной коттеджей, часть миллионеров все-таки предпочла Альпы.
– Мама! Ма-ма-а! – на два голоса слаженно запели под горой Ирка и Мася.
– Что? – я заспешила вниз.
Мои детки сидели в сугробе, как два пингвина, только что пережившие снежную бурю. Они были взъерошенные, мокрые, в расхристанных одежках и без шапок, но очень довольные своей судьбой.
– Мама, мы опять промочили ноги! – радостно сообщил мне Мася.
– И штаны! – не менее радостно добавила Ирка. – Ребенок забыл, что хотел в туалет, и от радости того…
– Уписался! – ликующе возвестил ребенок.
– Замечательно, – мрачно сказала я. – Придется идти в дом и переодеваться. Надеюсь, предыдущие штаны уже просохли.
Штаны не просохли, поэтому Масю пришлось посадить под домашний арест. Отсутствующие штаны ему заменил папин шерстяной жилет, полы которого прикрывали ребенку щиколотки, а компанию составил позабытый-позаброшенный Точилка. Мася с кроликом хорошо смотрелись рядом, оба были весьма оригинально экипированы. Мася в длиннополом шерстяном жилете в крупную клетку походил на представителя шотландского клана (типичный МакСяня), а на кролика аккуратистка Ирка напялила младенческий памперс.
– Мы же не можем постоянно ходить за Точилкой с тряпкой и веником, убирая следы его жизнедеятельности! – объяснила мне подруга. – Нехорошо будет, если он испачкает ковры. Пусть немного в памперсе походит, правильно?
Я-то с подругой согласилась, а вот Точилка в памперсе ходить не желал. То ли он стыдился своего наряда, то ли ему было в нем неудобно, но кролик залез под стол и категорически не желал оттуда вылезать. В результате под тот же стол из солидарности залез Масяня, а мне, чтобы приглядывать за приятелями, пришлось устроиться на полу. Проголодавшаяся Ирка ушла в кухню строгать бутерброды, а я придремала на мягком ковре.
Разбудили меня сердитые голоса под оконом. Точнее, не голоса, а громкий шепот на два неопознанных мною голоса. Собеседники переругивались.
– Нельзя ли поласковее? – жарко прошептал один голос.
– Поласковее? Поласковее?! – злобно зашипел другой. – Да скажи спасибо, что я…
– Тише! Не ори под окном! Еще услышит кто-нибудь!
Я невольно заинтересовалась личностями собеседников. Хотя кто-то там у кого-то требовал ласки, на тайное свидание влюбленных это не было похоже. Я уже собралась подняться и потихоньку выглянуть в окошко, когда заметила, что над подоконником с той стороны поднимается что-то маленькое, круглое, белое и пушистое, как кроличий хвост. Помпон лыжной шапочки, не иначе! Видно, один из шептунов опередил меня в намерении глянуть в окошко. Я вновь распласталась на полу, как камбала. Голову прижала к полу и лица того, кто заглянул в комнату, не увидела. Зато и он меня не увидел.
– Там никого нет! – послышалось за окном.
Я благословила Масю и Точилку, на удивление тихо сидящих под столом, а заодно и полумрак, царящий в комнате. Известно, что заглядывать со светлого двора в темную комнату бессмысленно, много не увидишь.
– Мерзавцы вы! – снова горячий шепот.
– Повторяю, это была не моя идея.
– Рассказывай!
– Послушай, мы же договорились…
– Я с мерзавцами не договариваюсь!
– Да? А что же ты делаешь с мерзавцами?
Разговор был чертовски интересный, но совершенно непонятный. Кто мерзавцы, сколько их и чем они, собственно, мерзки? И кому? Вот бы голоса опознать, хоть что-то прояснилось бы… Я уже начала подползать к столу, намереваясь под его прикрытием подобраться поближе к окну, – авось слышимость стала бы получше, но тут совершенно неожиданно проявил активность инертный дотоле Точилка. Только что дремал, безропотно подставляя спинку под наглаживающую его детскую ладонь, и вдруг распахнул глаза, как Спящая красавица после страстного поцелуя принца, зашевелил носом и сиганул из-под стола на мою согнутую спину, а с нее, как с трамплина, на подоконник!