Страница 20 из 28
Так я и поступил. Очевидно, я поступил неверно.
Конечно, я мог ошибиться и оттого, что просто там внизу был карман гравия.
Очень возможное объяснение, но бесполезное. Если тут вообще никогда не было туннеля, нам сильно не повезло. Но я хотел получить более обнадеживающий ответ, и моему затуманенному мозгу показалось, что я его нашел.
Я представил себе, как выглядит трасса на экране. Самолет я посадил как можно ближе к этому месту. Конечно, прямо на этом месте я не мог копать, потому что мешал самолет. Поэтому мне пришлось поместить иглу на несколько метров в сторону и выше по склону.
И мне начинало казаться, что эти несколько метров и есть причина нашей неудачи.
Это туманное рассуждение было приятно моему затуманенному мозгу. Оно все объясняло. Восхитительно, думал я, как мне все удалось распутать в таком состоянии. Конечно, я не видел, какое практическое отличие это составляет. Если бы у меня было другое иглу, я бы с радостью передвинулся на то место, где стоял самолет, конечно, если бы прожил достаточно долго.
Но все это не имеет значения, потому что второго иглу у меня нет.
И вот я сидел на краю темной шахты, одобрительно кивал тому, как я разумно рассуждаю, сидел, свесив ноги, и время от времени сбрасывал вниз породу. Вероятно, это что-то вроде желания смерти, потому что мне приходила в голову мысль: лучше всего мне просто прыгнуть вниз и закопаться в эту породу.
Но пуританская этика не позволяла мне сделать это.
Таким образом я решил бы только свои личные проблемы. Но юной Дороте Кифер, которая похрапывала снаружи в жаре, это ничего не дало бы. Меня беспокоила Дорота Кифер. Я хотел для нее чего-то лучшего, чем мерзкая жизнь мелкого воришки в Веретене. Она такая милая и добрая и…
Тут меня посетило откровение: одна из причин моей враждебности к Бойсу Коченору – то, что у него есть Дорри Кифер, а у меня нет.
Это тоже была интересная мысль. Предположим, думал я, чувствуя дурной вкус во рту и удары в голове, предположим, скафандр Коченора был прорван насквозь и он умер бы тут же. Предположим (заходя немного дальше), что затем мы нашли бы туннель и все то, что нам в нем нужно, и вернулись в Веретено, и стали богаты, и мы с Дорри…
Я много времени провел, думая, что мы с Дорри могли бы делать, если бы дела пошли немного по-другому и все это произошло на самом деле.
Но дела по-другому не пошли, и все это не произошло.
Я столкнул в шахту еще немного породы. Туннель, теперь я был в этом убежден, находится всего в нескольких метрах от пустого дна шахты. Я подумал, не спуститься ли вниз и не поскрести ли перчатками.
Мысль показалась мне хорошей.
Не могу сказать, насколько эти мысли были капризами мечты, насколько – галлюцинациями больного. Я думал о странных вещах. О том, как хорошо было бы, если бы хичи все еще жили здесь, и когда я спустился бы вниз и постучал в голубую стену туннеля, они открыли бы ее и впустили меня.
Это было бы очень мило. Я даже представил себе, как они должны выглядеть – дружелюбные и богоподобные. Может, они одеваются в тоги и предложат мне ароматные вина и редкие фрукты. Может, они даже умеют говорить по-английски, так что я смогу поговорить с ними и задать несколько тревожащих меня вопросов. «Хичи, для чего вам на самом деле молитвенные веера?» – спросил бы я их. Или: «Послушайте, хичи, я не люблю навязываться, но, может, в вашей медицинской сумке есть что-нибудь такое, что не даст мне умереть?» Или: «Хичи, простите за то, что мы насорили у вас на переднем дворе, но я постараюсь прибраться».
Может, именно эта последняя мысль заставила меня сбросить больше породы в шахту. Никакого лучшего занятия у меня не было. И кто знает, может, они это оценят.
Немного погодя шахта заполнилась наполовину и порода кончилась, за исключением той, что набросана снаружи иглу. Но идти за ней у меня не было сил. Я осмотрелся в поисках нового занятия. Я осмотрел сверла, заменил затупившиеся резцы последними острыми, изменил на двадцать градусов направление и снова запустил их.
Только тогда я заметил, что Дорри стоит рядом со мной, помогая первые метр-два удерживать сверла. До того я даже не сознавал, что выполняю новый план. Не помнил, чтобы составлял его. Не помнил даже, когда проснулась Дорри и вошла в иглу.
Я подумал, что план неплохой. Почему бы не попробовать этот склон? Нам все равно нечем заняться.
И вот мы занялись работой.
Когда сверла перестали дергаться в руках и начали устойчиво грызть камень, мы смогли оставить их. Я расчистил место у стены иглу и какое-то время бросал породу.
Потом мы просто сидели, смотрели, как сверла проделывают новое отверстие. Не разговаривали.
Вскоре я снова уснул.
И не просыпался, пока Дорри не заколотила по моему шлему. Мы были погребены в отходах бурения. Они светились голубым светом, так ярко, что у меня заболели глаза.
Сверла царапали металл хичи не меньше часа. Они даже проделали на нем бороздки.
Заглянув вниз, мы увидели уставившийся на нас круглый яркий голубой глаз туннеля. Туннель был прекрасный.
Мы не разговаривали.
Каким-то чудом я умудрился пробраться через породу к выходу из иглу. Герметически закрыл шлюз, вынув наружу несколько кубических метров породы.
Потом начал пробираться к режущим факелам.
Наконец мне это удалось. Каким-то образом. Наконец я их отыскал и сумел закрепить.
Мы отошли как можно дальше, и я включил их. И смотрел, как свет, вырывающийся из шахты, образует яркий рисунок на крыше иглу.
Потом послышался неожиданный короткий вскрик газа и стук: это внутрь провалились куски породы.
Мы прорезали туннель хичи.
Он был нетронут и ждал нас. Наша красавица оказалась девственницей. Мы с любовью лишили ее девственности и вошли в нее.
Должно быть, я снова потерял сознание, потому что, когда пришел в себя, мы были на полу туннеля. Шлем у меня был открыт. Боковой шов скафандра тоже. Я дышал затхлым застоявшимся воздухом, которому четверть миллиона лет, и вонял он на все эти четверть миллиона.
Но это был воздух.
Плотнее обычного земного и не такой влажный, но парциальное давление кислорода почти такое же. Это доказывал факт, что я дышу этим воздухом и не умираю.
Рядом со мной была Дорри Кифер.
Шлем у нее тоже был открыт. В синем свете стен хичи она казалась призрачной, какой только может показаться красивая девушка. Вначале я не был уверен, что она дышит. Но, несмотря на то что выглядела она ужасно, пульс у нее был ровный, легкие работали, и, почувствовав, что я ее трогаю, она открыла глаза.
– Боже, я вся избита, – сказала она. – Но мы это сделали!
Я ничего не сказал. Она уже все сказала за нас обоих. Мы сидели, глуповато улыбались друг другу и выглядели в голубом свете хичи как маски Хеллоуина.
Больше ничего в тот момент я не мог делать. Голова у меня кружилась. Прежде всего нужно было справиться с мыслью, что я еще жив. И я не хотел подвергать опасности это непрочное сознание своими движениями.
Впрочем, было очень неудобно, и спустя какое-то время я понял, что мне жарко. Я закрыл шлем, чтобы отгородиться от жары, но внутри пахло так отвратительно, что я тут же открыл его снова, решив, что жара лучше.
Тогда меня удивило, почему жара просто неприятна, она не сжигает нас мгновенно.
Металл, из которого сделаны стены туннелей хичи, очень плохо проводит тепло, но ведь прошли сотни тысяч лет. Мой старый печальный больной мозг некоторое время занимался этой мыслью и наконец пришел к заключению: до самого недавнего времени, может еще какую-нибудь тысячу лет назад, в туннеле искусственно поддерживалась относительно низкая температура. Следовательно, пришел я к мудрому заключению, должны для этого существовать какие-то автоматические механизмы. Ну и ну, сказал я себе. Их стоило бы отыскать. Пусть они сломаны. Именно из таких находок создаются состояния…
И тут я вспомнил, зачем мы вообще оказались здесь. Я посмотрел вверх и вниз по коридору в поисках добра хичи, которое сделает нас богатыми.