Осколки полевых цветов

– Ладно.

– Правда? – с волнением выпаливаю я.

– Конечно. Мы можем сказать ей, когда ты захочешь. – Он нежно проводит пальцем по моей щеке.

– А ты кому-нибудь о нас говорил? – с любопытством спрашиваю я.

Он жует кусочек блинчика.

– Брату. А ты?

– А я – Лорен. – Он кивает, как будто так и предполагал. – О, еще Тельма знает.

Он давится едой.

– Любопытная сплетница Тельма знает?

– Да. Наверное, Синтия ей рассказала.

– Я чувствовал, что этой старушенции нельзя доверять, – шутит он.

– Мы правда все расскажем? По-настоящему? – Я вдруг начинаю нервничать, представляя себе, как мама узнает о нас. Два месяца назад, в день рождения Форреста, она заподозрила, и я ей солгала. Теперь мне придется это признать. Мне хоть и девятнадцать, но я ненавижу врать своей маме.

Он выгибает бровь.

– Я думал, ты готова.

– Я готова, – уверенно киваю я.

– Примерно через час мне нужно забрать Форреста. Можем сказать ей сегодня вечером, если хочешь? Я могу купить стейки и приготовить их на гриле.

– Было бы здорово! – со слезами на глазах бормочу я.

– Хорошо. – Он смахивает с моей губы капельку йогурта и дочиста облизывает большой палец. Его взгляд становится пристальнее, а голос на тон ниже. – Я и не думал, что это найду.

– Найдешь что? – с удивлением спрашиваю я.

Он обводит пальцем контур моих губ.

– Что‐то настоящее. Я не знал, что такое истинная любовь. Я был знаком только с ее бледным подобием. Ты дала мне это.

Мое сердце взлетает и выпрыгивает из груди. Я хватаю его за футболку и притягиваю к себе для поцелуя. Вряд ли можно быть еще счастливее.

Сидя на крыше своего дома, я подтягиваю колени к груди и обхватываю ноги руками. Я соскучилась по этому занятию. В том, чтобы сидеть на крыше и впитывать в себя солнечное тепло, есть что-то такое, от чего мне всегда становится хорошо.

Собрав волосы в хвост, я улыбаюсь, когда фургон Тайера заезжает на соседний участок. С заднего сиденья вылезает Форрест, а Тайер кричит ему вслед.

– Какой же ты вредина, папа! Ты обещал! Ты сказал, что построишь мне домик на дереве!

– Да, я так сказал. Но я не могу сделать это за одну ночь. Мы этим займемся. Обещаю.

Форрест разворачивается и упирает свои маленькие ручки в бедра.

– Ты только говоришь и обещаешь, но ничего не делаешь! Ненавижу тебя. Ты худший папа на свете. – Он дуется и убегает за дом.

Тайер выглядит подавленным.

– Я тоже тебя люблю, малыш. – Понурив голову, он хватает пакеты с продуктами. Должно быть, почувствовав мой взгляд, он поднимает глаза и замечает меня на крыше. В его взгляде неодобрение и одновременно радость.

Я показываю ему язык.

Покачав головой, он поднимается на крыльцо и зовет Форреста, но тот кричит, чтобы от него отстали.

Я ложусь на спину и закрываю глаза. Лучи солнца убаюкивают меня, и я погружаюсь в дремоту. Я уверена, что большинство людей не захотели бы засыпать в таком положении, но меня оно не пугает.

Не знаю, сколько я продремала. Меня будят крики на соседнем участке.

– Форрест? Форрест? Ты где? Это не смешно! – звучит сердитый голос Тайера. – Хватит прятаться! – Я сажусь и протираю заспанные глаза. – Форрест? – В голосе Тайера звучит испуг, и на меня накатывает тревога. Я стряхиваю последние остатки сна, цепляющиеся за мой затуманенный разум. Тайер выбегает за ворота и замечает, что я все еще на крыше. – Ты видела, как Форрест заходил в дом? Я не слышал, но он мог тихо туда пробраться.

Я качаю головой.

– Нет, я заснула.

Он выглядит так, словно готов меня убить, и я не сомневаюсь, что позже мне придется выслушать лекцию о том, что спать на крыше – верный способ покончить с собой. Но в данный момент у него более насущные проблемы.

– Он не отзывается. Да, он на меня разозлился, но все равно это на него не похоже. Форрест не злопамятный. – Тайер проводит рукой по волосам, морщины на его лице стали четче.

– Ты в доме смотрел?

– Да, я быстро все проверил, но я бы услышал. Сигнализация бы сработала, если бы дверь открылась, но этого не было.

Меня захлестывает ужасная, внезапная мысль.

– Тайер. – Мой позвоночник сковывает лед. Густой, липкий ужас. Такое чувство возникает, когда ты понимаешь, когда глубоко в душе знаешь, что произошло что-то непоправимое. Глаза Тайера встречаются с моими, и в эту секунду он думает о том же. – Бассейн.

Глава пятьдесят первая

Я отказываюсь от попыток забраться обратно в комнату и вместо этого пытаюсь как можно быстрее спуститься на землю.

Когда я падаю, дыхание со свистом вырывается из моих легких, и что-то выворачивается в лодыжке, но это не перелом.

Тайер распахивает калитку на задний двор, и я гонюсь за ним так быстро, как только могу с поврежденной ногой.

Он не раздумывая выгибает тело дугой и ныряет в мутную воду через забор, построенный специально вокруг бассейна.

Я подбегаю к краю и смотрю вниз, в ужасе зажимая рот рукой. Пожалуйста, пусть я ошибусь! Господи, господи, ну пожалуйста!

– Форрест! – зову я маленького мальчика, паника сдавливает мне горло.

Пожалуйста, пусть он прячется за деревом. Пусть он удрал в поле. Все что угодно, только не это.

Тайер выныривает глотнуть воздуха и грубо откидывает с глаз мокрые волосы. В его руке детский кроссовок.

Я падаю на колени и рыдаю. Я не могу дышать. Не могу дышать. Не могу дышать!

Он снова погружается под воду, и на этот раз выныривает, прижимая к груди обмякшее тело Форреста. Он подплывает к краю бассейна и кладет на него сына, прежде чем вылезти самому.

Синий.

Форрест весь синий.

Его губы.

Веки.

Пальцы.

Ненавижу синий цвет.

Тайер откидывает голову Форреста назад и начинает делать ему искусственное дыхание.

– Прекрати. – Я толкаю его промокшую рубашку. – Ты делаешь неправильно. Вызови 911.

Мой телефон остался в комнате, иначе я бы сама позвонила.

Тайер вытаскивает из кармана свой телефон, чертыхается и бросает бесполезное устройство на землю.

– Мама! – кричу я во всю мощь своих легких, опуская ладони на крошечную грудь Форреста.

Он холодный. О, господи, он такой холодный! Вода была как лед. И он был… О, боже мой.

– МАМА!

Тайер тоже кричит. Я даже не понимаю, что именно. Мой разум не может сосредоточиться. Я просто кричу, делаю искусственное дыхание и снова кричу.

Но он ушел. В мальчике под моими ладонями не осталось жизни. Это оболочка. Пустой футляр. Труп.

Подбегает мама, и я слышу ее крик. Мы все просто кричим, и это бессмысленно, потому что Форрест нас не слышит. Его с нами нет. Больше нет.

Я выпрямляю спину и смотрю на Тайера. Он ходит из стороны в сторону, заложив руки за голову. Увидев, что я остановилась, он падает на землю рядом со мной.

– Что ты делаешь? Нельзя останавливаться! Ему нужно…

– Тайер, – выдыхаю я сквозь рыдания, – он мертв.

– Нет! – Он отталкивает меня и сам продолжает делать искусственное дыхание. – Нет. Он не умер. С ним все будет в порядке. Просто нужно убрать воду из его легких.

Я опускаю ладонь ему на плечо, на заднем плане слышен мамин плач. Она звонит по телефону.

– Он умер, Тайер. Мне очень жаль.

Его глаза встречаются с моими, и я вижу в них боль, какой еще не видела никогда. Эта душераздирающая, сокрушающая боль, эмоциональная мука, которая останется с человеком навсегда.

Он неистово трясет головой.

– Нет, нет. Он не может умереть. Мы же… мы собирались… – Его голова запрокидывается, и он кричит в небеса.

Я сдаюсь и реву так, что болят ребра. Тело Форреста лежит перед нами. Пустое. Боже, такое пустое…и такое синее.

Обхватив руками промокшее тело Тайера, я держу его как могу, но трудно удержать кого-то от разрушения, когда ты сам разбит вдребезги. Смерть никогда не должна наступать вот так. Только не так внезапно. Только не с ребенком. Нет… просто нет.