Возрождение

— Каждому по «трешечке» в Японском районе.

Глаза охраны заволокло влажной дымкой — мечта в одночасье обернулась реальностью! — и они освободили проход.

— Ямасаки-сенсей, запишите данные наших друзей, — попросил я.

Нанако оставить записывать нельзя — она мне нужна для другого. В сосредоточении республиканской власти было людно. Увидев нас, стоящий у лифтов высокий мужик в костюме изобразил на лице расстройство и что-то доложил в рацию. Главный найден, к нему и пойдем:

— Здравствуйте, товарищ! Наша съемочная группа собирается получить комментарии Бориса Николаевича и его сторонников относительно пресс-конференции ГКЧП.

Кивнув, мужик нажал на кнопку лифта:

— Четвертый этаж, кабинет номер семь.

Ищи долбо*бов! Повернувшись к камере, я отработал социальную пользу:

— Мы, японцы, всю свою историю живем в подверженных землетрясениям районах, поэтому в неспокойные времена я просто не могу себя заставить пользоваться лифтами — лестницы гораздо безопаснее!

И повел народ на пожарную лестницу. Поднимаясь по ней, подстраховался:

— Разумеется, я совершенно уверен, что никакой умышленной порчи лифта бы не случилось. Однако в городе неспокойно, и, например, случайный танк может повредить линии электропередач — в этом случае нам придется провести в лифте неопределенное количество времени. Заставлять уважаемых зрителей терять драгоценное время на просмотр темной кабины лифта недостойно настоящего журналиста, поэтому лучше подстраховаться.

Вывалившись в коридор четвертого этажа, проигнорировал грустно провожающих нас взглядами «ельцинистов» и постучал в седьмой кабинет.

Дверь открыл лично Ельцин. Загородив спиной панораму большого кабинета с кучкой сидящих за составленных прямоугольником столами людей, он сразу взял быка за рога:

— Путчисты подали четкий сигнал: они предложили уставшему жить мечтами о светлом будущем народу повкалывать ради светлого будущего еще, а они тем временем будут продолжать убийственный для страны курс на сохранение того, что сохранить невозможно.

Сигнал считан мастерски — именно это партийные старперы и предлагают.

— Есть ли у вас конкретный план развития страны на случай вашей победы над законными властями СССР? — спросил я.

— ГКЧП является группой заговорщиков, попирающих дух Конституции СССР, — мощно и совершенно безопасно (что такое «дух»? Трактуй как хочешь) для себя отмазался Ельцин, протянул руку за кадр и за запястье втянул явно охреневшего от такого поворота Кравчука. — Сейчас, когда молодая демократия под угрозой, у меня нет времени отвечать на вопросы. Леонид Макарович, будучи наблюдателем от украинской стороны и настоящим отцом украинской демократии, не участвует в принятии судьбоносных для РСФСР решений и может ответить на все ваши вопросы.

И, вытолкнув Кравчука в коридор, пьяненький титан подковерной борьбы закрыл дверь изнутри. Откупился так, чтобы очень неудобный мальчик превратил вредного Леонида Макаровича в политический труп ко всеобщей выгоде. Да, пользует меня «в темную», но Кравчука убирать так и так придется, и лучше выставить его идиотом, чем, например, травить или инсценировать аварию.

«Отец русской демократии», конечно, персонаж специфический, но в интригу умеет знатно — опытный же. Выходка Ельцина ему явно не нравилась, и сейчас Леонид Макарович решал сложнейшую задачу: буркнуть «без комментариев», трусливо свалив из кадра, либо рискнуть и поговорить с япошкой. К риску прилагаются невероятного размера плюшки: надежно утвердиться в роли «отца украинской демократии» и поднять свой политический рейтинг на недосягаемую высоту.

— Еще раз здравствуйте, Леонид Макарович, — поздоровался я, немного стимулируя мыслительный процесс.

— Здравствуйте, дамы и господа, — ответил он. — Пройдемте в восьмой кабинет, там будет удобнее.

Решение принято, и теперь мне предстоит настоящая словесная битва, которая потенциально способна сделать «эпоху распада» гораздо менее болезненной.

На пятьдесят второй минуте после начала нашего с Кравчуком диалога в кабинет вошел какой-то мужик и расстроил Леонида Макаровича тем, что тот теперь не принадлежит к УКП в целом и политбюро в частности — из Киева прислали телеграмму. Что ж, вполне закономерно — товарищ Кравчук — это советский политик в полном смысле: таким список вопросов нужно заранее согласовывать. Точно такие же сидят в Доме Советов, так и не предпринимая никаких решений и надеясь на то, что «низы» сами всё сделают, чтобы «верхам» не пришлось выходить из зоны комфорта.

— Леонид Макарович, могу ли я попросить вас прокомментировать ваше увольнение? — бессердечно спросил я неверяще глядящего в зажатую в трясущихся руках Кравчука.

Подняв на меня взгляд, он похлопал глазами и неприязненно ощерился:

— Вот так выглядит человеческая зависть! В то время как я, отец украинской демократии, не щадя себя отстаиваю интересы родной республики, эти бездельники и карьеристы принимают скоропалительные решения! Знаешь, в чем настоящая историческая проблема Украины?

— Нет, — признался я.

Ослабив галстук и расстегнув верхнюю пуговицу рубахи, прямо на глазах превращаясь из «отца украинской демократии» в нормального деда, Кравчук продолжил:

— Мы, украинцы, все время выбираем проигравшую сторону! — заявил он. — Самый яркий пример — Мазепа, который выбрал Карла XII. Потом, в гражданскую войну, украинцы шли за Махно и Петлюрой. Тебе, Йошка, — по-простецки обратился ко мне. — Поди известно, кто это?

— Я немного учил историю СССР, позволю себе пояснить уважаемым телезрителям: Мазепа — это ставленник русского царя Петра I, предавший своего сюзерена и перешедший на сторону тогдашнего русского врага — шведского короля Карла XII. Нестор Махно и Симон Петлюра — украинские исторические деятели времен Гражданской войны, выступавшие против законной власти СССР.

— В целом — верно, — одобрил Леонид Макарович. — Украинское общество — неоднородно. Подавляющее большинство населения Украины составляют этнические русские. Но существует и прослойка людей, считающих русских оккупантами.

Удивительно — сидит Кравчук и вот такой мне подарок делает. Вообще не ожидал! Но нужно пользоваться:

— Позволю себе выразить свое мнение — мы ведь говорим об истории, а не о текущих событиях: я никогда не считал русских оккупантами. Ваша Империя — самая странная Империя в истории: вы не делили граждан на сорта и давали всем одинаковые права, интегрирую в единое политико-экономическое пространство. Особенно это актуально для СССР.

— СССР — не империя, — заметил Кравчук.

— Да, это союз республик, — кивнул я. — Однако политико-экономическое пространство в границах СССР является общим для всех его жителей. Прошу вас, давайте вернемся к исторической проблеме Украины.

— Страна находится на перепутье, — ответил он. — Ты что думаешь, никто не видит, что ты здесь изобразить пытаешься?

Перебиваем и переводим тему!

— Изображаю журналиста! Мне нравится менять парадигмы — это помогает саморазвитию и вообще весело! Простите, уважаемые телезрители, это совершенно не говорит о том, что я несерьезно отношусь к происходящему…

Не удивлюсь, если я тут вообще один серьезно к происходящему отношусь!

—…И не осознаю важности соблюдения журналистской этики! Но обо мне многие и так знают больше, чем им бы того хотелось, поэтому давайте не будем отвлекаться от исторической проблемы Украины, Леонид Макарович.

— Некоторые несознательные товарищи — называть имена я считаю неэтичным — пытаются заигрывать с националистически настроенным меньшинством, обещая им независимость, и, так сказать, интеграцию в европейский регион. Товарищи надеются, что Запад построит за них преуспевающую страну — назло русским.

— Крайне удивительная позиция! — оценил я. — «Витрина» — это спорное понятие. Некоторые советские граждане, например, считают таковыми Южную Корею и даже Японию. Мои соотечественники, как и корейцы, знают, во что обходятся экономические чудеса: для рядовых граждан это означает четырнадцати — шестнадцатичасовой рабочий день без выходных, отпусков и больничных.