Появляется всадник

Но это!.. Создать все то, что он создал, и затем бросить на произвол судьбы! — Монарх Аленда кричал. — Отковать такое оружие, как Гильдия, а затем сделать себя беззащитным для атак, снять с себя ответственность, повернуться спиной к тем, кто верой и правдой служил ему, не оставить своим врагам иного выбора, кроме как попытаться вырвать из его рук это оружие, чтобы выжить самим! — Маргонал привстал в кресле, словно лично жаждал добиться от короля Джойса логичного объяснения. — Это невыносимо! Это надо прекратить!

Но его вспышка быстро закончилась, так же быстро, как и возникла. Откинувшись в кресле, он закрыл лицо руками.

— Мой сын, — хрипло прошептал он, — когда я получил твое сообщение, в котором говорилось, что все готово для наступления, ледяной холод поселился в моем сердце. Ведь с той минуты я уже не мог ничего изменить. Я знаю этого человека. Он слишком часто побеждал меня. Боюсь, он заманил нас сюда, чтобы уничтожить, а его слабость — всего лишь прием, чтобы мы с Кадуолом появились у его стен и он с легкостью мог бы сокрушить нас не в честной битве, а с помощью коварства. Ты говоришь, этого не может быть. Леди Элега утверждает, что этого не может быть. Мой собственный рассудок твердит, что этого не может быть — хотя бы потому, что за прошедшие пятьдесят лет он ни разу не пытался сокрушить нас. И тем не менее, я — боюсь. Он околдовал меня. Мы пришли сюда на свою погибель.

Принц Краген слушал, что говорит отец, и старался не содрогнуться от ужаса.

Страх — вещь заразная, подумал он. Неужели все мы были слепы? Почему никто из нас не подумал, что Джойс притворяется? Принц тихо произнес:

— Милорд, если вы прикажете, мы отступим. Вы — монарх Аленда. Я доверяю вашей мудрости. Мы можем…

— Нет! — Отказ Маргонала прозвучал болезненным выкриком, а не яростным протестом. — Нет, — повторил он почти сразу уже спокойным тоном. — Он околдовал меня. И я уверен лишь в одном — я не могу принимать решения в тех делах, где замешан он.

Нет, сын мой, эта осада — дело, которым надлежит заниматься тебе. Ты алендский Претендент. И наша судьба сейчас в твоих руках. — Но через мгновение он добавил, предупреждая: — Однако если ты дашь приказ отступить, будь готов отвечать за последствия своего решения перед другими претендентами на Трон.

Принц безмолвно кивнул. Он давно заметил ужас Маргонала; задолго до этого разговора ветер страха пронизывал его до костей. Но монарх Аленда высказал свои сомнения вслух — и то, что сомнения наконец обрели звучание, делало их более зримыми, более весомыми. Мы пришли сюда на свою погибель. И когда его отец спросил: «Что ты намерен делать?» — он прикусил губу и ответил: — Я не знаю.

— Так поскорее решайся, — отрезал Маргонал, почти так же резко, как принц разговаривал с леди Элегой. — Фесттен не будет ждать.

В ответ Краген сжался.

— Может быть и нет, милорд. Наша судьба связана с судьбой Кадуола. И пока мы живы, я постараюсь дать урок верховному королю, чтобы научить его терпению раз и навсегда.

Постепенно монарх Аленда расслабился и снова развалился в своем кресле. Неожиданно он улыбнулся:

— Я слышал, у Фесттена много сыновей. У меня — лишь ты. Но я склонен думать, что хотя бы в этом превзошел его.

Так как принц не знал, что еще делать, то склонился в глубоком поклоне. Затем он вышел из шатра отца, как раз вовремя, чтобы увидеть, как бесформенная коричневая тень поднимается над стенами Орисона и уничтожает следующую из его лучших катапульт.

К счастью, его люди успели вовремя отбежать, и никто не пострадал.

Когда он отправился совещаться со своими капитанами, его лицо выражало только уверенность.

28. День проблем

Смотритель Леббик и трое Воплотителей стояли на вершине северо—западной стены и наблюдали, как коричневая тень, детище Знатока Хэвелока, превратила вторую катапульту Аленда в кучу дров. С такой высоты, за защитными зубцами на наружной части стены Орисона, несмотря на расстояние, он видел все прекрасно.

Судя по неподвижным чертам лица, выступившим на челюсти желвакам и пустому взгляду, он не был ошеломлен.

А следовало бы. Смотритель и представить не мог, что возможно подобное зеркало — что нечто, по виду напоминающее дым, может быть не только воплощено, но и управляемо и бросать камни в любое место, куда прикажет Знаток. Более того, ему в голову не приходило, что Хэвелок достаточно вменяем, чтобы участвовать в обороне Орисона — что можно было планировать, принимая во внимание активное участие Знатока. Боевой дух Смотрителя должен был бы взлететь. Без сомнения.

Но он не сознавал этого. И уж наверняка ничем не выдавал. Правда заключалась в том, что лишь усилием воли он заставлял себя задумываться, что делает, и хоть немного обращать внимание на происходящее вокруг.

— Неплохо, — выдохнул Мастер Квилон, когда тень вернулась в зеркало Хэвелока. — Вы несомненно превзошли самого себя. — И он похлопал Знатока по плечу, словно старый друг — что при других обстоятельствах наверняка удивило бы Леббика, потому что безумие Хэвелока не позволяло дружить с ним никому, кроме короля Джойса. Который и сам—то был, подумал мрачно Смотритель, не совсем в здравом рассудке.

— Блуд, — ответил Знаток Хэвелок небрежно, словно он каждый день левым мизинцем вызывал подобное Воплотимое. — Как два пальца обоссать. — Несмотря на его тон, было видно, что он сосредоточивался так старательно, что глаза почти не разбегались в разные стороны.

— Ну конечно, — пробормотал Мастер Эремис. — Вы точно уловили мою мысль. — Он был единственным из стоявших рядом с зеркалом, хотя несколько стражников и множество пригодников оставались неподалеку и внимательно наблюдали за происходящим. — Мне пришло в голову, что вы излишне скромничали со своими талантами, Знаток Хэвелок.

Формально Эремис находился здесь только потому, что Смотритель еще не закончил разбирательство с его делом. На слишком многие вопросы следовало еще найти ответ. Тем не менее, он очень интересовался происходящим; его скошенная голова постоянно вертелась из стороны в сторону, следя за каждым движением, глаза сверкали, словно он наслаждался подобным времяпрепровождением.

— Если бы Гильдия знала о ваших возможностях, она принимала бы совсем другие решения.

Мастер Квилон остро глянул на рослого Воплотителя: — Неужели? Какие же?

В ответ Мастер Эремис вежливо улыбнулся и бросил взгляд на Смотрителя:

— Мы могли бы решить сами защищать Мордант, не дожидаясь, пока наш обожаемый король совсем подвинется рассудком.

Леббик должен был что—то ответить на подобное оскорбление. Эремис стремился спровоцировать его — а провокация единственное, что поддерживало Смотрителя. Это подпитывало пламя верности и ярости, которые давали ему силы и дальше выполнять свои обязанности, служить королю и после того, как здравый смысл взбунтовался и его подсознательная преданность обернулась против него. Вдобавок ему еще нужно было выяснить вопрос с самим Мастером Эремисом и получить от него надлежащие объяснения. Но на сей раз сарказм Мастера не достиг цели. Помыслами Смотритель был в другом месте.

В подземелье, где он оставил ту женщину.

Проклятие на ее голову, проклятие. Она источник всех проблем, всех осложнений. Он даже начал думать, что именно она — причина слабости короля Джойса, несмотря на то, что король начал слабеть за много лет до ее появления. Но Леббик вырвет у нее правду. Если будет необходимо, он оторвет ей руки и ноги — лишь бы вырвать правду. Вопьется пальцами в мягкую плоть ее тела…

Он сделает с ней все, что захочет. У него есть позволение.

Итак, ты все же сделала это, женщина. Сделала нечто столь подлое, что никто и не подумает защищать тебя. Это было правдой. Тор пытался — и не преуспел. Ты помогла сбежать убийце. Отныне ты принадлежишь мне. Даже сейчас он пытался бороться с собой. Мне.

Если бы только он мог подавить дрожь, которая возникала всякий раз, когда он думал о ней.