Страница 56 из 72
Или это я сглотнула, когда увидела, как под рубашкой, заправленной в брюки, просматривается твердый пресс?
— Нет, я не хочу ничего особенного, — ответила, быстро облизав пересохшие губы. А Никита шагнул ближе.
— Зачем это? — протянул руку к моим волосам. — Не надо хвост, распусти волосы.
Мне не показалось, его голос слегка дрогнул? Я тоже вздрогнула и поежилась, и это не укрылось от Никиты.
Он медленно стянул с хвоста резинку и расправил рассыпавшиеся по плечам волосы.
— Пусть так будет, так красиво, — хрипло сказал Ник, с шумом втянув воздух.
А я чуть не разревелась. В нашу первую встречу он попросил меня снять капюшон и очки, потому что ему понравились мои волосы. И глаза.
Он потом говорил, что влюбился сначала в них, потом в меня...
Он это тоже вспомнил, потому и замолчал?
— Никит... — прошептала я, всхлипнув, и мне на губы легла сухая ладонь.
— Маша, это игра. Ты должна помнить, что это игра, хорошо? Не забывай, все время помни.
— Хорошо... — я зажмурилась, чтобы задержать слезы, — хорошо, Ник.
— Пойдем, наша очередь, — Топольский берет меня за руку, и мы входим в Бюро регистрации браков. Его еще называют Бюро свадеб.
Из отеля нас сюда доставил лимузин. Мы получаем лицензию на заключение брака и снова садимся в празднично украшенный автомобиль.
Никита внимательно изучает выданный нам документ, я заглядываю ему через плечо.
— Можно было не заморачиваться, Ник.
— Чтобы в следующий раз у тебя возникли проблемы с визой? Если не будет отметки о регистрации брака, могут предъявить обвинение, что ты проникла в страну обманным путем. Тебе выдали визу для заключения брака. Так что расслабься и получай удовольствие от поездки.
Он прав. Отпускаю себя, расслабляясь, и ловлю себя на том, что совсем не вспоминаю универ, Саймона, Тайный клуб... Здесь, за тысячи километров они как будто съежились, стали незаметными. Зато не могу отделаться от ощущения дежавю.
Как будто это с нами уже было. Со мной и с Никитой.
Лимузин привозит нас к миленькой церквушке, похожей на пряничный домик. Часовня Цветов. Красивее я не видела в своей жизни, здесь внутри все утопает в цветах.
У алтаря нас ждет пожилой священнослужитель. Кроме нас и фотографа здесь больше никого нет. Это Игра, напоминаю я себе, просто Игра. Все это ничего не значит.
— Да, — звучит под сводами часовни громкий голос Никиты.
Его рука крепко сдавливает мою, а я цепенею. Священник его о чем-то спрашивал, а я задумалась. Значит ли это...
— Мария Заречная, готова ли ты взять в мужья Топольского Никиту и прожить с ним в горе и в радости до конца своих дней? — спрашивает священник, глядя на меня поверх очков.
И пусть он глотает окончания наших фамилий, пуст неправильно ставит ударение в именах. Но внезапно и вдруг я осознаю, о чем он говорит.
И в горе, и в радости. Долго и счастливо.
Никита сказал «да». И пусть это Игра, пусть это всего на два дня, а потом мы вернемся, и все будет по-старому. Но я живу здесь и сейчас, а здесь и сейчас Никита Топольский от волнения все сильнее стискивает мою руку.
Я знаю, что он волнуется, пусть внешне этого не видно. Чувствую.
— Да, — выдаю с трудом, сглатывая слюну.
— Громче, милая, я не слышу, — с улыбкой просит священник, Никита поворачивает голову.
— Да, — повторяю тихо, но твердо.
— Вы можете обменяться кольцами.
И не успеваю я в панике подумать, откуда нам брать кольца, как передо мной появляется протянутая ладонь с двумя парными кольцами.
— Надевай, Маша, — Никита топит меня в своих глазах, которые кажутся сейчас темно-темно синими. Если я сейчас не грохнусь в обморок, это будет большая удача.
— Ну что же ты, милая, — подбадривает меня священник, — надень своему жениху кольцо.
Поспешно хватаю кольцо и дрожащей рукой надеваю на палец Никиты. Эмоции захлестывают через край, но вряд ли я кого-то обрадую, если сейчас разрыдаюсь.
— Теперь ты, жених.
Ник берет мою правую руку, по пальцу скользит изящное колечко с платиновым ободком и бриллиантом.
— Объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать свою красавицу-жену, — обращается священник к Топольскому. Тот медленно поворачивается, наклоняется ко мне и прижимается лбом.
Запускает руку в волосы и берет за затылок. А меня отбрасывает на три года назад. Горячая волна растекается по телу. Она поднимается из сердца и затапливает по самую верхушку.
Сейчас Никита целует не так, как мы целовались в последнее время. Он целует меня так, как поцеловал в первый раз. В лифте. В мой первый в жизни поцелуй.
Глава 35
Маша
— Он что, нас целый день возить будет? — спрашиваю Никиту, когда мы грузимся обратно в лимузин.
— Да, я арендовал его до вечера. Не хочу в день своей свадьбы сидеть за рулем, — отвечает Топольский, лениво забрасывая руку на сиденье за моими плечами. — Тебе не нравится? Хочешь поменять?
— Да нет, нормально, — отвечаю, хотя разве можно назвать нормальной временную свадьбу? Вот вообще нет. — И что теперь?
— А что ты хочешь? — Ник поворачивает голову. — Ты хотела в музей Неона.
Киваю.
— Значит едем в музей. Завтра днем летим в вертолетный тур в Гранд каньон, а сегодня мы гуляем, где хотим. Здесь есть еще Автомобильный музей, там выставляют автомобили разных знаменитостей. Хочешь посмотреть? Можно просто по центру походить, здесь на каждом углу какая-нибудь достопримечательность.
— Было бы здорово! — от радости хочется захлопать в ладоши, но тут же опускаю глаза на свои ноги. — Только не знаю, как долго я продержусь в туфлях.
Ник ухмыляется, с загадочным видом наклоняется и достает из-под сиденья коробку. Протягивает мне.
— Держи.
— Что это? — от неожиданности моргаю.
— Открой и увидишь, — настаивает Никита и всовывает в руки коробку: — Бери. Это свадебный подарок.
Открываю и восторженно ахаю. В коробке лежит пара белых кед с высокой шнуровкой. И я таки не сдерживаюсь и хлопаю в ладоши. А затем порывисто обнимаю Никиту.
— Спасибо! Это лучший подарок, который можно было придумать! — и спохватываюсь. — Ой, Никит, а ты?
— У меня тоже есть, — он подмигивает и достает еще одну коробку. С точно такими же кедами, только черными. — Ну что, переобуваемся?
Я целый день его благодарю. Потому что музей Неона — это всего лишь облагороженная свалка старых неоновых вывесок, которые в разное время украшали знаменитые места Лас Вегаса. Представляю, на что были бы похожи мои ноги, останься я в туфлях.
Мы идем смотреть на винтажные автомобили, поднимаемся на воссозданный борт «Титаника», где даже входные билеты выполнены в виде посадочных талонов с нашими собственными именами. Дата — апрель 1912 года.
Причем мне требуется несколько минут, чтобы сообразить, почему на моем посадочном талоне написано не «Мария Заречная», а «Мария Топольская».
Сердце на миг взлетает, перекрывая горло, но я сглатываю и заставляю его вернуться обратно.
Это не по-настоящему. Это просто такая Игра.
И давиться от боли ему тоже не позволяю. Пусть это просто Игра, но она слишком чудесная, чтобы испортить этот день. Я потом успею вдоволь позагоняться. И нарыдаться.
В какой момент Никита берет меня за руку, не замечаю. Наверное, с самого начала. Просто по инерции взял, сработала привычка ходить со мной за руку по универу. И мы так гуляем весь день, несмотря на то, что между мной и Тайным клубом сейчас пролегает океан.
— Может, поедим? — Никита останавливается у одного из ресторанов, которыми Город Грехов набит битком.
— Только давай что-то не слишком пафосное, — прошу, показывая глазами на ноги, обутые в кеды.
Ник кивает и останавливает выбор на небольшом ресторанчике, который внутри оказывается обычной закусочной с баром, крытой обеденной зоной и патио с видом на Стрип.