Игры мажоров. Хочу играть в тебя

— Привет, Машуня, — машет мне Андрей и хмурит брови. — Ты точно в порядке? Не заболела?

— Нет, — усердно мотаю головой, — вы просто меня разбудили.

— У Сергея все хорошо, — сообщает он. — Через две недели еще одна операция, потом его выведут из медикаментозного сна. И мы с тобой сразу к нему полетим.

Кусаю губы, чтобы не разреветься, и киваю. Это хорошая новость, и я рада. Правда.

— А где Максик? — увожу разговор от себя и своего внешнего вида.

— Спит, — кивает мама в сторону детской, — а мы с Андреем празднуем.

— Что? — предчувствие уже не просто шевелится, оно завывает сиреной. — Что сегодня за праздник?

— Моему сыну сегодня исполнилось двадцать лет, — хрипло отвечает Андрей, и я вижу, как на его руке вздуваются вены. Он с силой сжимает высокий бокал, и только толщина стекла не дает бокалу треснуть в руке старшего Топольского. — И мне пиз... звездец как больно, что я не могу быть с ним рядом, Машунь.

Ноги подгибаются, и я с размаху сажусь на пол. Кожа на щеках пылает так, что я даже слышу запах паленого мяса.

Господи, какая же я... Почему у слова подонок нет женского рода?

Хочется выть от боли, которая затаилась в глубине потемневших до синевы глаз, пугающе похожих на глаза Никиты.

Хочется заткнуть уши, чтобы не слышать горечь, которая сквозит в каждом слове его отца.

Ну почему я повела себя как сука?

Как я могла забыть?

У него сегодня день рождения, и он хотел отметить его вместе со мной. А я...

Из динамика доносится детский плач, мама исчезает с экрана, а Андрей наклоняется к самой камере.

— Маш, я сегодня случайно узнал, что Никита перевелся в твой университет. Ты его видела? — спрашивает он с надеждой, и у меня не хватает духу соврать.

— Да, — шепчу еле слышно.

— Между вами все по-прежнему?

Вместо ответа молча киваю.

— Маш, я могу тебя попросить? — Андрей растирает руками лицо. — Если вдруг он с тобой заговорит, ты скажи ему... Скажи, что я все равно его люблю. Что он мой единственный старший сын, мой первый. И что бы ни случилось, он всегда может на меня рассчитывать. Всегда.

Губы дрожат, слезы безудержно текут по щекам, но я уже не прячусь, потому что глаза Андрея тоже красноречиво блестят.

— Хорошо, — киваю, и на экран летят соленые капли, — я обязательно ему скажу.

— Спасибо тебе, детка, — ровно начинает Андрей и съезжает на хриплый шепот, — ты не представляешь, как я по нему скучаю. Как мне его не хватает. Просто не представляешь. Мы с твоей мамой любим нашу мелочь, но вас он нам не заменит, понимаешь? Ни тебя, ни его.

— Я знаю, Андрей, — шепчу, сглатывая застрявший в горле ком, — и Никита знает.

— Думаешь? — у Топольского на шее дергается кадык. Он тоже сглатывает.

Хочется сказать, что уверена, но обмануть Андрея не хватает духу.

— Да, я так думаю, — все, что могу сказать. Всхлипываю, вытираю глаза и слышу, как за спиной тихо закрывается дверь.

Глава 28

Маша

Торопливо прощаюсь, вскакиваю и выбегаю из комнаты. Внизу хлопает входная дверь, и я беспомощно опираюсь о стенку.

Он все слышал? Или, как только увидел, что я говорю с его отцом, сразу ушел?

Иду в гостиную, там все та же картина разгрома. Где у Никиты уборочный инвентарь, я не знаю, он нам с Оливкой так и не показал. Соберу пока, что можно.

Сажусь на корточки, чтобы выбрать осколки покрупнее, как вдруг слышу грозный окрик:

— Не трогай!

Поднимаю голову. На пороге стоит Никита, спрятав руки в карманах, и смотрит на меня хмурым взглядом.

— Я сейчас все уберу, Ник, — бормочу примирительно, — ты только скажи, где у тебя пылесос, влажные салфетки и совок...

— Не лезь, — обрывает Никита, — завтра клининг придет, уберет.

— Зачем ждать клининг, — пробую спорить, — если я сама могу?

— Я сказал, не лезь, — в его голосе прорываются нотки раздражения, и я покорно встаю.

— Я думала, ты ушел, — кладу обратно осколки и теперь не знаю, куда деть руки. — Там дверь входная хлопнула...

— Это был курьер супермаркета, привез продукты. Я заказал доставку.

— Никит, — собираюсь с духом и смотрю ему в глаза, — прости, я повела себя ужасно. Я совсем забыла, что у тебя день рождения. Мне так жаль, правда! Я хотела...

— Забей, — Ник машет рукой как будто успокаивающе, но я же вижу, что этот жест слишком наигранный. — Ничего такого. Я на твой тоже забил.

Отвожу глаза. Это правда. На мой день рождения дрон Демона принес мои любимые конфеты. А Никита, наверное, и не вспомнил...

— Тебе отец звонил, просил передать, что... — начинаю тихо, но Никита снова меня обрывает.

— И сюда тоже не лезь, поняла? Это не твое дело, мои отношения с отцом.

— Нет, это мое дело, Топольский, — вскидываю подбородок. Меня несет, но я правда не могу не лезть. Перед глазами стоит потерянное лицо Андрея, а в ушах звучит «Мне так его не хватает...» — И я не собираюсь молчать. Он твой отец, и он тебя любит. Всегда любил. Не его вина, что он полюбил мою маму, а она полюбила его. Они счастливы вместе, а ты чертов эгоист, если не можешь им этого простить. А еще у нас с тобой теперь есть брат, нравится тебе это или нет. Он родной и тебе, и мне. Чудесный малыш, вылитый ты в детстве. Вот смотри, — достаю телефон, нахожу снимок, где мама рядом положила фото Максика и маленького Никиты. Они реально как две капли воды.

Никита бросает беглый равнодушный взгляд на экран и снова впивается в меня глазами.

— И что? Я за них рад. А теперь повторяю: мои отношения с отцом - это моя территория. Не стоит переходить границу, тебя они не касаются, — и совсем без перехода: — Я ухожу. Не вздумай сунуться на улицу. Я никого не жду, поэтому никому не открывай. Буду поздно. И разбери продукты, которые привез курьер, твоя подруга сказала, что вы обычно покупаете.

Он действительно разворачивается и уходит. Дверь закрывается, проворачиваются сразу несколько замков. Топольский меня надежно запер, но это мне кажется совершенно лишним. Разве мне есть куда идти?

Окидываю взглядом разгром посреди гостиной. Поднимаю упаковку с месивом вместо торта внутри и иду на кухню. На столешнице стоит увесистый пакет, набитый продуктами.

Немного цепляет то, что Топольский не спросил у меня, что нужно купить, а спросил у Оливки. Но я не позволяю себе загнаться на эту тему. Я сказала правду, я не с ним, а у него. В каком качестве, сама не понимаю. Так какая разница, с кем советовался Никита?

И тем более, куда он ушел...

Предательский мозг все равно выискивает варианты. Например, что Никита ушел отмечать день рождения с кем-то более адекватным и вменяемым. А я не хочу поддаваться, лучше займу себя делом.

Перебираю продукты, раскладываю их в холодильнике. Откладываю масло, молоко, какао, маршмеллоу. То, что я люблю. И как раз то, что мне нужно.

Нахожу в шкафу небольшую кастрюльку — совсем новенькая, похоже, ею не пользовались со дня покупки. В пластиковую миску выкладываю бесформенный ком из обломков воздушного теста, орехов и крема. Даже со стенок упаковки соскребаю. И вилкой осторожно смешиваю в одну массу.

Выкладываю на тарелку, ножом и вилкой ровняю, чтобы получилась относительно ровная шайба.

В кастрюльке растапливаю масло, растворяю сахар и какао, вливаю молоко. Даю чуть остыть и поливаю восстановленный торт шоколадной глазурью.

Режу маршмеллоу на мелкие кусочки и задумчиво разглядываю торт.

«С днем рождения, Никита» точно не поместится. Даже «Happy birthday» не влезет, он слишком маленький. Никита брал для нас двоих...

Выкладываю из разноцветных кусочков сначала двойку, потом ноль. Красиво было бы поместить их в сердце, но боюсь, что Никита неправильно меня поймет. Я всего лишь хочу извиниться.

Ставлю торт в холодильник, сама иду в свою комнату. Час вожусь, раскладывая вещи, затем открываю ноутбук. Учебу никто не отменял, Оливка уже сбросила мне задания.