Страница 13 из 35
Пятая кружка точно была лишней, Кастор слышал Истрика всё хуже и всё ниже сползал на скамью.
Дверь в погреб распахнулась и вошел другой монах, в белой рясе. Опираясь на стол, Кастор сумел даже встать ему навстречу, но когда понадобилось идти, ноги предательски подкосились и сур рухнул на пол.
В темноту его провожал густой смех брата Истрика.
Кастора разбудили монахи в черном, долго трясли прежде чем он смог открыть глаза и расслышать, что аббат готов его принять. По коридору Кастор шёл нетвердо, от стены к стене, голова болела, во рту было сухо. Он пытался просить воды, но монахи его просьбу игнорировали.
Не опоил ли его брат Истрик чем покрепче пива, подумал сур, чувствуя как боль проникает в каждую клеточку тела.
Они вышли из подземелий пивоварни, и оказалось что на дворе ночь, в небе просматривался полумесяц и созвездие Большого медведя, над краем горела самая яркая на небе в это время года звезда — Ахорн. Кастор вдохнул свежий, бодрящий воздух и чуть пришёл в себя. Он ругал себя последними словами, что поддался на провокацию Истрика и напился, но кто знает, что было бы не пойди он на поводу у монаха? Кажется грамард всё-таки был прав, тут творится что-то нечистое. Особенно странным Кастору казалось то, что аббат решил принять его в такое позднее время. Кастор поморщился, думать было тяжело и больно. Когда же они вошли под низкие своды каменного грота, где нестерпимо воняло мочой, то от замкнутого пространства у Кастора случился приступ паники, после чего его впридачу еще и вырвало. Монахи и это проигнорировали.
Дальше их путь лежал вверх по темной, узкой лестнице, фонарь был только у одного монаха, того, что шёл первым, Кастор же шёл в конце процессии и его окружала кромешная тьма. Сур хватал ртом воздух, стараясь сдержать рвущиеся изнутри позывы и боролся с желанием развернуться и броситься бежать. То, что он до сих пор этого не сделал, было невероятным усилием воли с его стороны. В этот момент он почти собой гордился. Представлял как будет рассказывать грамарду, даже попытался представить себе его лицо, но виделась ему лишь ироничная гримаса.
Лестница кончилась дверью. Монахи цепочкой вошли в маленькую комнату и встали вдоль стен, Кастор вошёл последним и двери за ним заперли на засов. Масляная лампа в руках монаха догорела и мрак в комнате разгонял один скромный огонёк свечи. В темноте Кастор видел плохо, но аббата рассмотрел, тот сидел за столом и что-то писал, скрючившись над бумагой. Скрипело перо. Головы аббат не поднял, но когда заговорил, то обращался явно к Кастору.
— Нечистые демоны окружают нас, мой достопочтенный брат, они уже совсем близко, слышите? Вы их слышите?
Кастор прислушался, но ничего не услышал, он не знал, надо ли отвечать и беспомощно поглядел в лица монахов, но те ничего не выражали. Они видимо привыкли к странностям аббата Капета.
— Вот именно, ничего не слышно, потому как демоны разогнали всех. Ни птицы не кричат в ночи, ни всякая мелочь не копошиться в лесу, даже болота опустели. Все уходят их этих проклятых мест. Чувствуют грязные помыслы, которые отравляют всё вокруг!
Аббат вдруг резко встал с сундука, взял лист, на котором только что писал, подул на него, немного выждал, скрутил трубочкой и потянулся за куском кожи.
— Ваша миссия очень важна, мой достопочтенный брат, еще до рассвета вы должны выбраться из монастыря тайным ходом и отправиться к епископу Яммеру, в его резиденцию под Бруже. Увы, но я не могу послать с вами никого из своих доверенных лиц, мои враги тотчас заметят их исчезновение, но вас они всерьёз не воспринимают, а потому выпустят. Ваш чистый, белый цвет позволит без помех добраться до епископа, которому вы должны будете передать моё письмо.
Аббат протянул Кастору свиток, которых уже успел перевязать лоскутом кожи и затянуть тесёмкой.
— Истинная вера защит вас, будьте уверены, Создатель на вашей стороне, помолитесь и отправляйтесь.
Кастор открыл было рот, но из него вырвался лишь вздох. Кастор изо всех сил старался думать, но голова болела. А что если это его шанс выбраться из этого пропащего города и сообщить о происходящем монсеньору? Если он пропадёт здесь, как пропал королевский сыщик, то никому от этого хорошо не будет. Монсеньор точно сможет связаться с епископом, тем более что тот, Кастор был в этом уверен, сам вот-вот отправится в Решань. Из-за смерти герцога Руффа снова поднялась давняя тяжба о земле и наследовании, не только Капеты хотят обратно свои земли, Церковь тоже претендует на кусок пирога, как-никак, племянник герцога, Данек, ныне послушник, единственный живой наследник герцога мужского пола, а значит, если у него родится сын…
В горле совсем пересохло и Кастор попросил:
— Можно мне воды.
Аббат поднял брови, будто удивился, что сур умеет говорить и махнул рукой. Один их монахов налил из стеклянного графина воды в деревянную чашку и протянул Кастору. Тот залпом осушил её. Аббат снова махнул рукой и Кастор опять выпил.
— Передать лично в руки? — наконец спросил Кастор. — А если епископ меня не примет? Есть ли какое-то доверенное лицо?
Аббат вдруг рванулся к нему и обнял.
— Вы можете доверять брату Либеру из Гидэ, — прошептал ему на ухо аббат. — Да хранит вас Создатель.
Утро выдалось холодным, туман сползал с высокого Края в низину, просачивался меж верхушками сосен и верёз. Кастор утёр замерзший нос рукавом и остановился на развилке. Ему выдали дорожную суму с провиантом и коня, но в седло он так и не сел. Конь косил на него левым глазом, то и дело норовя боднуть головой. Будто чувствуя сомнения Кастора, идти конь не хотел. Сур тем временем мучился вопросами. Правильно ли было принять предложение аббата? Да, потому как здесь от него никакого толку. Он ведь даже не понимал, что тут вообще происходит. Исчезающие озёра, пропадающие шпионы короля, трупы каторжников, сумасшедшие аббаты, всё это никак не складывалось у Кастора в голове. Сейчас он не отказался бы послушать бредовые теории грамарда, потому как своих у него не было. Так и с чем же он тогда приедет к монсеньору? Что ему скажет?
Лоб Кастора всё больше хмурился. Всем будет очевидно, что он просто струсил и сбежал, потому как боится трудностей, а еще то, что он бесполезен для братства Эолифа, кому нужен брат, бросающий своих в беде? Но решающим аргументом стала собака, грязная, тощая, она вышла из леса, встала поперёк дороги и зарычала. Конь дернулся и поднялся на дыбы. От неожиданности Кастор выпустил поводья и конь со всем скарбом рванул в лес. На этом сомнения преодолели критическую отметку и Кастор резво бросился обратно в сторону Бургани. В страхе он оглядывался, но собака исчезла также неожиданно, как и появилась.
Вернулся он той же лесной тропой, что и покидал монастырь, не привлекая внимания, прокрался в тени строительных лесов и как можно скорее покинул территорию монастыря.
Солнце ещё не коснулось Края, город в столь ранний час был пуст и тих, и Кастор без проблем добрался до дома бургомистра. Подумав, сразу зашёл с черного хода, тот, как и всегда оказался не заперт. Детина Ригс иногда по ночам выпускал кота на двор, чтобы тот сам себе завтрак добывал и частенько забывал запереть засов. Кота Ригс не любил и в тайне надеялся, что тот однажды выйдет и не вернётся, но Туча всегда возвращался, даже если двери вдруг оказывались закрыты. Сам Ригс привычно храпел на циновке у очага, накрывшись шкурой, шагов Кастора он не услышал.
Сур на цыпочках выбрался из кухни, преодолел длинную череду ступеней на второй этаж и постучал в комнату бургомистра. Конечно в такое раннее время тот наверняка спал, но Кастор не сдавался, он постучал еще раз и еще, а потом плюнул и толкнул дверь. Та, к его удивлению отворилась, мигнул огонёк лампы.
— Прошу прощения, милсдарь Капет, но у меня к вам безотлагательное дело, — сказал Кастор и вошёл в комнату. Сначала он увидел ноги, потом лужу, и только после, подняв голову, увидел лицо. Желудок тут же скрутило, Кастор согнулся и его вырвало, тем самым завтраком, который он с аппетитом съел в монастыре перед отъездом. Хуже висельников, говорил брат Иннокентий, только утопленники. Кастор рванулся было к двери, желая поскорее покинуть комнату, но вдруг замер и оглянулся. Письменный стол был очень далеко от того места, где висел бургомистр, стул стоял рядом со столом, кровать в самом углу, там же и сундук с вещами. Не надо быть грамардом, чтобы сообразить, что бургомистра кто-то повесил. Кастор сделал глубокий вдох. Бежать было уже поздно, оставалось думать. Трусливый Сальвар и комнаты то не покидал, так кому понадобилось его вешать? Он что-то знал? Сообщил ли он монсеньору?