Жмурки

От детских вещей пахло хлоркой и ещё чем-то неприятным. Но все они были чистыми, и разложенными в аккуратные стопки.

Это то, в чём дети были, когда их украли, — решила Маша.

Платья, джинсы, майки, колготки, отдельно — ряды кроссовок и туфель, а дальний угол комнаты занимали сваленные в кучу сумки…

Где-то там и мой рюкзак, — подумала Маша, но решила не искать: в любой момент в комнату могли войти, и рассусоливать не стоило.

— Ты покарауль, — попросила она Розочку, а сама взяла первое попавшееся платье. Белое, в бледных васильках, явно летнее, но искать другое времени не было…

Одену сверху кофту, — решила Маша, углядев в другой стопке синюю пушистую кофту с капюшоном. — А ещё — вот эти ботинки.

Но главное, не забыть про книгу, — Маша вытащила тетрадь Павла Федоровича из своего комбинезона и пристроила её за пояс платья — ведь руки должны быть свободны…

Наконец она повернулась к Розочке — сказать, что почти готова, осталось лишь обуться.

И застыла, открыв рот: девушка молча отступала в комнату, спиной вперёд.

На Розочку наступал Очкастый. В руке он держал пистолет, и направлял ствол прямо девушке в живот…

— Так я и знал, что найду тебя где-нибудь здесь, — смотрел он в это время на Машу, и обращался к ней. — Такая умница. Жалко будет тебя терять. Так что лучше не двигайтесь, обе, — он бросил короткий взгляд на Розочку и чуть повёл стволом пистолета, показывая, чтобы девушка не шевелилась. — Если вздумаешь бежать, я без сожалений застрелю твою подружку, — сказал Очкастый Маше, не отводя пистолета от живота Розочки.

Маша обречённо огляделась.

Комната была хоть и большая, но кроме детских вещей, ничего в ней не было.

Окно было закрыто и замазано изнутри серой краской.

Очкастый стоял в проёме двери, властно расставив ноги. Он тяжело дышал, галстук съехал на бок, а очки были захватаны пальцами и запотели.

Было видно, что он очень злится, а ещё от него сильнее, чем обычно, пахло гнилыми фруктами.

— Ладно, — сказала Маша. — Вы победили. Я сдаюсь. Только никого больше не трогайте, — и в знак того, что и правда сдаётся, Маша медленно подняла руки.

За спиной очкастого появилась ещё одна фигура.

Девочке было не видно, кто это, но вдруг раздался громкий стук и Очкастый, как подкошенный, рухнул на пол.

За ним возвышалась Виолета.

В её руках была зажата тяжелая фаянсовая крышка от сливного бачка.

Ни на Машу, ни на Розочку женщина даже не посмотрела. Молча плюнула на упавшего мужчину, а потом развернулась и ушла.

— Господи, — прошептала Розочка. И повернулась к Маше, словно та была здесь главная.

— Мне кажется, надо забрать у него пистолет и куда-нибудь выкинуть, — сказала девочка.

— Да, — Розочка словно очнулась. Теперь она выглядела бодрой и собранной, и совсем не плакала — Маша сочла это хорошим знаком. — Ты беги, — она даже улыбнулась. — А я здесь… Разберусь.

Пистолет уже был у девушки.

Что-то не похоже, что она собирается его выкинуть, — подумала Маша, но промолчала.

У Розочки вдруг как-то опасно засверкали глаза.

— Пойдём со мной, — попросила Маша. — Перелезем через забор и побежим изо всех сил ко мне домой. А потом вернёмся, и спасём всех остальных.

Она не стала говорить, что где-то наверху, на третьем этаже, ждёт Сашхен. Ждёт, когда она выберется и передаст Антигоне важное послание… И тетрадь. Почему-то казалось, что вынести отсюда тетрадь — ещё важнее, чем передать слова Сашхена.

Возможно, если бы ей дали время подумать, Маша бы поняла: тетрадь — это доказательство.

Девочка подсознательно хотела вынести из интерната что-нибудь вещественное — чтобы ни тётка, ни кто другой, не усомнились, что она говорит правду.

— Ты беги, — Розочка присела перед Машей на колени и обняла девочку. Пистолет она так и не выпустила, и складывалось такое впечатление, что обращаться с ним Розочка умеет. — А я тут ещё побуду. Ну знаешь, закончу кое-какие дела. Давай, — она оттолкнула девочку от себя. — Беги.

Маша кивнула и пошла к окну. Она уже привыкла, что в этом интернате проще воспользоваться окном, чем дверью.

Но на этот раз окно не открывалось. Краска, которой были закрашены стёкла, натекла в шпингалеты и намертво их заклинила. Маша растерянно оглянулась на Розочку.

— Не открывается, — растерянно пожаловалась девочка.

Розочка только пожала плечами. А потом подошла и изо всех сил саданула по стеклу рукоятью пистолета.

Посыпались осколки.

Вытащив несколько самых крупных, Розочка подсадила Машу на подоконник, а потом быстро поцеловала в щеку.

— Будь осторожна, — напутствовала она. — И не возвращайся сюда.

— Но я же… — запротестовала Маша, но в это время где-то в коридоре послышались громкие шаги — кто-то поспешно бежал в их сторону.

— Давай! — повторила Розочка и толкнула Машу в окно.

А сама встала к ней спиной, широко расставив ноги и взяв пистолет обеими руками. Ствол его был направлен на дверной проём.

Протискиваться сквозь решетку в тёплой кофте было очень трудно, она цеплялась за шершавые прутья. Испугавшись, что застрянет, Маша выскользнула из кофты, но когда хотела потянуть её за собой, из комнаты прозвучал громкий, закладывающий уши хлопок.

Это выстрел! — мысль скакнула в голову, как испуганный заяц, и не думая больше ни о чём, Маша скатилась наземь и припустила к забору.

Как она перелезла на другую сторону — девочка не запомнила. Только боялась, что тетрадь выпадет из-за пояса, и поэтому взяла её в зубы, за корешок.

Наверное, помогло то, что она так и не успела обуться: пальцы ног ловко впивались в щели и трещины в камнях, но скатившись на холодную и сырую листву парка, Маша уже не чувствовала ни в кровь ободранных кончиков пальцев, ни коленок.

Зря она натянула это дурацкое платье. После бурого комбинезона, оно казалось таким красивым…

Надо было выбрать джинсы и рубашку, — мысль была какая-то ненужная, лишняя.

Всё равно исправить уже ничего нельзя.

Мыш Терентий исчез, как только Маша побежала к забору, но сейчас, встав и кое-как отряхнув налипшие листья, девочка увидела, что к ней со всех лап несётся громадный пёс.

Над головой пса вилась крошечная серая тень, и сердце Маши преисполнилось жгучей благодарности к маленькому смелому мышу: тот, оказывается, успел предупредить Рамзеса, и пёс встретил девочку, если можно так выразиться, с распростёртыми объятиями.

Обняв пса за шею, Маша с удовольствием зарылась лицом в тёплую густую шерсть, и даже немножко поплакала.

Никогда, никогда больше я не буду мечтать о пистолетах, — пообещала она себе. — Уж очень они страшные. Особенно, когда ствол смотрит прямо на тебя.

— Ну всё, всё, — успокоил девочку пёс. — Жива-здорова, и слава богу. Пойдём отсюда.