Страница 7 из 9
«Значит, ты со мной попрощалась. А я и не понял. Эх, Петюня, Петюня!», – из глаз вышли слезы.
– Папочка! Папочка! Давай завтракать.
Я зажал в ладошке маленькое тельце и перевел руку за спину.
– Папка, у тебя слезки. А где Петя?
– Ой! Точно, а где она? Может, вылетела к тебе в комнату? Давай за стол, надо завтракать и к маме ехать. Потом найдем птичку.
Проходя мимо печки, я приоткрыл дверцу, положил трупик птицы на угли: «Прощай, Петюнька!».
Ксюшенька девочка умная и взрослая. Она переживала исчезновение пернатой подружки.
– Папочка, я тебя очень сильно люблю. И мамочку сильно люблю. Ты, когда с дровами домой заходил, наверное, не закрыл дверь, вот Петя и вылетела, а на улице мороз… Жалко ее, – и тихо заплакала.
Длинный вечер
– Варлаам, ну, как ребёнок, – Сонечка накрывает на стол, – пойди, переоденься, умойся…
– Минуточку посижу… прям сил нет…
– Давай! Не ленись…
– Да-а-а! Хватит причитать… Прямо, как бабка старая, – ну, не сдержался…, осёкся и покосился на детские комнаты. Вроде пронесло. Но…
– Что? «Чужой» пришёл? – жена подбоченилась и сверкнула глазами…
– Всё!
– Что «Всё»?
– Будет, – постарался смягчить ситуацию, – сейчас пойду, переоденусь и…
– Чего с темы соскочил. Вот уж на вилах. «Гавкнул» и в кусты…
– Сонь! Не заводись, не надо…
– Что не надо?
Я стукнул ладошкой по столу и, подскочив, пошёл на веранду.
– Пап, ты куда, – Ксюша вышла из своей комнаты.
– Прогуляюсь…, пойду…
– Иди, иди… а то включил тут «директора»…, – Соня не унималась, – и «Чужого» прогуляй, пусть проветрится…
Я надел шапку, накинул куртку и вышел во двор.
Осенью сыграли свадьбу молодых родственников. Родители подарили новобрачным земельный участок, где мы всем скопом строим дом. Всю неделю на работе, а выходные на «шабашке». Порядок, есть порядок. Когда-то и нам родные и близкие помогали строиться. Сейчас и наш черёд. Обязательно раз в год строим кому-нибудь новое или ремонтируем старое.
На сегодня вывели стены, поставили окна и двери, возвели крышу… Если бы не дожди, давно накрыли бы её и приступили к внутренней отделке и фасаду. Устаешь больше не от работы, а от нервотрепки.
Ноябрь. Темнеет рано. Не заметил, как вышел за ворота, иду по улице. Редкие прохожие здороваются, я им отвечаю. Дошел до парка, свернул на аллею. Фонари освещают брусчатку. Дует ветерок. Сухая листва путается под ногами. Выйдя на пересечение тропинок, боковым зрением ловлю две тени справа. Всмотрелся. Чудеса! Людей нет, а эти стоят. Нет-нет, моя на месте. А эти откуда?
– Что за чертовщина? – проговорил вслух.
– Никакой чертовщины и не надо его поминать… ещё припрётся…
– Кто здесь? – у меня в ушах зашумело, стук сердца в голове отдаётся.
– Слепенький стал? Не видишь? – моя тень отошла от своего законного места и встала рядом с теми двумя.
– Мать перемать, одна нога в колодец, вторая на асфальт… Что это?
– Присядь. Перетереть надо! – это моя «чернявая»… мне…
Покрутив головой и не увидев ни одной живой души, я присел на скамейку. «Будь что будет, а вечер становится интересным», – только и успел подумать. Усталость, как рукой снялась и проблемы из головы вон улетучились.
– «Чужого» даже не включай, – мне моя…
– А ты «Соню» не копируй. У неё своя «неразлучная» есть.
– Ладно! Давай на скорую, а то холодает. Не всю же ночь здесь торчать по твоей милости.
– По моей? – моя тревога перешла в раздражение.
– Молчать! – одна из двух заголосила, чуть перепонки не порвались, – не умеешь бабу в ежовых рукавицах держать, распустил её. Демократию в семье устроил. Кто в доме хозяин?
– Я?!
– То-то, – вторая заговорила лестным голосочком, – надо перед людьми хвалиться, чтоб от зависти лопались, какой ты есть муж и отец, а жене второй план оставь, пусть казанами стучит, да порядками занимается… и почаще упрекай её за дело и без дела. Тогда в доме порядок будет и уважение тебе.
– Ревности побольше в доме напускай… каждый столб поминай и… придирайся, придирайся… они это очень любят, чтоб мужик с ума сходил…, – первая разошлась не на шутку. Говорит и подпрыгивает, извивается, – а оправдываться начнёт, вдарь её…
– Это, что за собрание умалишённых, – я привстал со скамьи и демонстративно закатываю рукава.
– Хозяин! «Чужого» выключи… нас бить, только воздух сотрясать, – рассмеялась моя «чернявка».
– А ну, на место своё законное!
Тень пристроилась и вытянулась от света фонаря. Две пришлые прижались друг к дружке.
– Мы же тебе помочь хотели. Ума-разума прибавить…
– Сам разберусь. Учителя нашлись.
Посадил шапку на макушку и широкими шагами пошёл обратно. «Я вам всем покажу, – думаю, – Кто в доме хозяин!». Тень прыгает по заборам. То вперёд выскочит, то сзади плетётся. Но улыбается и руки потирает.
Вошёл на веранду. Сбросил на пол шапку с курткой. Ботинки: один вправо, другой влево.
– Хозяин пришёл! – одобрительно шепчет тёмный силуэт.
Распахнул дверь, вдохнул уюта домашнего.
– Сонечка, ты спишь? – тихо и нежно произнёс, чтобы детей не разбудить.
Жена из зала вышла, улыбается.
– Тебя, дурачок мой, жду. Где так долго? Чай поставить? Будешь?
– Буду, милая, – только вещи на веранде сложу.
Вышел, всё по местам разложил, повесил.
– Тряпка! – «чернявка» отделилась от меня и к дальнему углу сбежала.
– Да и пусть… лучше подкаблучником в тепле, чем разлучником в… ну, дальше знаешь.
Зашёл, обнял Сонечку, поцеловал.
– Прости, милая, я так перед тобой виноват…
– «Чужой» на улице не замёрзнет? – лукаво улыбнулась супруга.
– Я его на веранде… в угол поставил. Пошли чаёвничать и спать. Завтра рано вставать…
Зелье
Летний вечер. Солнышко пригревает. По своему обыкновению занимаюсь во дворе. Сегодня восстанавливаю кресло-качалку. Сосед хотел выбросить, а такая вещь на террасе пригодится.
Разобрал изделие, разложил, что на верстаке, что рядом поставил. Проверил соединения. «Шпон бы надо склеить для начала», – наметил себе план и пошел за недостающими деталями и инструментами.
А мыслями бегу вперед. Уже и готовлю краску под старую древесину. Лак в гараже яхтный стоит. Остатков хватит покрыть все поверхности. Тогда и дождь не страшен. Кресло прослужит долго.
Клей по дереву у меня на веранде в шкафчике навесном. Летом там не сильно жарко, зимой веранда протапливается, так, что ему испортиться пора придет нескоро.
Открываю шкафчик, достаю коробочки, баночки и… «А это что?», – стоит на средней полке стеклянная банка семьсот граммовая закрытая крышкой, а на дне, словно черви спрессованные. Потряс. Содержимое слегка шевельнулось монолитом. Открыл крышку, нюхнул: «Боже, что за гадость? Фу-у-у-у-у…».
– Соня-я-я-я!
Вышел с веранды, осмотрелся – нет жены. Обошел дом, на огороде тоже нет.
– Со-о-оня-я-я-я!
– Чего? – супруга вышла на террасу.
– Это что? – я поднес и показал ей банку.
– А это?! Я уж думала, что-то случилось? Зелье, – развернулась, в дом пошла…
– Стоять! Какое такое «зелье»? – у меня внутри все похолодело.
– Приворотное! – и глазом не моргнула, улыбнулась самыми краешками губ и в дом…
– Стоять! Мать перемать через правую на левую… Зачем? Для кого? Что это вообще? Я кого спрашиваю? – я начал заводиться.
Жена подошла ко мне, взяла за руку и подвела к садовой скамеечке:
– Присядь! Успокойся!
– Не хочу «присядь», не хочу «успокойся»… ты… это что?.. зачем?..
– Зелье приворотное. Я тебе по капельке в еду добавляла, чтобы ты всегда был со мной, мой милый… И про других баб не думал…
Я аж подскочил:
– Какие бабы? Ты чего несешь? Я только с тобой, да мне только твои… больше ничьи… да только твоя… бли-и-и-ин…, – я ходил взад, вперед.