Страница 20 из 28
Она дрожала вся; я воспаленным ртом
Прильнул к ее рукам, струившим ароматы, —
То запах тмина был, живой бальзам полей;
У девственной груди был привкус горьковатый, —
Таков миндаль и лавр, иль таково, верней,
Парное молоко козы высокогорной;
Я силой губы взял, смеясь над непокорной,
И долгий поцелуй как вечность долог был,
Он сплел в одно тела, он слил их бурный пыл.
Откинувшись, она хрипела в страсти жадной,
А грудь стесненная, под лаской беспощадной,
С глухими стонами вздымалась тяжело.
Была в огне щека, и взор заволокло.
В безумии слились желанья, губы, стоны,
Затем ночную тишь, нарушив сельский сон,
Прорезал крик любви, так страшен, так силен,
Что жабы, онемев, попрятались в затоны,
Сова шарахнулась и перепел умолк;
И вдруг в растерянном безмолвии вселенной
Донесся по ветру и замер зов мгновенный:
С глухой угрозою провыл три раза волк.
Рассвет прогнал ее. А я побрел в просторы,
Где чуял плоть ее в дыхании полей;
Как якорь, брошенный на дно души моей,
Меня в плену теперь держали эти взоры.
Плоть сочетала нас, и тщетен был побег:
Так сковывает цепь двух каторжан навек.
20 марта 1876 года под псевдонимом Ги де Вальмон. (Ги Де Мопассан)
À la côte
Oh, ces deux collines! Comme une clairière,
J'ai été jeté dans la chaleur de leur douce respiration,
J'ai été impitoyablement frappé par le cœur de valek!
Railleries plein regard repoussé et attiré,
Et le corps est humide, étincelant de blanc,
À la scie sauteuse s'appelait la bouche, attirait le regard.
Moi, orobev, j'étais silencieux. Mais, ayant pitié de moi,
La triche est la première à entrer dans la conversation.
J'ai écouté son discours, mais j'ai entendu seulement des sons,
J'ai dévoré avec passion les yeux de cette poitrine,
Je me suis efforcé de creuser plus profondément dans la coupe,
Flambé et froid, éprouvant des tourments.
Elle est allée murmurer: "Quand la nuit viendra,
Je t'attendrai au bosquet du ravin!»
Et tout est parti pour elle, toute la vie s'est enfuie,
Comment l'humidité pré-matin s'évapore.
Mais je me réjouissais; inquiet et ivre,
Dans mon âme, l'amour, comme l'abîme, s'est ouvert;
Déjà pâle et Gus la lueur d'adieu du jour,
Et la nuit à venir m'a semblé briller!
II
Quand je suis arrivé, elle était là.
Je me suis précipité, je suis tombé sans mots à ses pieds,
Il l'a enveloppée, attirée, caressant sa poitrine avec sa main;
Soudain, elle se précipita loin
Dans la Prairie où la lune de lumière laiteuse Lila,
Mais je me suis soudainement accrochée à un buisson bas avec un pied,
Et je l'ai rattrapée, et avidement pris à elle,
Et il Serra le camp flexible, et, prédateur, enivré,
Je l'ai emmenée à la rivière, dans le roseau du rivage…
Elle, que je co
Tremblant, pleurant, effrayé, pâle;
Pendant ce temps, mon âme était en état d'ébriété
La force que son impuissance respirait.
Qui peut démêler le début magique,
Bouillant dans le sang d'un homme à l'heure de l'amour?
Depuis un mois, la lueur est tombée sur nous.
Grenouilles dans les roseaux, sur quelque chose de discuter violemment,
Une centaine de voix ont fait le buzz.
La caille s'est réveillée et a crié au loin;
Et comme le premier son d'un nocturne d'amour,
L'oiseau trille est un appel encore obscur.
Et l'air était plein de stagnation, de délectation,
Lances, chuchotements, langueur d'appel,
Et Negi sensuelle et passio
Qui ont réso
J'ai senti cette passion et dans le vent étouffant du Sud,
Et je me suis dit: "Combien sommes-nous aux heures de l'enchantement de juin,
Les animaux et les gens qui brûlent la nuit
La recherche a entraîné une chaleur inextinguible
Et, corps à corps, tissé instinct d'amour puissant!»
Et je voulais les fusio
Elle tremblait toute; j'avais la bouche enflammée
Collée à ses mains qui coulent des parfums, —
L'odeur du cumin était, le Baume vivant des champs;
La poitrine vierge avait un goût amer, —
Tel est l'amande et le laurier, il est tel, Verneuil,
Lait de chèvre de haute montagne;
J'ai pris la force de la lèvre, en riant de la récalcitrante,
Et un long baiser comme une éternité était long,
Il a tissé dans un seul corps, il a fusio
Se pencha, elle siffla dans la passion avide,
Et la poitrine à l'étroit, sous la caresse de l'impitoyable,
Avec des gémissements sourds, elle s'est soulevée durement.
Il y avait une joue dans le feu, et le regard était obscurci.
Dans la folie, les désirs, les lèvres, les gémissements,
Puis le calme de la nuit, perturbant le sommeil rural,
Couper à travers le cri de l'amour, si terrible, si fort,
Que les crapauds, engourdis, se cachaient dans les coulées,
Chouette et caille;
Et soudain, dans le silence confus de l'univers
Le vent s'est levé et l'appel s'est figé:
Avec une menace sourde, le loup a traversé trois fois.
L'aube l'a chassée. Et j'ai erré dans les étendues,
Où sentait sa chair dans le souffle des champs;
Comme une ancre jetée au fond de mon âme,
J'étais priso
La chair nous combinait et l'évasion était vaine:
Ainsi enchaîne la chaîne des deux forçats pour toujours.
ПОХМЕЛЬЕ
Amor покинул Алексея Федоровича. Вино любви было допито до дна, и он пребывая уже в каком-то тумане, открыл глаза в комнате, где квартировал у Ширко. Было шесть утра. Жак Элизе Реклю, мирно посапывал на соседней кровати, а Алексей Федорович, повернувшись набок, вдруг обнаружил, что весьма сильно пропотел за ночь. В прочем, как он вернулся из Английского сада, его память не давала однозначного ответа. Сознание его, не окончательно приняло наступающее утро и в нем еще стойко присутствовал дух той, вчерашней волшебно-сказочной атмосферы набережной Promand du Lac.
Жак, – позвал француза Алексей Федорович. Но Реклю не отозвался. – Жак, проснитесь. Прошу вас! – повысив голос вторично позвал он.
Да. Что в самом деле? – не открывая глаза отозвался секретарь.
Дело наиправёйшей важности, от вас зависит воскресну я сегодня или нет.
То есть как воскресните? Боже. Позвольте, если вы умерли, то почему я слышу вас?
Я в Париже умер, но тело мое воскресила любовь, а вот душа моя и разум еще нет.
И что вы от меня хотите? Кстати, почему у вас голова вся мокрая. Вы где были этой ночью? Мы с Леонидом Эммануиловичем, очень, очень за вас беспокоились.
Скажите, Жак. Вы знаете Кальвина? Мне он очень нужен.
Вы имеете ввиду «Женевского папу»? Или кого-то другого?
Я не знаю, но думаю, что его. Он здесь жил?
Жил, но другим жить не давал.
Это как?
Послушайте время раннее и очень хочу еще спать. Это длинная история и не сейчас мне ее вам рассказывать.
Но, если кратко, что вы можете мне об нем сказать. Прошу мне очень надо.
Реформатор, церкви христовой. Такой ответ вас устроит?
Не совсем, где я могу познакомиться с его трудами и как его найти?
В Bibliothèque de Genève, там все его сочинения, а проповедовал он в Cathédrale Saint-Pierre de Genève, но только он давно умер.
Иногда мертвые говорят больше, чем живые. Что ж мне пора. Благодарствую за открытые вами сведенья об интересующем меня лице. Без сомнения, я спасен вами и теперь буду помнить вашу снисходительность за то, что разбудил вас в столь ранний час с расспросами, а вы даже не обозлились на меня.