Золушка для босса

Чтобы взбодриться, я по привычке хлопаю себя по щекам и шепчу под нос:

— Давай, Катя! Ты сможешь. Просто сделай это.

Протиснуться в окошко задом наперед очень трудно. Оно такое тесное, что у меня перед глазами невольно всплывает кадр со знаменитым медвежонком из старого мультика, который обожрался и застрял в кроличьей норе. Но иначе снаружи не удержаться.

Извиваюсь изо всех сил и медленно продвигаюсь, пока вес моего тела целиком не переносится на руки. Занозы от неровно спиленных досок больно впиваются в напряженно дрожащие пальцы. К счастью, ноги упираются в заветную балку раньше, чем руки сводит судорога перенапряжения. Но расслабляться рано.

Я коротко оглядываюсь, чтобы прикинуть расстояние до ближайшей толстой ветки, и замечаю в соседском огороде движение. На грядке копошится старческая фигура в цветастом халате, собирая зелень. Скандальная Рева Виссарионовна.

Может, пойти к ней?

Искушение прикрыться чьей-то спиной очень велико. Но еще я отлично помню, как Филин угрожал расправиться с любым местным дачником, к которому я обращусь за помощью.

Так что. нет. К такой ответственности за чужую трагедию я не готова.

Вздыхаю и снова двигаюсь — очень медленно, постоянно замирая при малейшем подозрительном треске под ногами. Но балка вроде достаточно крепкая для моего веса, и до дерева я добираюсь без неприятных происшествий. Правда, вскарабкаться на него у меня недостаточно мышечных сил… но мне уже всё равно.

Как только пальцы сжимаются на ближайшей ветке, я просто повисаю на ней и перебираю руками, торопясь миновать опасные заросли крапивы внизу. На запасе адреналина сил хватает точнехонько до ствола дерева.

Опасливый взгляд вниз, и я разжимаю саднящие от царапин пальцы.

Бух.

Земля ударяется в ноги с такой силой, что я теряю равновесие и несколько секунд машу руками, как ветряная мельница. От сотрясения колени неприятно ноют:

— Всё хорошо, — убеждаю я себя вслух. — Всё будет хорошо.

И срываюсь с места через буйные заросли напрямик к покосившемуся забору.

Перелезть это хлипкое препятствие — раз плюнуть. Но даже и это делать не обязательно, потому что нескольких досок не хватает Но когда я воодушевленно хватаюсь за него, то сквозь щель вижу леденящее душу зрелище.

На улице видна знакомая раздолбанная «копейка», и возле приоткрытой дверцы спиной ко мне стоит. Филин.

Он вернулся!

Ужас накатывает на меня вместе с удушающей волной паники. Я инстинктивно отступаю назад и, словно в кошмарном сне, слышу, как оглушительно хрустит под пяткой какая-то дурацкая сухая ветка. Замираю, как вкопанная, но уже понимаю на уровне интуиции: поздно.

Филин резко оборачивается и безошибочно четко находит острым взглядом источник шума.

Мое сердце пропускает удар.

Всего одно мгновение мы смотрим друг на друга сквозь прореху в заборе. а затем я круто разворачиваюсь и, сама себя не помня, ныряю в заросли на границе с соседями.

Длиннющая, высотой с подсолнух, крапива, которую я так боялась, растет тут повсюду. Хлещет меня по голым рукам и жжет сквозь тонкую капроновую ткань на ногах. Пару раз мне прилетает в лицо, но я не обращаю на боль никакого внимания.

Вламываюсь в соседский малинник, как медведь-шатун, и опрометью несусь по тропинке между грядками картофеля.

В голове пульсирует только одна мысль: надо как-то выбраться окольными путями в лес и затаиться в самой чаще. И ни в коем случае не подводить под удар невинных людей.

Соседской бабки в огороде я не замечаю. Тяжело дыша, влетаю на задний двор, за которым начинается лес, и решительно направляюсь в ту сторону.

— А ну, стоять! — раздается за моей спиной командно-басистый и очень недовольный голос.

Машинально притормозив, бросаю через плечо отчаянный взгляд. На пороге у черного хода дома стоит Рева Виссарионовна с увесистым чугунным котелком в руках. От его содержимого исходит пар, и лёгкий ветерок в лицо тут же доносит до меня сладкий малиновый запах.

«Варенье…» — всплывает мысль в голове и тут же улетучивается.

— Простите, — беспомощно и виновато бормочу я, — мне очень надо попасть в лес и…

— А ну живо в дом! — перебивает меня скандальная бабуля.

Смотрю на нее круглыми глазами.

— Э… что?

— Ты глухая, что ли? — фыркает она. — Внучка меня предупредила подсобить, если что. Живо в дом, сказано тебе! И спрячься где-нить. Пущай милиционеры с бандюком разбираются!

Со стороны уличных ворот раздается железный грохот грубо распахнутой калитки.

Господи… это точно Филин!

У меня ещё есть шанс дать деру в лес, но как теперь бросить на произвол судьбы беззащитную пожилую женщину, которая меня увидела и оказалась под ударом?

Всё внутри леденеет от чувства обречённости.

Судорожно сглотнув, я быстро захожу в дом на подгибающихся от страха ногах. Рева Виссарионовна, удивительно невозмутимая для этой кошмарной ситуации, перехватывает котелок с горячим малиновым вареньем поудобнее и буднично топает вперед через темный коридор.

— Сядь где-нить, отдохни, бедовая, — приказывает она своим непререкаемым учительским тоном. — В ногах правды нет!

— Пожалуйста, не говорите ему, что видели меня, — умоляюще лепечу я. — Это опасно! У него есть пистолет.

— Да ну, глупость какая! — отмахивается она. — Ничего мне этот охламон паскудный не сделает Кишка у него тонка. А ты помалкивай мне тут.

Едва она это произносит, как по крыльцу барабанят быстрые шаги.

Бух-бух-бум.

Стук кулаком в парадную дверь звучит с такой силой, что я мелко вздрагиваю. А Рева Виссарионовна басовито возмущается:

— Кто там дверь мне ломать вздумал? Хулиганье невоспитанное! — и гневно устремляется к двери с котелком в руках. — А ну пшёл прочь отседова!

Я беспомощно остаюсь топтаться на месте под прикрытием домашней межкомнатной ширив-шторы. Смотрю ей вслед сквозь неплотно сомкнутую ткань.

Может всё же нам повезет и Филин поверит, что меня тут нет?

Дверь Рева Виссарионовна распахивает, не задумываясь об опасности даже на секунду — то ли из-за самонадеянности, то ли из-за первых признаков слабоумно-старческой беспечности. И Филин, стоящий по ту сторону, со зловещей ухмылкой направляет на нее страшное чёрное дуло пистолета.

— Захлопни пасть, старушенция! — хмыкает он и с явным удовольствием добавляет: — Как же давно я хотел это сказать.

— Ты мне игрушкой своей тут не размахивай, тоже мне уголовник! — фыркает Рева Виссарионовна, ничуть не теряя присутствия духа. — Купил, небось, в детском магазине. Ишь, насмотрелся непотребства по телевизору, в бандюка решил поиграть! Ролевик окаянный. А ну брысь отседова, я сказала! Милицию щас вызову.

Ее слова производят на Филина неожиданно сильное впечатление. По крайней мере, ухмыляться он точно перестает и раздражённо заявляет:

— Маразматичка, ля! Настоящий он, ясно?

— Психушка по тебе плачет, убогий, — припечатывает Рева Виссарионовна, скептически взирая на пистолет.

— Не веришь, значит. Ну сейчас, докажу… — зловеще обещает Филин и внезапно рявкает: — Где девку спрятала?!

Щелчок предохранителя оглушает меня ужасом. А сумасшедшая бабуля, словно не расслышав вопроса, как ни в чем ни бывало, задумчивым басом произносит:

— Значит, говоришь, настоящий.

— ЕЩЕ какой! — взбешённо шипит Филин. — И ща ты почувствуешь это на себе! Или у тебя бронежилет есть?

— Бронежилет-то? — заинтересованно хмыкает Рева Виссарионовна, озадачивая нас обоих своим странным тоном. — А пожалуй, имеется у меня такой. Экшенами вашими заграничными и мы иногда досуг с внучкой коротаем, кой-чего в этом деле мыслим.

И ловко накрывает направленную на нее руку с пистолетом перевёрнутым чугунным котелком. Вместе с вареньем.

Глава 23. Царевич и Волчара

Болезненно-яростный вопль Филина слышно, наверное, даже на другом конце дачного поселка.

Когда обжигающая ароматно-малиновая жижа выплескивается ему на пальцы и заливает весь рукав куртки аж до самого локтя, он отшатывается назад, на крыльцо, размахивая ошпаренной рукой, как сумасшедший. Котелок и половник катятся по полу в туче брызг а пистолет падает на коврик и булькает там пузырьками воздуха под тяжестью сладкой массы.