Страница 18 из 59
Начинаются торги, и я начинаю просчитывать эту часть плана в своей голове.
Чтобы не показаться подозрительным, мне придется делать ставки на других девушек, кроме Елены. Чтобы иметь достаточно ресурсов для покупки Елены, независимо от того, насколько высоки ставки, я не могу позволить себе выиграть ни одну из остальных, несмотря на то, как бы мне этого ни хотелось, чтобы потом отпустить их домой. Поэтому мне придется тщательно взвешивать свои ставки, чтобы меня всегда превосходили, пока не придет время Елены, которая почти наверняка будет последней выходить на сцену.
Это рискованный план. Так было всегда. Но он, скорее всего, сработает. Если этого не произойдет, она уйдет с каким-нибудь другим мужчиной, подвергнется травме и насилию, и причиной этого будет моя неудача. Если план не сработает, у меня не будет второго шанса спасти ее.
Это должно сработать.
9
ЕЛЕНА
Я никогда в жизни так не боялась. Я чувствую себя не более чем куском мяса на витрине, стоящей в очереди в ожидании, пока мужчины подойдут и осмотрят меня и других девушек. Это кажется самым унизительным опытом в моей жизни.
Я знаю, что это тоже далеко не конец.
Я знала, что эта часть будет впереди. Сегодня рано утром нас всех разбудили охранники и отвели в комнату в главном здании, заставив сидеть и ждать, пока одну за другой девушек выводили и приводили в порядок для аукциона. Диего приказал нам сделать простые прически и без макияжа, так что сам процесс не занял много времени. Тем не менее, ожидание казалось бесконечным, как ожидание казни.
Я пыталась цепляться за надежду, что остался кто-то, кто мог бы прийти мне на помощь, но с каждым часом это становилось все труднее и труднее. Худшими представлениями были те, в которых людям Диего удавалось убить всех той ночью: Левина, людей моего отца, мою семью, и что вообще не осталось никого, кто попытался бы спасти меня, и уже никто не попытается остановить абсолютный ужас, разворачивающийся передо мной.
Кто бы меня ни купил, он потратит кучу денег, сказала я себе, сидя в маленькой теплой комнате со всеми остальными девушками, которых выводили и возвращали одну за другой. Каждая из них вернулась чисто вымытой, с блестящими волосами и одетой в чистый шелковый халат цвета слоновой кости, выглядя замкнутой и нервной, или вызывающей, как в случае с блондинкой, которую я встретила, когда меня привели в камеру.
Они будут относиться к тебе как к инвестиции. Как к дорогому предмету коллекционирования. Они не будут злоупотреблять тобой. Хотя это и было очень слабым утешением для меня, этого было недостаточно, чтобы мой желудок не скрутился в узлы, которые я не была уверена, что когда-нибудь смогу распутать, мое горло сжалось от страха. Не так давно брак по расчету был худшим в моем будущем. Это намного, намного хуже. Хуже даже, чем Диего. И я не видела никакого выхода, кроме спасения на девятом часу. Я не могла сражаться. Я не могла убежать. Я попыталась представить, что сделала бы Изабелла, что сделала бы моя храбрая, упрямая, непокорная сестра перед лицом всего этого, и я знала ответ: она бы ругалась, дралась, плевалась и брыкалась. Она сделала бы себя непригодной для продажи и в конечном итоге была бы продана кому-то, чья единственная радость заключалась бы в том, чтобы сломить ее дух. Точно так же, как пытался сделать Диего, когда отправлял ее к укротителю невест. Разница в том, что за Изабеллой отправился Найл, а я не уверена, что у меня вообще кто-то остался.
Это означает, что неповиновение в конце концов причинит мне только больше боли.
Просто будь храброй, сказала я себе, когда подошла моя очередь. Не показывай им, как ты напугана. Как сильно это ранит и пугает тебя. И, по большей части, мне это удавалось. Я держала подбородок высоко поднятым, пока две женщины, которым было поручено убирать за нами, растирали меня до крови в чуть теплой ванне — унизительный процесс, при котором они прикасались ко мне в тех местах, которые, как я надеялась, я буду мыть только сама. Они дважды вымыли мои волосы, насухо отжав их, а затем растерли меня полотенцами, как лошадь после купания, одна из них нанесла увлажняющий крем на мое лицо, пока другая сушила и расчесывала мои волосы, смазав их легким маслом, которое пахло цветами и делало их густыми и блестящими.
Шелковую комбинацию натянули на меня через голову, еще раз взбили волосы, а затем меня отвели обратно в комнату, чтобы я посидела в тишине и постаралась не слишком задумываться о своей судьбе, пока все девушки не закончат готовиться.
Затем нас вывели во внутренний двор.
Я стискиваю зубы, готовясь к худшему. Ощущение такое, будто тебя маршируют перед стаей голодных собак, за исключением того, что эти собаки одеты в прекрасные костюмы, сшитые на заказ, и держат в руках бокалы с шампанским, текилой и скотчем, которые стоят тысячи долларов. Я шла босиком по мраморному полу с золотыми прожилками, когда нас выводили во внутренний двор, и от напыщенности всего этого меня тошнило. У этих людей есть все на свете, с отвращением подумала я, когда мы выстроились в очередь. И вот как они распоряжаются этим.
Подходит моя очередь. Мужчины разного возраста, все они годятся мне в отцы, а некоторые намного старше, некоторые достаточно прилично выглядят, чтобы считаться, по крайней мере, сносными, но я все равно не хочу, чтобы кто-то из них прикасался ко мне.
— Руки прочь от товара, — напоминает им охранник позади меня, когда они смотрят на меня похотливыми, нетерпеливыми глазами, которые говорят мне, что они уже представляют меня раздетой догола, обнаженной для их удовольствия, и для всех других удовольствий, которые они только могут себе представить.
Как бы мне ни было неприятно, что меня называют товаром, я почти благодарна охране за спиной, которая пока держит руки этих людей подальше от меня. Я совершенно уверена, что единственное, что удерживает их от того, чтобы схватить меня и разорвать на части для осмотра, это неуклюжая фигура позади меня… Очень похожая на Хосе.
У меня сжимается грудь от боли при напоминании о Хосе, которого я так долго считала своим защитником, безобидной пассией, человеком, который оберегал меня и мягко отчитывал нас с сестрой, когда мы выходили из-под контроля. Что это за мир, в котором я живу, который может быть настолько жесток к человеку, что это так сильно меняет его? Хосе, который пытался причинить мне боль и сдать меня Диего в отместку за своего брата, это не тот человек, который охранял меня большую часть моей жизни.
На короткую секунду, когда я отворачиваю голову от пожилого мужчины, который просит охранника вывести меня вперед и позволить ему рассмотреть поближе, мне кажется, я слышу звук полузнакомого голоса. Мне кажется, я вижу полузнакомое лицо: точеное, красивое лицо с проницательными голубыми глазами, короткими темными волосами, мускулистым телом, о котором, я помню, думала так, как, я знала, не должна была думать…
Этого не может быть. А потом он проходит мимо одной из девушек в нескольких футах от меня, и я знаю, что мне это не почудилось.
Левин.
Я чувствую, как на моем лице появляется выражение шока за мгновение до того, как мне удается выключить его. Его глаза встречаются с моими, на лице ничего не выражается, за исключением легкого любопытства, и я знаю, что мне нужно делать… Мне приходится притворяться, что я его не знаю, что я не знаю, почему он здесь, даже когда все мое тело начинает гудеть от прилива адреналина от осознания того, что у меня, по крайней мере, есть шанс на спасение. Он жив. Он здесь, чтобы помочь мне. Это должно означать, что мой отец тоже жив. Он послал его закончить работу, которую тот начал.
Несколько минут назад я бы не осмелилась надеяться на это, но сейчас мое сердце бешено колотится в груди. Я едва слышу, как охранник говорит мне отойти в очередь, когда мужчина передо мной заканчивает осматривать меня, мои мысли лихорадочно работают.