Страница 89 из 108
— Интересно, кого ты подразумеваешь под волками и кого под овцами?
Телли опередила Чингиза и с живостью воскликнула:
— Чингиз прав: нужно дать легкий сборный концерт — попеть, потанцевать. Давайте, товарищи, позабавим сельчан!
— Забавлять народ мы будем первого мая, и седьмого ноября, и восьмого марта, и в любой другой день, когда люди захотят повеселиться, а сегодня перед нами иная задача — бороться против кулаков, мулл и кочи! — возразила Баджи.
Халима, молча прислушивавшаяся к спору, с усмешкой заметила:
— Поскольку Чингиз и Телли так озабочены, чтоб наши враги не сердились, лучше всего было б разыграть сейчас шебих об убиенном имаме Гусейне. Уверена, что мулла Меджид и его друзья останутся довольны и поблагодарят нас. Возможно, что они пожалеют лишь о том, что вместо арб с коврами и марсияханов, как это велось испокон веков, у нас — автобусы и женщины актрисы.
Ядовито звучали слова Халимы!
— Тебе, Халима, я посоветовал бы не вмешиваться в наши дела, — хмуро сказал Чингиз. — Сегодня ты здесь, завтра у себя в Узбекистане. Не забывай, что ты — гостья! А нам придется за все отвечать.
— Гость нередко бывает хорошим советником, — так, кажется, в Азербайджане говорят? — заметила Халима.
— Говорят у нас еще и другое: выслушай совет женщины и поступи наоборот! — Чингиз осклабился и с напускным миролюбием сказал: — Впрочем, зачем нам, Халима, спорить? Не лучше ли, как я уже предлагал, поставить вопрос на голосование? Как решат товарищи, так и будет! — Не дожидаясь ответа, он спросил: — Кто за то, чтоб нам совсем не выступать?
Таких не оказалось.
— А кто за то, чтоб дать сборный концерт?
Поднялось несколько рук. Чингиз взглянул на Баджи и Халиму с торжествующей улыбкой и, обращаясь ко всем присутствующим, воскликнул:
— Разгримировывайтесь, товарищи, и готовьтесь к сборному концерту!
— А предложение играть «Могилу имама» почему ты не ставишь на голосование? — возмущенно крикнула Баджи.
Чингиз отмахнулся:
— И так ясно!
Многие были довольны, что спор наконец завершен и, по-видимому, найден выход. Легкий сборный концерт — это тоже неплохо: вряд ли здешний народ избалован концертами с участием столичных актеров-профессионалов. Что ж до «Могилы имама», ее можно будет показать в другой раз — времени впереди достаточно.
Актеры стали переодеваться, перегримировываться.
— И ты, Баджи? — с укором сказала Халима, видя, что Баджи последовала их примеру. — Признаться, не думала я, что ты окажешься заодно с Телли!
— Не торопись осуждать… — Баджи незаметно кивнула Халиме, чтоб та вышла вместе с ней во двор.
— Лучше было б совсем отказаться от выступления, чем в такое время валять дурака в легком сборном концерте! — угрюмо промолвила Халима, когда они вышли.
— А что делать, если так обернулось? Одной рукой в ладоши не захлопаешь.
— Значит, нужно было нам добиться, чтоб было много рук!
— Слушай, Халима… А что, если… Пусть народ соберется на концерт, а там… Эх, если б можно было дать знать сельчанам, в каком положении мы очутились! А что, если мне сбегать в селение?
— Твое отсутствие в бригаде сразу заметят. Лучше б это сделать мне.
— Тебе?.. А эти?.. — Баджи кивнула в сторону ворот, где все еще маячили темные подозрительные фигуры. — Они увяжутся за тобой, как только ты выйдешь за ворота. А от них, в самом деле, добра не жди!
— Я незаметно перелезу через забор, сторонкой.
Вечер был темный. Из темноты доносились глухие голоса. Где-то вдали то и дело раздавались выстрелы.
Как не хотелось Баджи отпускать от себя Халиму — в такую ночь, в незнакомое селение! Но… Слишком мало времени оставалось для размышлений и колебаний, и Баджи, обняв подругу, лишь коротко сказала:
— Смотри, Халима, будь осторожна!..
Минуты идут за минутами, а Халимы все нет. Может быть, не следовало ее отпускать?
Но вот один за другим подле ворот появляются крестьяне. Люди, охранявшие ворота, теперь беспрепятственно их пропускают: уже известно, что актеры отказались изображать на сцене муллу Меджида; что же касается музыки, пения, танцев — пусть шуты базарные играют, поют, пляшут, хоть до утра!
А вот и Халима!
— В саду полно верных людей — они нас поддержат! — шепчет она Баджи…
Легкий сборный концерт!
Телли поет песенку о любви соловья к розе. Чингиз с кинжалом в зубах лихо танцует лезгинку. Сейфулла исполняет комические куплеты.
Немножко музыки, немножко танцев, несколько песенок, куплетов. Всего понемножку! Неискушенные в зрелищах крестьяне полны интереса к происходящему на сцене. И даже те, кто сторожил у ворот, шаг за шагом продвигаются в сад, к сцене.
Небольшой перерыв. Из сада доносятся аплодисменты, одобрительные возгласы, они становятся все громче, восторженней. Баджи обменивается с Халимой понимающим взглядом: пожалуй, настала решающая минута.
Будь что будет!
— Товарищи! — восклицает Баджи, собирая вокруг себя актеров. — Сельчане так хорошо нас принимают! Неужели мы останемся перед ними в долгу — не выполним того, ради чего приехали сюда? Неужели мы обманем доверие, оказанное нам театром, партией, бакинцами?
Актеры радостно возбуждены — они чувствуют, что концерт понравился зрителям. Может быть, в самом деле настала минута, чтоб выступить с «Могилой имама» — выполнить порученное ответственное дело? Успех вселяет в актеров уверенность, смелость. Они готовы действовать.
Но тут раздается голос Чингиза:
— А кто будет отвечать, если случится беда?
Все взоры обращаются к Сейфулле — за ним, за бригадиром, решающее слово.
«Кто будет отвечать?»
Видать, недаром провел Сейфулла не один десяток лет на сцене! Ему ли не почувствовать, когда зритель в руках актеров? С достоинством подняв голову, Сейфулла решительно говорит:
— Я, бригадир, отвечу! — Затем он приказывает актерам: — Немедленно готовьтесь к «Могиле имама»!
Все приходит в движение.
Идя к столику, где баночки с гримом, пудреницы, гребни, растушевки, Баджи сталкивается с Сейфуллой. Опустив глаза, тихо — чтоб никто, кроме Сейфуллы, не слышал, — она шепчет:
— Я не должна была так говорить с вами, товарищ Сейфулла… Я виновата… Простите меня…
И вот события недавних дней развертываются на сцене — террасе бывшего бекского дома, превращенного в сельский клуб.
Зрители не в силах отвести глаз от сцены: они видят, слышат то, о чем лишь смутно догадывались, но что теперь раскрылось перед ними во всей неприглядной наготе.
Вот, оказывается, что творилось вокруг могилы святого имама Али! Вот что представлял собой этот святоша мулла Меджид и его дружки!
В адрес муллы и его приспешников несутся возмущенные возгласы:
— Обманщики проклятые!
— Обобрали трудовых людей!
— Попробуйте только сунуться к нам еще раз!
Негодование зрителей велико. Правда, кое-кто из тех, кто сторожил у ворот, пытается помешать актерам играть, подает с мест глумливые реплики, но они заглушаются гневным шиканьем зрителей и мало-помалу смолкают…
Спектакль окончен. Светлая луна высоко взошла на небо. Пора расходиться по домам, но возбужденные зрители продолжают толпиться у клуба. Они окружают актеров, дружески беседуют с ними, забрасывают вопросами.
— Теперь нам ясно, кто наш друг и кто враг! — восклицает один.
— Спасибо товарищам актерам! — подхватывает другой.
Председатель сельского совета инвалид Сулейман, опираясь на костыль, говорит:
— Большое дело вы сделали, товарищи актеры! Крестьяне у вас в долгу не останутся. Приезжайте к нам чаще!
Сельчане, особенно женщины, присматриваются к Баджи и Телли: шутка сказать — актрисы азербайджанки! Среди любопытствующих выделяется миловидная стройная женщина в платке.
— Это — наша Зарифа, — говорит Сулейман. — Она у нас первая женщина, вступившая в колхоз.
Зарифа застенчиво прикрывает рот платком.
— Будем друзьями! — говорит Баджи, протягивая руку и с интересом разглядывая молодую женщину: впервые в жизни доводится ей видеть колхозницу. — А много вас, женщин, в колхозе? — спрашивает Баджи.